Число государств в современном мире не достигает двухсот, а групп относимых к категории этноса, насчитывается несколько тысяч. Поэтому государств с этнически однородным населением очень немного, а большинство стран – полиэтничны или, используя привычную терминологию, многонациональны. В таких странах проблема отношений между отдельными народами, между большинством и меньшинством становиться важной осью политической жизни. Проблема приобретает особо острый характер, если режим по каким-либо причинам не в состоянии найти формул) взаимоотношений и способы национально – государственной интеграции, приемлемые, по крайней мере, для относительно крупных этнических групп. В такой ситуации зтничность нередко становится платформой для политической мобилизации под лозунгами актономии, суверенитета или независимости.

Россия – полиэтническое государство. Кроме русских, которые составляют 83% населения, в Российской Федерации живут более 170 народов. Одни из них насчитывают более миллиона, другие несколько десятков тысяч человек. Последнее десятилетие было особым для жизни народов страны. Одни называли его временем «взбунтовавшейся этничности», другие – «нового национального возрождения». Совершенно очевидно, что становление гражданского общества в российских условиях взаимосвязано с возросшей этничностью.

С конца 80-х годов в России заметно актуализировались этносоциальные процессы. Выразившись первоначально в культурных течениях, выдвигавших целью возрождение национальных культур, они постепенно стали оказывать существенное воздействие на реформирование политической системы. В настоящее время сформировались основания институционализации новой позиции российских этносов и республик, образованных на их основании: произошло изменение правового статуса республик в составе РФ, избрание в них президентов, утверждение конституций, подписание Федеративного договора и целого ряда двусторонних договоров между субъектами федерации и федеральным центром, принятие законов о языках и об образовании. Эти процессы, протекающие и на юге России, вплетаются в более широкие мировые социально-политические изменения, которые исследователями различных стран связываются с проблемами взаимоотношения христианского и мусульманского культурно-цивилизационных миров. Тем самым этносоциальные процессы в России оказывают влияние и на геополитические сдвиги, происходящие на пространствах от Балкан до Таджикистана.

Важнейшие социальные процессы реформирования различных сфер жизни имеют этническую вариативность. Этничность нередко приобретает декларационные, манифестные формы, становится мобилизующим средством в обретении достоинства, а подчас в коллективном стремлении к преимуществам на социально-политической арене и во многом определяет социальное поведение.

В обществознании термином «этнос» (от греч. ethnos – народ, племя, стадо) как правило, обозначали естественно исторически сложившуюся социокультурную общность людей, отличающую себя от других подобных общностей и фиксирующую это отличие в своем названии (этнониме), а также в других идентификационных символах. В таком значении термин «этнос» оказывается синонимом «народа» или «народности». Следует заметить, что русский термин «этнос» по преимуществу употребляется при изучении традиционных (родоплеменных, тейповых и т.п.) отношений, тогда как английский термин ethnicity (этничность), пришедший к нам из западной социальной антропологии, отражает то, что происходит с «этносами» в условиях глобальной модернизации. В этом смысле «этничность» – это по форме и содержанию современное понятие.

Антропологические исследования показывают, что этническая идентичность часто является реакцией на процесс модернизации. Ещё в 19 веке многие де теоретики полагали, что этничность и национализмы утратят свое значение или даже исчезнут под влиянием модернизации, индустриализации и индивидуализации. На деле наблюдается резкий рост этнической проблематики, особенно после второй мировой войны. В западной социальной науке «ethnicity» (этничность) и тесно связанное с ним понятие ethnic group(этническая группа) получают широкое распространение с 60-70-ых годов.

В большинстве случаев этими терминами описывались классификации народностей, а также отношения между группами, осознающими свою культурную идентичность. Этничность – это не столько вопрос собственности или особенностей отдельно взятых групп, сколько характеристика их взаимоотношений. Культурно очень близкие группы (с общим языком, к примеру) могут относиться друг к другу как разные этносы (случай сербов и хорватов). С другой сторон, возможны значительные культурные различия внутри одной этнической группы. Этничность может быть определена как социальная идентичность, основанная на контрасте взаимоотношения с «другими» и характеризующаяся метафорическим или фиктивным родством. К политическим аспектам этничности относится проблема включения новых этнических групп в традиционно сложившуюся систему отношений.

Этничность непосредственно связана здесь с выигрышными или проигрышными стратегиями во взаимодействиях между группами. А также с созданием новой групповой идентичности. Любая этническая группа формирует комплекс своих идентификационных символов, мифов (к примеру, миф об общем происхождении), ритуалов. В этом смысле этничность имеет как политико-организационный, так и символический аспекты. Причины нынешнего возрастания политического интереса к этничности следует искать в глобальных социально-политических изменениях современности. К числу таких причин можно отнести следующие: Превращение бывших колоний в независимые государства: те, кто раньше назывались «дикарями» и «аборигенами», ныне стали именоваться «этническими меньшинствами». Многие члены племенных (традиционных) этнических групп эмигрировали в метрополии, в Европу и США; их поведение и социализация в современных развитых обществах стала предметом пристального внимания политологов и социальных антропологов. Некоторые этнические группы переселились в городские региональные центры, где они столкнулись с людьми других этносов, обычаев, языков и т.п. Распад социалистических государств реанимировал старые и породил новые этнические проблемы. Оказалось, что «реальный социализм» не смог сгладить или как-то трансформировать энергию этнических конфликтов.

В какой мере современные национальные движения, этническая консолидация объяснялись социальными, политическими, психологическими факторами, а в какой были конструкцией элитарных групп? На этот вопрос должны ответить этнополитики, опираясь на строго представительные материалы. Этнополиология не умозрительна. Она обосновывает выводы системой статистически представительных для народов исследований как в «поясе» республик СССР, так и теперь – республик и других субъектов Российской Федерации.

В настоящее время актуальность этнополиологии в системе научного знания возрастает. Разработка этнических аспектов таких общих социальных проблем, как изменение социальной структуры сфер трудовой занятости, миграционной подвижности и т.п., имеет не только социально-политическую значимость для предотвращения социальных и этнических конфликтов, но и гуманистический смысл, поскольку содействует обеспечению равенства прав и возможностей людей разных национальностей. Вот почему сегодня к профессионализму и гражданской ответственности этнополитологов предъявляются самые высокие требования.

Строгая научная обоснованность этнополитологического анализа диктуется политической значимостью выводов, формулируемых исследователями этого направления. В принятой «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации», безусловно, есть особое этносоциальное поле интересов. В исследование их и возможную корректировку национальной политики призваны внести этнополитологи.

События на постсоветском пространстве дали примеры и мирного межгосударственного «развода» вследствие распада СССР, и насильственных межэтнических столкновений и войн, которые требуют анализа причин и способов регулирования межэтнических конфликтов.

1.2. Объект, предмет и задачи этнополитолоии

В задачи этнополитолоии входят выявление конфликтогенных факторов с целью предупреждения конфликтов и поиск возможных способов их регулирования. Она значительно расширила традиционную для этнополитологии и политологии тематику межэтнических отношений.

Предмет этнополитологии – изучение социально-политических аспектов развития и функционирования этнических групп, их идентичности, интересов и форм самоорганизации, закономерностей их коллективного поведения, взаимодействий этнических групп, взаимосвязей личности, включенной в эти группы, и социальной среды.

Область этнополитологического изучения чрезвычайно широка. Это – этнические особенности социально-политических изменений (прежде всего в среде русских и титульных этносов республик, а также в диаспорах), в том числе тенденции в профессиональных ориентациях, темпы социальных перемещений в этнических группах, внутриреспубликанская и межреспубликанская миграция в Российской Федерации и межгосударственная миграция на постсоветском пространстве, этническая специфика внутрисемейных отношений; тенденции изменений в использовании русского языка и языков титульных народов республик и диаспор в различных социальных группах; соотношение современной и традиционной культуры в социальных группах; роль традиционализма в политической жизни и социальном поведении, процессах модернизации, постиндустриальном развитии; межкультурные взаимодействия,

проблемы межкультурных границ, роль религии в культурной дистанции; этническое самосознание, авто- и гетеростереотипы, внутриэтническая солидарность; этнические интересы и установки на межэтническое общение, межэтнические ориентации, толерантность и нетерпимость, проблемы национализма, социальные и социально-психологические основы межэтнических конфликтов. По существу этнополитология изучает этническую специфику всех значимых социально-политических областей жизни общества, рассматривая их с точки зрения социологических критериев и с применением методики социологического исследования.

В методологии исследований этнополитологи стремятся осуществить комплексный подход, т.е. учитывать особенности не только макросреды – социально-политические и экономические условия в стране, но и мезо- и микросреды – конкретную обстановку в республиках, этнокультурную специфику контактирующих групп и уровень их общения (теоретическую вероятность контактов и характер расселения), различия по типу городов и сел, их этническому составу, а также особенности производственных коллективов, типы семьи и т.д.

1.3. Этнополитология и другие науки

Этнополитолгия в связи с современными потребностями общества углубляет и взаимодействие ее с социальной психологией, социологией, политологией и экономикой.

«Стыковая» с социальной психологией область изучения – этническая идентичность и межэтнические отношения. И именно с социальной психологией различие было наименее четким. Казалось, что вся этнопсихология есть общая зона для этих научных дисциплин. Однако различие в их подходах к исследованию проблем указанной области несомненно существует. Несмотря на постоянное стремление социальной психологии рассматривать проблемы в контексте общества, развитие этой дисциплины в рамках психологии накладывает свой отпечаток. Не случайно социально психологическое направление исследований характерно и для психологии, и для социологии.

О предмете социальной психологии долгие годы идут споры. В ней есть внутридисциплинарный (социальная психология – часть психологии или социологии) и междисциплинарный подходы (социальная психология – смешанная дисциплина на «стыке» социологии и психологии или она захватывает «ничейную землю»). И это имеет непосредственное отношение к этнопсихологическому направлению как части этнополитлогии. Пока конкретные исследования свидетельствуют о том, что два фактора – базовая специализация и научные учреждения, в которых проводятся исследования, - определяют подход в изучении этнопсихологических явлений. В данный период развития науки прослеживается скорее интрадисциплинарный принцип: подобно тому, как социальная психология развивается в лоне и психологии, и социологии, и политологии так и этнопсихология развивается в русле и этнополитологии, и этносоциологии, и социальной психологии.

Примером первого типа исследований служат работы Л.М. Дробижевой, Г.У. Солдатовой, З.В. Сикевич, С.В. Рыжовой по проблемам этнической идентичности, межэтнических отношений, второго - работы В.С. Агеева, Н.М. Лебедевой, А.Н. Оконечниковой и др. по межгрупповым взаимодействиям, по группам старообрядческого населения Кавказа, по группам мигрантов, русским меньшинствам в странах ближнего зарубежья (некоторые ученые называют его «новым зарубежьем»).

Конечно, четких границ между исследованием этнопсихологических явлений, этнополитологами, психологами и этносоциологами провести нельзя. Но все же исследования с психологической ориентацией всегда нацелены на изучение этнопсихологических явлений, которые формируются в процессе непосредственных контактов людей. Под этим углом зрения они изучают и установки, и ценности, и конфликты («мы – они» в непосредственном общении – непременное условие изучения поведения, деятельности людей для психологов). При таком подходе в центре внимания – механизмы взаимодействия и общения.

Для этнопсихологического направления, развивающегося в рамках этнополитологии, характерно внимание прежде всего к содержанию тех же феноменов – ценностей, установок и других психологических образований и процессов влияющих на этнополитические изменения общества. Но одно общение и взаимодействие групп не объясняет всего содержания и направленности мыслей, эмоций, действий, характерных для народов, этнических групп в конкретных исторических условиях. Они определяются социальными интересами, культурными традициями, исторической памятью, политической и экономической ситуацией.

Отношения между этническими группами и обществом, внутри групп, а также между ними обусловливаются, как справедливо отмечает Г.Г. Дилигенский, социальными и политическими институтами, отношениями между большими социальными группами, процессами и событиями исторического масштаба. Взаимодействие личности и общества – это предмет этнопсихологических исследований, проводимых в русле психологии, а изучение через личность социально стратифицированной этнической общности и макросоциальных ситуаций в целом, политических изменений – задача, решаемая в русле этнополитологии. Ввести макросоциальный уровень политико-социальных трансформаций отдельных народов и этносов в социальную психологию стремятся и зарубежные ученые Л. Тэджфел, С. Московиси, и отечественные психологи. И все же, по признанию специалистов-психологов, эта тематика находится на периферии их интересов, а для этнополитологов составляет центральное направление исследований, поскольку без изучения этнополитической составляющей социальных изменений понять психологические явления и процессы в среде народов нельзя.

Что касается политологии и этнополитологии, то зоной общих интересов является поведение электората во время выборов в зависимости от его этнического состава. Для той и другой важно выяснить, например, в какой мере позиция Президента Татарстана М.Ш. Шаймиева будет влиять на голосование татар и русских за кандидатов в депутаты Государственной Думы или за Президента России; в какой степени актуализация русского национального самосознания определяет голосование за Конгресс Русских общин и т.п., как интересно было знать, скажем, влияние исламского фактора при появлении на политической арене партии НУР.

В Российской Федерации в целом и в ее республиках стоит вопрос о доступе к власти людей разных национальностей. Эту проблему тоже анализируют этносоциологи, изучающие представительство национальностей в исполнительных и представительных органах власти, в руководстве банков, предприятий, вузов, различных фирм, на телевидении и в прессе.

Политические интересы существенно влияли на развитие межнациональных и этнополитических конфликтов. Практически в конце 80-х и начале 90-х годов национальные проблемы (точнее – этнонациональные) оказались главными в политической жизни страны. Национальные чувства были мобилизованы и приведены в действие при решении вопросов о сецессии (отделении) ряда союзных республик, прежде всего в Прибалтике, Армении, Грузии, Азербайджане, на Украине, в Молдове. Ученые и политики спорили, в какой мере такие факторы, как изменения в стратификации этносов, социальный диссонанс, интересы политиков, стремящихся к власти, борьба за власть и др., определяют развитие конфликтов, каково их значение на отдельных этапах.

Общество должно знать, на какой тип политического и государственного устройства ориентированы социальные слои разных народов. Все, что связано с этническими интересами и ориентациями в сфере политики, составляет область совместного изучения этнополитологов и политологов. Это касается и этнополитических конфликтов, проблемы ассиметричности федерации.

В ходе экономической трансформации общества также потребовалось изучение этнонациональных факторов. Прежде всего это было связано с экономическим национализмом – мобилизацией этнических чувств для получения права контроля за ресурсами. Кроме того, возникла необходимость в специальном изучении готовности различных этнических общностей к участию в разных формах собственности. Не случайно, например, в Туве закон о частной собственности не принят именно в силу исторических особенностей хозяйственной деятельности. В Саха (Якутии) стоит вопрос о готовности якутов, аборигенного населения, заменить уезжающих русских на добыче алмазов и золота.

Подобные примеры можно продолжать. Как меняется социальная дистанция контактирующих народов в связи с изменениями занятости в разных сферах экономической деятельности и как это будет влиять на социальную и этнополитическую стабильность в республиках? Потребность общества, государства в решении всех этих вопросов существенно расширяет предмет этнической социологии.

Таким образом, этнополитология интегрирует в себе относящиеся к ее сфере знания и методы из социологии, этнологии, социальной психологии, культурной антропологии и, особенно в последнее время, из политологии, прежде всего социально-политической психологии, из экономики.

1.4. Теоретико-методологические основы этнополитолоигии

Этнополитология – междисциплинарное научное направление, и это усложняет методологию этнополитологических исследований. Каждый раз приходится соотносить методологические принципы, позволяющие изучать закономерности общественно-политического развития, развития этнической группы и личности. При таком варианте наиболее общим принципом является принцип деятельности. Деятельность в этнополитологии рассматривается как способ существования человеческого общества, как реализация социальных законов, которые и проявляются через деятельность людей. Через деятельность личность включается в систему общественных отношений. Внутриэтнические и межэтнические отношения являются одним из их видов и сопряжены со всей системой общественных отношений.

Такой подход близок к функционализму Г. Спенсера и Э. Дюркгейма, которые считали, что общественные явления можно объяснить, анализируя их функции в общественной системе.

Применяя принцип деятельности к изучению личности, включенной в этническую группу, этнополитологи, как и социологи, используют ряд социологических подходов для изучения и объяснения различных фактов. Совокупность таких подходов составляет методологию, применяемую в данной области знания.

Один из них – культурологический, согласно которому поведение людей рассматривается и объясняется через господствующие в той или иной культуре ценности и правила поведения. Например, в обществе, где человеческая жизнь ценится очень высоко, террор и убийства будут осуждаться, в то время как среди чеченцев террор может рассматриваться как героическое достижение целей. Другой подход – рассмотрение фактов через совместную социальную деятельность людей, в ходе которой возникают особые коммуникативные связи. Н. Смелзер называет этот подход «коллективистским». Он помогает понять, как люди, связанные представлениями об общем происхождении, образуют группу с целью защиты своих интересов. С помощью этого подхода анализируют соперничество, конкуренцию и конфликты.

Понять поведение людей в сферах, затрагивающих этнические стороны их бытия, помогает также подход, который выявляет взаимоотношения. Согласно данному подходу, взаимодействия людей друг с другом обусловлены ролями. Роль – это поведение людей, которого ожидают от них, когда они занимают определенную позицию в группе. У человека бывает множество ролей: и в семье, и на работе, и в неформальных образованиях, в каких-то общностях, группах. Например, когда началось Карабахское движение за отделение от Азербайджана, армяне ожидали его поддержки от своих соплеменников, где бы они ни жили. Наконец, очень важный подход - психологический. Он объясняет поведение людей как личностей, т.е. не просто как индивидов, а людей, включенных в этническую группу в том смысле, что в их представлениях или поведении присутствует в той или иной мере этничность. С точки зрения этого подхода, этническая идентичность, взгляды, мотивы поведения, социальные установки, ценностные ориентации понимаются как результат взаимодействия личности и общества, влияния среды, в том числе этнической, на личность в процессе ее социализации и деятельности. При раскрытии конкретных тем мы еще не раз вернемся и к методологии их изучения. Она достаточно разнообразна, поскольку практически в поле зрения этнополитологов оказались все те социально значимые проблемы, в которых играли роль этнические особенности.

В 60-х гг. XX в. в американской политической науке для определений связи между этнической принадлежностью людей и их политическим взглядом был введен термин «этнополитика». Затем этим понятием стали обозначать специальную область научных исследований, связанных с изучением социальной основы национальных процессов. Интерес к этнополитическим сюжетам возрос особенно в связи с таким явлением глобального характера, как «этническое возрождение», с которым столкнулись многие страны, независимо от их географического положения и уровня социально-экономического развития. Это привело к институционализации такой специальной научной дисциплины, как этнополитология.

По мнению многих исследователей, своим появлением этнополитология обязана прежде всего работам американских ученых М. Поренти и Дж. Ротшильда, которые первыми сформулировали представление о предметной области этой дисциплины. В частности у М. Поренти ее доминантой выступает «взаимосвязь этнической идентификации и политического выбора».

Для Дж. Ротшильда предметом этнополитологии является «политическое» содержание этнической действительности»: условия и природа процесса политизации этничности.

В отечественной литературе интерес к этнополитологии возрос после развала СССР и усиления политических притязаний региональной этнократии. Некоторые исследователи полагают, что она изучает, «с одной стороны, этническую, а с другой – политическую действительность» (Г. Марченко). Такое общее представление о предмете этнополитологии не позволяет сформулировать ее конкретные исследовательские задачи.

Если этнополитология является специализированным направлением научных исследований в политологии, то необходимо делать и соответствующий акцент в определении ее предметной области Этнополитология изучает содержание этничности с точки зрения ее политического измерения, а также этносы (этнические группы) как субъекты политического процесса. Некоторые отечественные исследователи определяют этничность как особую характеристику субъективности, состоящую «в ощущении, переживании индивидом своей принадлежности к определенной группе или общности людей». (Н.Скворцов). При этом речь идет об этничности как этнической идентичности, которая состоит в «субъективном, символическом или эмблемотическом употреблении какого-либо аспекта культуры, чтобы отличать себя от других групп».

В настоящее время в этнополитологии сложились два подхода к пониманию природы этнической идентичности: примордиалистики и конструктивистский.

В рамках первого подхода этническая идентичность является основным, изначальным и «естественным» признаком социальной структуризации общества. Этническая идентичность проявляется в общности языка, территории, религии, материальной культуры, традиционных норм регуляции, в том числе, например и стереотипов политического поведения.

В рамках другого подхода этническая идентичность – это не объективная реальность, а субъективная конструкция зтноэлит, «которые, извлекают, искажают, а иногда даже фабрикуют материалы из культур тех групп, которые данные элиты стремятся представлять, чтобы защитить свое благосостояние или существование, добиться политических или экономических преимуществ для соответствующих групп, а также для самих себя» (П. Брасс), при таком подходе этническая идентичность проявляется прежде всего в символическом универсуме, сконструированном этноэлитами, обладающими символическим капиталом власти. В структуру этого универсума входят политические представления, мифы, идеалы, ценности.

Общим для этих двух подходов является признание доминирующей роли национального самосознания в процессе этнической идентификации. Поэтому обязательным условием политической активизации этноса является «пробуждение» национального самосознания («этническое возрождение»).

Различие между этими подходами проявляется прежде всего в разных интерпретациях содержания геополитических процессов. Сторонники примордиалисгского подхода рассматривают этнос как самостоятельный субъект политики, обладающий собственными интересами, сопряженными с социально-демографическим и этнокультурным воспроизводством. Этнополитическая активность объясняется при этом неравномерными темпами социально – экономического развития этнических общностей в полиэтническом государстве. Складывающееся неравенство осознается как коллективное этнонациональное угнетение и становится источником этномобилизации. К причинам этнополитической активности относят также и навязывание центром или доминирующим этносом менее развитым регионам образцов социального функционирования.

Представители конструктивистского подхода исходят из того, что этноэлиты, мобилизующие на политическое участие этническую группу, руководствуются не соображениями сохранения этнокультурной самобытности, создания правовых и социально – экономических условий для развития этнической общности, а узкогрупповыми интересами. В условиях неразвитой структуры политических институтов формирование политических элит происходит на свободной основе, что выступает предпосылкой для «приватизации» политической власти в пользу отдельного клана.

На актуализацию тех или иных этнополитических сюжетов в исследовательской практике оказывают влияние как научные традиции цивилизациониого характера, так и социокультурная специфика «национального вопроса» в том или ином регионе. Так после распада СССР основой политического развития новых независимых государств стала матрица этнической идентификации и принцип «jas puri sanguinis» («право чистой крови»). Национальное в культурно – этническом смысле все более подменяется этнополи-тическим, и национализм повсеместно приобретает характер агрессивной автократии. В России почти во всех бывших автономиях возникли национальные движения, этнокротические притязания которых создают поле повышений этнополитической напряженности.

На главную страницу

ТЕМА 2. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 2.03!

2.1. Теория этногенеза в современном обществе

Это научное направление, которое изучает происхождение и развитие этносов, этнонаций. Оно получило свое развитие прежде всего в среде советских и российских ученых. Западные же школы этнологии, как правило, ограничиваются изучением «примитивных», «дописьменных» народов. В результате, как это ни парадоксально, французы как этнос изучены хуже, чем папуасы из Гвинеи. Не соответствует его потенциалу и исторической роли и уровень изучения этнической природы русского народа. В США в основном живут не автохтонные народы, а этнонациональные группы и меньшинства. Получается, что там как бы и нет предмета для этногенеза, кроме американских индейцев, которые, как правило, загнаны в резервации. Европоцентризм тоже не мог выйти к единой методике изучения «нецивилизованных» народов и европейцев. Таких «цивилизационных» ограничений чрезмерно много в этногенезе, в изучении этнонаций. Исследование же этнонаций в России всегда носило в себе элемент этногенеза, ибо речь идет прежде всего об этнографии и истории коренных народов – русского и других. Кроме того, этногенез в России – это не только изучение истории отдельных народов, но и изучение феномена полиэтничности в России, если можно сказать, полиэтногенеза, т. е. изучение истории становления многонационального, полиэтнического народа Российской Федерации. Наиболее активным субъектом этнонациональных и этноиолитических процессов в России закономерно является русский этнос, этнонация, русский народ. Этногенез народов – это не автономное явление, как мы уже отмечали, он проходит через призму и на фоне эволюции политических процессов и действий политических режимов. Этногенез – это еще исследование процесса смешения аборигенов – субстратов и пришлых – суперстратов в процессе возникновения нового этноса при политическом господстве местного или пришлого населения. Это видно в том числе на примере истории становления русского и других народов нашей страны. Этногенетичсские процессы – это прежде всего самостоятельное этническое развитие, а также этнослияние ранее самостоятельных племен и народов, родственных по культуре и языку, их этническая консолидация в единую этнонацию, как это происходило при становлении русской этнонации, а потом и нации-государства из древлян, полян, вятичей, кривичей и т. д. Этническая ассимиляция происходила как процесс растворения этнических групп в составе более крупного этноса и этнической колонизации нового этноса. С другой стороны, это и образование разных этнонации из единых корней, как это происходило между русскими, украинцами и белорусами. Таких примеров предостаточно в Европе и Америке. Межэтническая интеграция как процесс взаимодействия народов в едином государстве может привести к формированию суперэтносов вроде советского народа, многонационального народа России. Это то, что мы называем полиэтногенезом.

Историческая многонациональность России прослеживается от «Повести временных лет» до наших дней. При этом складывается определенная историческая память народа, опыт развития, взаимодействия и взаимовлияния. Здесь, конечно, огромное воздействие на характер этих процессов оказывают политические режимы, самочувствие и политическое волеизъявление наиболее крупных этнонации. Этническое, этнонациональное развитие исторически всегда сопровождается межнациональным взаимодействием, интернационализацией многих сфер совместной жизнедеятельности. В ходе развития человеческого общества она охватывает целые континенты, а теперь уже и весь мир. Глобализация – это не только растворение, уничтожение самобытности, но и возможности глобализации самого самобытного.

Этносы и этногенез: школы и подходы

Еще американский ученый Л. Морган в своей работе «Первобытное общество» определил этапы развития народов: «дикость»; «варварство»; «цивилизация». Австро-марксист О. Бауэр подчеркивал, что «народность – союз родственных родов», а нации – «союз родственных народностей». Отсюда, видимо, пошло и марксистское, советское деление этнонации на нации и народности. «Этническая общность... явление биофизическое», имеющее «космическое происхождение», – доказывает Л. Гумилев. Этнограф В. И. Козлов требовал «отказаться от племен и народностей и всех назвать этносами». Биологические теории развития этнонации были у Р. Шпренгера и П. Вейсмана, которые даже пытались доказывать, что «протоплазма, передающаяся в половых клетках из рода в род в неизменном виде, является носительницей национальных особенностей».

Теория эволюционизма. Чарльз Дарвин, Герберт Спенсер, Эдуард Тейлор, Адольф Бастиан, Шарль Летурно, Льюис Генри Морган объясняли развитие народов и культур на основе единых для всего человечества универсальных законов. Существующие различия народов они объясняли не расовыми различиями, а лишь ступенями их развития. При этом Э. Тейлор в своей работе «Первобытная культура» исходил из тезиса, что человек – часть природы, поэтому люди везде одинаковы. Разнообразие же – это лишь множественность развития. Л. Г. Морган («Древнее общество»), как мы уже говорили, исследует родовое общество, родовой строй, семейно-брачные отношения через призму периодизации истории человечества. И у любого этноса на определенном этане развития формируется соответствующий уровень политической организации, определенные отношения к территории и собственности. Выводы делались и такого характера, что все народы идут по одному пути, но вершиной являются европейские народы и цивилизации. Отсюда и оправдание колонизации как «помощи» «примитивным», отсталым народам, чтобы они скорее достигли передового уровня развития. Такие теории и подходы до сих пор имеют место, хотя их постепенно опровергает жизнь. Кроме того, уровень развития этнонации часто фактически ставится в прямую зависимость от уровня их политической организации и в понятном для евроцентристов варианте, в соответствии с их схемами. А этот процесс все же многообразнее и различен в разных странах и на континентах.

Теория диффузионизма. Она основывается на идее распространения культур через контакты с народами, заимствование и взаимодействие. Фридрих Ратцель в работе «Народоведение» главную роль в формировании этносов и культур уделял географической среде. Смешение, переселение и завоевания этносов являются объективными основами и формами развития этнонациональных процессов. При этом доказывается наличие нескольких центров культур становления этносов: «Народ не создатель культуры, а ее носитель» (Лео Фрабениус). Фориц Грсбнер в работе «Метод этнологии» гениально доказал, что все необходимые элементы культуры в той или иной степени есть у всех народов. Это вывод, который до сих пор не дошел до расистов и нацистов. Культура – живой организм живой органической среды, где и формируются этнонации, а потом и нации-государства. И этот процесс, бесспорно, исторический.

Социологическая теория. Основоположник – Эмиль Дюркгейм. Для него главное значение имеют социальные факторы развития этноса. Основная черта стабильного общества – солидарность людей, отдельных этнонации друг с другом. Она развивается по линии усложнения – от рода до империи. Таким образом, закономерно этнонациональные процессы довлеют к многонациональным сообществам. Кроме того, еще тогда было отмечено, что человеческое сознание существует в индивидуальном и в коллективном измерениях. Это очень важный вывод для зашиты не только прав человека, но и прав народов. Эта идея до сих нор недоступна многим ученым и депутатам Государственной Думы Российской Федерации. Люсьен Леви-Брюль доказывал дологичность в мышлении первобытных народов, где причины и следствие смешаны, где эмоции довлеют над разумом. Народ же он определял как «комплекс коллективных представлений». Многообразие этнонационального невозможно разместить в схемах и ячейках.

Теория функционализма. Основоположники – Рихард Турнвальд и Бронислав Малиновский. Главная идея: культура, этнос – это функциональное целое, выполняющее определенную функциональную роль, в том числе, видимо, и в сфере политики. «Различия в культуре – это различия в способах удовлетворения элементарных человеческих потребностей», – пишет Б. Малиновский в своей работе «Научная теория культур».

Абрам Кардииер – этнопсихологическая школа – отмечал, что главное – это детские впечатления. Рут Бенедикт говорит о наличии у каждого народа специфической для него «базовой структуры характера», которая передается из поколения в поколение. Следовательно, в ареале определенной, самобытной этнонации формируется и специфический тип личности. Для этнополитологии данная школа достаточно важна и близка, ибо этнонациональные явления рассматривались во взаимосвязи между различными явлениями и сферами общественной жизни.

Теория структуриализма. Эдуард Эванс-Придчард и Клод Леви-Стросс – представители данной теории. Этносы для них прежде всего система символов, отражающих структуру культуры как продукта вечного человеческого сознания.

В современных условиях все больше убеждаешься, что невозможны универсальные этнологические теории, а значит и универсальные теории этнополитологии. Постмодернизм признает наличие различий в этнокультурных проявлениях и соответствующие особенности развития политических процессов в различных странах, в различной этнополитической среде.

Сделаем некоторые выводы:

1) Совокупность общностных характеристик – язык, территория этногенеза, самосознание, культура, обычаи и традиционная система норм, специфика хозяйственной деятельности и др.- позволяют очертить некоторые границы этнической общности. Способность к самозарождению и саморазвитию является сущностной характеристикой субстанциальной природы этноса.

2) В качестве механизма самозарождения и саморазвития этноса можно выделить адаптацию к природной и к социальной среде. Она выступает основанием для формирования внутриэтнических связей и определяет их взаимозависимость. Последнее, в свою очередь, придает этносу системную целостность.

3) К системообразующим связям, присущим этносу как природно-социальной целостности и обеспечивающим его воспроизводство и выживание, можно отнести: форму расселения и способы хозяйственной деятельности в определенной природной среде, способы воспроизводства численности и поддержания возрастной структуры, а также институты, обеспечивающие внутриэтническую сплоченность и устойчивость первичных коллективов (родовые структуры, сельские общины, городские коммуны).

4) Природная среда – территория этногенеза, климатические условия, ландшафт – выступают не просто одной из характеристик этноса, запечатленных в национальном самосознании, а исходным условием формирования этноса как природно-социальной целостности. Поэтому нарушение связи этнос-природная среда вызывает активизацию этнической жизни, как естественную реакцию, направленную на самосохранение и самовоспроизводство коллектива.

5) Социальная субъектность этноса – как активность в природной и социальной среде – определена механизмом самозащиты и самовоспроизводства. Однако на разных этапах социально-исторического развития этноса (традиционном и индустриальном) носителем этого качества выступают различные институты. В традиционном обществе это – семья, традиции, первичные (родовые и поселенческие) управленческие структуры. В индустриальном – государство, система образования, институты культуры и науки. При совпадении этноса и государственности этническая субъектность становится составной частью социальной активности более широкого социального образования – государства; при их несовпадении этническая субъектность может сохраняться как потенциальное качество, способное проявиться как основа политической активности этнических групп в условиях полиэтничного государственного образования.

2.2. Этнос и нация в социологической интерпретации

Во второй половине нашего столетия усилились процессы, характеризующиеся всплеском осознания своей этнической идентичности – принадлежности к определённому этносу, «этнической общности». Значение термина «этнос» до сих пор остаётся неоднозначным. Российские этнологи и психологи рассматривают этнос как реальную социальную группу, сложившуюся в ходе исторического развития общества. За рубежом другой подход к изучению этнической общности, они рассматриваются как социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий политиков и творческой интеллигенции для достижения коллективных. Прежде всего, обеспечение социального комфорта в рамках культурно-однородных сообществ. В качестве этнодифференцирующих характеристик могут выступить самые разные признаки: язык, ценности и нормы, историческая память, религия, представления о родной земле, миф об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство.

Значение и роль признаков восприятия членов этноса меняется в зависимости от особенностей исторической ситуации, от стадии консолидации этноса, от особенностей этнического окружения. Этнодифференциирущие признаки отражают чаще всего элементы духовной культуры. Но отражение может быть более или менее адекватным, более или менее искажённым, даже ложным. Иными словами, этническая общность – это, прежде всего общность представлений о каких-либо признаках, а не сама по себе культурная отличительность. Не случайно, попытки определить этнос через ряд признаков постоянно терпели неудачу, тем более что с унификацией культуры количество этнодифференцирующих неуклонно сокращается.

Итак, с позиции психолога можно определить этнос как устойчивую в своём существовании группу людей, осознающих себя её членами, на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодифференциирующие.

Рост этнической идентичности рассматривается как одна из основных черт развития человечества во второй половине ХХ века. Интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попытки реанимировать старинные обычаи, фольклор и т.д. до стремления создать или восстановить свою национальную государственность. Пример тому – СНГ. Рост этнической идентичности может привести к кровопролитным войнам.

В России живут более 130 народов и народностей (с 44 религиозными конфессиями). Возникает вопрос: что представляет собой многонациональная общность людей, именуемая Россиянами? Почему мы охотно признаем наличие американской нации, представляющей сплав различных народов Запада и Востока, многие из которых сохраняют свой язык, национальные особенности и традиции, и в то же время не решаемся говорить о многонациональной российской нации? Ведь никто еще не доказал, что нации могут возникать только на основе сближения, смешения, слияния до национальных форм общности людей – родоплеменных образований и народностей. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что в рамках многонационального государства на основе объективных процессов возникает тенденция складывания «многонациональной нации».

Некоторые ученые предлагают отказаться от понятия нации. Но определение нации нужно, без него такие важнейшие производственные понятия, как «национальная культура», «национальная самосознание», «национальная жизнь» просто повисают в воздухе. Идут поиски нового определения нации. Так, В.М. Межуев считает, что «нация есть форма национального объединения и национальной жизни людей в условиях «гражданского общества», основанной на личной – экономической, правовой и духовной – самостоятельности индивидов.

Это определение нации, новое по форме и содержанию, вызывает возражение не только потому, что «нация» определяется через «национальное» Главное в том, что определение нации в лучшем случае может быть отнесено лишь к западному типу развития, но никак не к Востоку. Оно не может быть отнесено и к России, ибо у нас никогда не было гражданского общества – ни в дореволюционный, ни в советские периоды. А нация была и есть.

2.3. Характеристики этноса и нации в этнополитологии

Этнос.

Если настолько важно осознание человеком своей принадлежности к определённому народу, поиски его особенностей – в том числе и особенностей психики – оказывают столь серьёзное влияние на отношение между людьми, то совершенно необходимо изучение психологического аспекта этнического фактора.

Почему же происходит кризис национальной идентичности, ведущей к пробуждению сознания народа? Каковы психологические причины роста этнической идентичности, почему именно этнические общности часто оказываются аварийными группами поддержки в ситуации острой социальной нестабильности, какие стратегии используются людьми для поддержания коллективной этнической идентичности?

Социологические школы объясняют рост этнической идентичности:

а) реакцией отставших в развитии народов на этнокультурное разделение труда, порождающее экономическую и технологическую экспансию народов более развитых.

б) мировой социальной конкуренцией, в результате которой интенсифицируется внутри этническое взаимодействие, несмотря на унификацию материальной и духовной культуры.

в) повышением влияния больших социальных групп в экономике и политике и облегчением процессов их сплочения благодаря средствам массовой коммуникации.

Социального психолога этнос интересует, прежде всего, как психологическая общность способная успешно выполнять важные для каждого человека функции:

1) Ориентировать в окружающем мире, поставляя относительно упорядоченную информацию;

2) Задавать общие жизненные ценности

3) Защищать, отвечая не только за социальное, но и, подчас, за физическое самочувствие

Человеку всегда необходимо ощущать себя частью «мы», и этнос – не единственная группа, в осознании принадлежности к которой человек ищет опору в жизни. Среди таких групп можно назвать партии, церковные организации и т.д. Многие люди целиком «погружаются» в одну из подобных групп, но в них стремление к психологической стабильности не всегда может быть реализовано. Состав такой группы постоянно обновляется, сроки их существования ограничены во времени, самого человека могут из группы исключить.

Всех этих недостатков лишена этническая общность. Это межпоколенная группа, она устойчива во времени, для неё не характерна стабильность состава, а каждый человек обладает устойчивым этническим статусом, его невозможно «исключить» из этноса. Благодаря этим качествам этнос является для человека надёжной группой поддержки.

Обращаясь к членам общества Бнай Брит в 1926 г., Зигмунд Фрейд сказал:

«Меня не связывали с еврейством (признаюсь в этом к своему стыду) ни вера, ни национальная гордость, потому что я всегда был неверующим, хотя уважение к тому, что называют «этическими нормами» человеческой цивилизации мне прививалось. Я везде старался подавить в себе склонность к национальной гордости, считая это вредным и неправильным; меня беспокоили подобные явления в народах, среди которых мы, евреи, живём. Но было много другого, что делало евреев и еврейство неотразимо притягательными – много смутных эмоциональных сил, тем более сильных, чем труднее они поддавались выражению словами, а также ясное осознание внутреннего тождества с ними, уютное сознание общности психологического устройства. Кроме того, было ощущение, что именно своему еврейскому происхождению я обязан проявлению у меня двух черт, свойственных мне в течение всей моей жизни. Будучи евреем, я чувствовал себя свободным от многих предрассудков, ограничивающих интеллект других людей; будучи евреем, я готов был примкнуть к оппозиции, не заручаясь согласием «сплочённого большинства».

Этим заявлением он иллюстрирует основные параметры положительного ощущения идентичности. Это единственный случай, когда Фрейд использовал термин «идентичность» не просто мимоходом, а в очень существенном этническом смысле.

Нация.

Признаки нации.

Общность языка. Казалось бы, что может быть более естественным и необоримым признаком нации? Но ведь давно известно, что в Швейцарии четыре языка, четыре этнических общности – германо-швейцарцы (65% всего населения), франко-швейцары (18,4%), итало-швейцарцы (9,8%), реторманцы (0,8%) – но есть единая швейцарская нация.

Возьмем пример из нашего бытия. 30% казахов не знают казахского языка, пользуются русским языком. Так что эти 30% казахов не относятся к казахской нации?

Общность территории. Этот признак нации тоже казался незыблемым, однозначным. Однако далеко не всегда он приближает нас к определению нации. Скажем, русские в национальных республиках СССР, конечно, относились к русской нации. Тогда можно было говорить об общности большой территории – СССР. А как быть теперь, когда бывшие советские республики стали независимыми, суверенными государствами и на многих новых границ России с обеих сторон сооружаются пограничные столбы? Как быть с теми русскими, которые остаются в этих государствах? Что они перестали относится к русской нации на том основании, что они потеряли общность территории с русским населением России?

Общность экономической жизни. Этот признак сыграл, как нам представляется, свою историческую роль. Нации сложились на основе становления индустриального, капиталистического общества. В Европейском Экономическом Сообществе при полном сохранении наций устанавливается западноевропейская общность экономической жизни, границы становятся действительно прозрачными, вводится единая валюта.

Все это позволяет сделать вывод, что прежнее «четырех признаковое» определение нации не отвечает реалиям совершенной жизни.

В основу выработки нового определения нации следует, на взгляд В.Д. Зотова, положить такую фундаментальную ценность, как общность духовной жизни. Что касается общности психического склада, т.е. того, что отличает область чувств, привычек, традиций, обыденного сознания данной нации от другой, то она является производной от общности духовной культуры, а не наоборот. Другим важным компонентом национальной общности людей является их самосознание, которое тоже относится к сфере духовной культуры.

При этом следует иметь в виду, что национальное самосознание – это не часть национальной духовной культуры наряду с другими частями, а ее стержень. Именно в самосознании нация определяет свои общие, коренные интересы, цели и идеалы, свое лицо в многонациональном мире, свое отношение к другим нациям и государствам. Другими словами, нация есть не только объективная, но и субъективная данность, представители которой говорят в отношении себя «это мы», а в отношении других «это они».

Особенно следует о таком признаке нации как наличие государственности. Исторически сложилось так, что русская нация (не русский этнос, а русская нация, начало складывания относится к 17 веку), послужившая основной российской государственности, всегда развивалась в условиях многонациональной Среды и не отделяла себя от нерусских народов ни национальными, ни расовыми барьерами. Смешанные семьи занимают высокий процент в населении России. В Чувашии, например, 98% подростков из чувашско-русских семей именует себя русскими.

Как в бывшем СССР, так и на территории современной России живут представители более ста наций, народностей и этнических групп. В начале ХХ века они обладали различной исходной базой – от жизни в условиях примитивной организации хозяйства до капиталистической системы экономических отношений. Соответственно большим был разрыв и в уровне культуры. Разнообразие обычаев, традиций дополнялось серьезными различиями в приобщении к достижениям человеческой цивилизации. На уклад жизни влияли религиозная обстановка, историческое прошлое, языковые особенности, степень развитости контактов с другими нациями и народностями. Специфика проявлялась и в быте, стиле ведения домашнего хозяйства, в одежде, утвари, в семейных отношениях.

Все это многообразие общественных связей внутри каждой нации, народности и этнической группы и между ними образовывало самые различные оттенки, типы и формы национальных и межнациональных отношений.

Совместная жизнедеятельность не могла не порождать проблемы, противоречия.

В отечественной научной литературе сложился большой отряд исследований, которые посвятили свои работы истории многих наций, состоянию национальных отношений, самым различным аспектам развития национальных культур, языка, обычаев и традиций.

Однако исследователи, будучи, как правило, представителями одного из направлений обществоведения, концентрировали свое внимание на вопросах, которые волновали их в большей степени. Экономисты в основном анализировали материально-техническую базу, развитие производительных сил национальных республик, решали вопрос их соответствия или несоответствия потребностям народнохозяйственного комплекса. Уязвимой чертой этих исследований было практически полное игнорирование всех и всяческих национальных особенностей, исходя из того что процесс интернационализации экономики делает ненужным и необязательным учет характеристик, не связанных непосредственно ни с производительностью труда, ни с эффективностью производства. Для многих экономистов рабочая сила была сведена до некоторого символического работника, который был нередко бесполым, безвозрастным, но и безнациональным. Более того, под флагом интернационализации экономической жизни творилось беззаконие, попрание суверенных интересов и прав наций и народностей.

В работах историков (Ю.В. Бромлей, М.А. Губогло, Ю.Кахк, В.И. Козлов, А.А.Сусоколов, К.В. Чистов) как правило, характеризовались этапы решения национального вопроса, опыт осуществления национальной политики в различных регионах страны. Часть работ была посвящена путям и средствам развития отдельных сфер национальной жизни, главным образом в сфере экономики и духовной жизни. Определенный интерес представляют работы, посвященные становлению двуязычия, роли русского и национальных языков в создании культуры. Немало исследований - и исследований интересных - были связаны с анализом этнографических проблем жизни тех или иных наций, народов и народностей.

В работах философов (Э.А.Баграмов, А.М. Егизарян, И.П. Цамерян и др.) и социологов (Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева и др.) чаще всего рассматривались проблемы социально-классовой структуры, социальные проблемы развития культуры, языка, образования и быта. При этом, характеризуя национальные отношения, нередко акцент делался на позитивных процессах, свидетельствовавших о расцвете национальных культур, о сближении образа жизни наций и народностей, и совсем недостаточно на том, с какими противоречиями сталкивалось осуществление национальной политики, какие процессы происходили в экономических, социальных и политических отношениях, какие нерешенные вопросы возникали в ходе взаимодействия культур различных наций.

Нация как политическая сила

Возникновение нации нельзя рассматривать как автоматическое следствие формирования единого геосоциального организма. Для ее образования необходимо, чтобы люди не просто входили в состав одного единого социоисторического организма, не просто составляли его население, но признавали бы его своим отечеством, а себя рассматривали как соотечественников.

А это невозможно без того, чтобы основная масса населения этого социоисторического организма осознала бы его объективные интересы, причем осознала бы их как свои собственные интересы. А такое осознание могло родиться лишь в ходе борьбы за удовлетворение насущных потребностей функционирования и развития этого социоисторического организма. Лишь в процессе такой борьбы могла вызреть идея национального единства, без которой нация не смогла бы оформиться.

Начавшемуся после возникновения городов складыванию широкой экономической общности мешала феодальная политическая раздробленность. Поэтому объективной необходимостью стала ее ликвидация, создание единого централизованного государства. В классовом обществе объективные интересы общественного развития всегда выступают как интересы определенных классов, слоев, группировок. За ликвидацию феодальной раздробленности выступали горожане и крестьяне, страдавшие от феодальных междоусобиц, а также некоторые слои класса феодалов. Опираясь на эти силы, королевская власть повела борьбу за создание централизованного государства. Там, где она успешно осуществляла свою задачу, объединительное, ранненациональное движение масс не получило самостоятельного значения. Слои населения, заинтересованные в объединении страны в политическое целое, выступали не столько как самостоятельная политическая сила, сколько просто как опора королевской власти.

Лишь в критические периоды истории таких стран объединительное, ранненациональное движение масс могло в какой то степени приобрести самостоятельный характер. Примером могут послужить, например, события во время Столетней войны во Франции, связанные с именем Жанны д'Арк. Они свидетельствовали о начале формирования особой политической силы, которая в дальнейшем получила название нации.

Начавшееся еще в ходе борьбы за создание единого централизованного государства формирование нации могло окончательно завершиться лишь с утверждением капиталистических отношений. На определенном этапе развития единого геосоциального организма объективной потребностью стало его полное преобразование из феодального в капиталистический.

Но были общественные силы, которые стояли на страже отживающего общественного порядка. Именно поэтому настоятельно нужным стало, чтобы все слои населения, интересы которых совпадали с интересами развития общества, осознали последние как свои собственные и поднялись во имя их на борьбу. В результате интересы геосоциального организма были на деле осознаны как интересы отечества, а задача окончательной ликвидации феодальных порядков предстала как такая, которую должна решить нация. Таким образом, общественная сила, выступавшая против феодализма, осознала себя силой патриотической, национальной, т.е. нацией.

Антифеодальное политические движение выступило как национальное, чему, например, в ходе Великой Французской революции способствовали попытки иностранных держав путем интервенции восстановить старый строй. «Отечество в опасности!» - эти слова поднимали людей на борьбу. Понятия «революционер» и «патриот» в то время совпадали.

Но национальная идея доминировала в ходе этой революции с самого начала. Достаточно вспомнить такие названия, как «Национальное собрание», «национальная гвардия. В ходе буржуазной революции окончательно утвердилась идея отечества, оформилось национальное самосознание и тем самым завершился процесс формирования нации.

Консолидация ранее экономически обособленных областей в единую хозяйственную общность была результатом втягивания их в общий торговый оборот, возникновения единого рынка в масштабах страны. Важнейшим средством общения является язык. Поэтому экономические связи легче всего завязывались между областями, население которых говорило на одном языке или на близкородственных языках, т.е. принадлежало к одной этнической общности или же родственным этносам.

В свою очередь установление прочных экономических связей между областями способствовало слиянию родственных этнических общностей в одну, а также стиранию граней между субэтносами и этнографическими группами, на которые они ранее распадались. В идеале все население такого единого геосоциального организма должно было бы образовать одну этническую общность. Оно же в идеале должно было составлять и одну нацию. Таким образом, те же самые объективные процессы, которые привели к образованию нации, имели своим результатом метаморфозу этноса. Сказалось на этносе и само по себе появление нации.

Этнос есть явление историческое. Возникнув, он не остается неизменным. Можно выделить три стадии его развития. На первой стадии этнос состоит из большего или меньшего числа субэтносов, и каждый из членов этноса обязательно входит в один из субэтносов. Субэтническое самосознания на этой стадии нередко доминирует над этническим. Человек прежде всего осознает себя членом субэтноса и лишь затем этноса. Язык этноса на этой стадии существует как совокупность множества диалектов. Нередко в качестве общего письменного языка выступает чужой язык (латынь в Западной Европе, старославянский в Древней Руси). Такую этническую общность можно было бы назвать ранним этносом.

Для позднего этноса в отличие от раннего этноса характерно доминирование сознания принадлежности к этносу, этнического самосознания. Субэтническое самосознание, если и сохраняется, то отходит на второй план. Однако чаще всего субэтносы превращаются в этнографические группы. Определенная часть людей начинает входить в этнос, минуя субэтносы и этнографические группы. Возникает общий литературный язык этноса, близкий к разговорному. В основу литературного языка обычно кладется один из диалектов языка этноса. Нередко превращение раннего этноса в поздний связано с вызревание предпосылок капитализма, но это вовсе не обязательно.

Зарождение и развитие капитализма имеет одним из своих следствий превращение позднего этноса в позднейший этнос. Выше уже говорилось о завязывании прочных экономических связей и возникновении рынка в масштабе всей страны. Это ведет к резкому возрастанию подвижности населения и его интенсивному перемешиванию. Повсеместно распространяется грамотность. В результате распада крестьянских общин постепенно исчезает простонародная, прежде всего крестьянская культура, которая выступала в качестве культуры этноса. Ее замещают элитарная и городская культуры, которые, слившись воедино, постепенно проникают в самые широкое слои населения и становятся общесоциорной национальной культурой. В итоге постепенно исчезают субэтносы и этнографические группы. Поначалу бóльшая часть людей, а затем и все они прямо входят в этнос.

Оформляется такой общий литературный язык, который одновременно функционирует и в качестве общего разговорного. Язык позднейшего этноса существует не в диалектах, не как совокупность диалектов, а как бы рядом с ними, постепенно поглощая и вытесняя их. Этому в огромной степени способствует возникновение и развитие средств массовой информации (газеты, радио, телевидение). Идеальным позднейшим этносом является такой, в котором совсем нет не только субэтносов, но даже и этнографических групп, и не существует никаких диалектных различий.

Как уже отмечалось выше, в идеальном случае население страны должно одновременно составлять и одну нацию и один этнос. В подобном случае этническое самосознание должно слиться с национальным, культура этнической общности полностью заместиться национальной культурой, а язык этноса стать национальным языком. Именно это и дало основание для того, чтобы приписать нации такие признаки («общность языка», «общность культуры»), которые в действительности характеризуют этнос.

Вообще нельзя не заметить, что в знаменитом сталинском четырехэлементном определении нации, которое и сейчас полностью не утратило своего влияния на умы людей, занимающихся национальными проблемами, из четырех приписываемых нации признаков два («общность языка» и «общность культуры») относятся к этносу, два («общность территории» и «общность экономической жизни») – к геосоциальному организму и нет ни одного, который относился бы к собственно нации. Иначе говоря, ни сам И.В. Сталин, ни его последователи, а ими были чуть ли не все советские ученые, которые писали по этому вопросу, по существу не понимали природы нации.

Но даже при самом тесном сближении нации и этноса полного тождества между ними не возникает. В предельном случае национальная общность, включая в себя в качестве компонента этническую общность, никогда к ней не сводится. Но, конечно, наиболее наглядно отличие национальной общности от этнической проявляется тогда, когда в состав нации входят люди, принадлежащие к разным этническим общностям.

Полиэтничные нации

Рассматривая процесс формирования нации, исходим из допущения о большей или меньшей этнической однородности состава населения единого геосоциального организма, который одновременно являлся и единым государством. В действительности же границы централизованного государства редко совпадали с этническими даже в Западной Европе.

Например, к 80-м годам ХVIII в. ряд областей с населением, говорившим по-французски, остался вне границ Французского королевства (Валлония, Французская Швейцария). Но зато в пределах Франции оказались районы, население которых и по языку, и по культуре значительно отличалось от французов (кельты Бретани, баски припиренейской Франции, итальяноязычные жители Корсики, немцы Эльзаса и Лотарингии).

Все эти группы и до сих пор полностью не ассимилировались и не стали частями французской этнической общности. Но это ничуть не помешало ни бретонцам, ни баскам, ни корсиканцам, ни эльзас-лотарингцам войти в состав французской нации. В огне битв Великой революции Франция стала для них отечеством, а сами они из ее подданных превратились в ее патриотов. Почему и как это произошло, прекрасно показал Ф. Энгельс (1820-1895) на примере Эльзаса и Лотарингии, население которых до революции бесспорно принадлежало к немецкому этносу.

«Но вот, - писал он, - разразилась французская революция. То, что Эльзас и Лотарингия не смели и надеяться получить от Германии, было им подарено Францией... Крепостной, обязанный барщиной крестьянин стал свободным человеком, во многих случаях свободным собственником своей усадьбы и поля... Нигде во Франции народ не присоединился к революции с большим энтузиазмом, чем в провинциях с говорящим по-немецки населением. Когда же Германская империя объявила войну революции, когда обнаружилось, что немцы не только продолжают покорно влачить собственные цепи, но дают еще себя использовать для того, чтобы снова навязать французам старое рабство, а эльзасским крестьянам – только что прогнанных господ феодалов, тогда было покончено с принадлежностью эльзасцев и лотарингцев к немецкой нации, тогда они научились ненавидеть и презирать немцев, тогда в Страсбурге была сочинена, положена на музыку и впервые пропета эльзасцами «Марсельеза», и тогда немецкие французы, невзирая на язык и прошлое, на полях сотен сражений слились в единый народ с французами».

Ныне собственно французов, бретонцев, корсиканцев, эльзас-лотарингцев объединяет принадлежность к одному геосоциальному организму, который все они в одинаковой степени считают своим отечеством. В результате все они, независимо от сохраняющихся между ними этнических различий, составляют одну нацию – французскую и в этом смысле в одинаковой степени являются французами.

Еще более наглядно качественное отличие национальной общности от этнической выступает на примере Швейцарии. Население этой страны состоит из нескольких групп, одна из них говорит на немецком языке, другая – французском, третья – итальянском, четвертая – ретороманском. Но ни германо-швейцарцы, ни франко-швейцарцы, ни итало-швейцарцы, ни ретороманцы, являясь этническими общностями, не представляют собой особых наций.

Франко-швейцарцы, например, считают своим отечеством не область, населенную ими, а всю Швейцарию в целом. Это в равной степени относится и к представителям остальных групп. Всех швейцарцев объединяет принадлежность к одному геосоциальному организму, который все они в равной степени считают своим отечеством. Поэтому все они образуют одну единую нацию – швейцарскую.

Таким образом, разнородность этнического состава населения единого социально-исторического организма сама по себе взятая не может привести к образованию в его пределах нескольких наций. Но она создает возможность такого развития. Чтобы эта возможность превратилась в действительность, нужно действие иных факторов, не этнических, а экономических и политических.

Нация и национальное движение

Важнейшим из экономических и политических факторов, способствовавших возникновению внутри полиэтничного социоисторического организма нескольких наций, является дискриминация по признаку этнической принадлежности: наличие определенных прав и привилегий у людей, входящих в одну этническую общность, и отсутствие таковых у членов другого или других этносов, обращение с представителями той или иной этнической общности как с существами низшими, преследование их языка и культуры, навязывания им языка и культуры господствующего этноса. К этому следует добавить отношение к области, компактно населенной тем или иным этносом, как к колонии, т.е. выкачивание из нее средств, которые используются в интересах территории, населенной представителями господствующей этнической общности, торможение ее промышленного развития, превращения ее в сырьевой придаток и т.п. Все это вместе взятое принято называть национальным, или колониальным, гнетом.

Национальный гнет с неизбежностью порождает у представителей дискриминируемой этнической общности общие интересы, отличные от интересов социоисторического организма, и вынуждает их объединяться для борьбы за свои права. В результате дискриминируемый этнос становится политической силой, преследующей свои собственные цели.

Если члены дискриминируемого этноса рассеяны среди людей, принадлежащих к другим этническим общностям, то их цели обычно не идут дальше уравнения в правах с людьми, принадлежащими к господствующему этносу. Иначе обстоит тогда, когда дискриминируемая общность сравнительно велика и члены ее более или менее компактно населяют определенную территорию.

Дискриминация, препятствующая представителям угнетенной этнической общности признать весь геосоциальный организм, в котором он живут, своим отечеством, одновременно побуждает их осознать как свое отечество только ту его область, которую они компактно населяют. В результате дискриминируемый этнос становится особой нацией, противопоставляющей себя всему остальному населению геосоциального организма.

Всех его членов теперь объединяет и одновременно отделяет от других людей, входящих в состав данного геосоциального организма, наличие своего собственного, особого отечества. Вполне понятно, что в таком случае как особая нация выступает и господствующий этнос даже тогда, когда его члены считают своим отечеством всю страну в целом.

Когда члены дискриминируемого этноса осознают себя как соотечественники, их борьба против дискриминации приобретает характер борьбы за интересы своего отечества против его врагов и угнетателей. Они теперь чаще всего начинают стремиться не к уравнению в правах с членами господствующего этноса, а к освобождению своего отечества от чужеземного гнета, к созданию собственного независимого государства, а тем самым и самостоятельного геосоциального организма.

Нация в таком случае возникает как политическая сила, стремящаяся к созданию независимого государства. Формируясь, она проявляет себя в особого рода политическом движении: национальном или, точнее, национально-освободительном.

Если в случае с Францией и Швейцарией нация формировалась в основном по признаку принадлежности к населению единого геосоциального организма, то в данном случае она складывается по признаку принадлежности к определенной этнической общности. Все представители данного этноса образуют нацию. Процесс превращения совокупности людей, которая являлась только этносом, одновременно и в нацию можно было бы назвать нациезацией этноса. В последнем случае с особой силой навязывается иллюзия полного тождества нации и этноса.

Таким образом, существуют два основных видов нации: нации, формирующиеся по признаку принадлежности составляющих их людей к одному геосоциальному организму, и нации, формирующиеся по признаку принадлежности составляющих их людей к одному этносу. Первые можно назвать социорными нациями (соционациями), вторые - этническими нациями (этнонациями).

Тенденцией этнонационального движения является стремление к отделению и образованию самостоятельного национального государства. На это в свое время особое внимание обращал В.И. Ленин (1870-1924) в целом ряде работ, из которых особо выделяется труд «О праве наций на самоопределение» (1914). Но в реальности до отделения дело доходит не всегда. Участники движения могут ограничиться требованием предоставления области, которую они рассматривают как свое отечество, большей или меньше степени автономии. И даже тогда, когда в программе движения значится требование отделения, его участники, столкнувшись с мощным сопротивлением центральной власти, могут пойти на компромисс, согласившись с автономным статусом данного региона.

Выше был приведен классический образец формирования нации по признаку этнической принадлежности. Но жизнь, разумеется, сложнее. Не всегда причиной подобного рода движений является национальный гнет.

Иногда у их истоков - властолюбивые и честолюбивые замыслы местных бонапартов, корыстные интересы местной элиты, стремящейся освободиться от контроля сверху с тем, чтобы свободно грабить свой собственный народ, столь же эгоистические интересы местного чиновничества, жаждущего закрепить за собой должности, местных предпринимателей, старающихся вытеснить опасных конкурентов, амбиции местной интеллигенции, желающей монополизировать за собой сферу духовной жизни и хлебные места в системе образования, науки, культуры и т.п. Все эти группы апеллируют к родным массам, спекулируют на различного рода теневых сторонах жизни и стремятся выдать себя за истинных защитников их интересов. В свое время все это было хорошо показано К. Каутским. Вряд ли подобного рода движения могут быть названы национальными. Их, скорее всего, можно было бы именовать псевдонациональными, квазинациональными. И таких сейчас много.

2.4. Проблемы этнической идентичности в современном обществе

Одна из психологических причин роста этнической идентичности в этом веке – поиск ориентиров и стабильности в перенасыщенном информацией и нестабильном мире. Вторая психологическая причина лежит на поверхности и не требует особых доказательств.

Это интенсификация межэтнических контактов, как непосредственных (трудовая миграция, перемещение миллионов эмигрантов и беженцев, туризм), так и опосредованных современными средствами массовой коммуникации. Повторяющиеся контакты актуализируют этническую идентичность, так как только через сравнение можно наиболее чётко воспринять свою принадлежность к русским, евреям и т.п. как нечто особое. Психологические причины роста этнической идентичности едины для всего человечества, но особую значимость этнос приобретает в эпоху радикальных социальных преобразований, приводящих к социальной нестабильности. В этих условиях этнос часто выступает в качестве аварийной группы поддержки.

Именно в такой период, который переживает и наша страна, человеку свойственно ориентироваться, прежде всего, на этнические общности и нередко преувеличивать позитивное отличие своей группы от других.

Многие люди «погружаются» в разные субкультуры, но для большинства в период слома социальной системы необходимо «зацепиться» за что-то более стабильное. Как и в других, страна, переживающих эпоху острой социальной нестабильности, в России такими группами оказались межпоколенные общности – семья и этнос. Этническая идентичность является наиболее доступной формой социальной идентичности именно в нашей стране, так как советская паспортная система превратила «национальность» в расовую категорию, определяемую по «крови», тогда как в других странах это понятие означает гражданство.

При анализе путей и методов решения национального вопроса исследователи очень часто ограничивались анализом показателей экономического и социального развития наций и народностей и чрезвычайно мало обращали внимания на те аспекты национальных отношений, которые самым непосредственным образом связаны с восприятием людьми объективной реальности, с состоянием и противоречиями в национальном самосознании. Иначе говоря, если форма (внешние показатели) национального развития получила известное освещение и разработку, то содержательный компонент интерпретировался весьма своеобразно – в основном давались количественные характеристики общеобразовательной, культурной и профессиональной подготовки.

Ни в теории, ни на практике не был своевременно замечен и оценен рост национального самосознания. Хотя этот процесс происходил в условиях интернационализации общественной жизни, нельзя забывать, что и этот вид общественного сознания может неадекватно отражать объективную реальность. При определенных условиях именно в сфере сознания (а впоследствии и в поведении) возникает возможность появления национализма, представляющего по своей сути деформацию политического и духовного компонентов национальных отношений, ибо порождает одно из обличий эгоизма – стремление обеспечить привилегии своему народу за счет других.

Говоря о социологии наций, следует выделить феномен, раскрывающий специфику проявления национального в любом гражданском обществе и степень возрастания его влияния в жизни каждой многонациональной страны. А так как практически в мире не осталось одно-национальных государств, этнические процессы стали характерными для всех без исключения обществ. Это обнаружилось и в Канаде (особая позиция французских жителей провинции Квебек), и в Чехословакии, и в Югославии, и в Ираке, и во многих многоплеменных государствах Африки. Более того, обострились этнические противоречия в странах, которые издавна считались едиными с точки зрения одной нации, но располагающей этническими группами. Этнические противоречия отмечались в Бельгии, Испании. В сочетании с религиозными эти процессы наложили серьезный отпечаток на повседневную жизнь и привели к трагедии в Северной Ирландии, Пенджабе (Индия).

Иначе говоря, на современном этапе развития человечества есть целый ряд национальных проблем, которые обострились во многих странах. Хотя, безусловно, имеются особенности проявления национальных и этнических отношений, тем не менее, есть общее, образующее предмет социологии наций социальное положение человека как представителя нации, его национальное самосознание, национальная культура, язык, т.е. все то, что определяет национальную самобытность людей.

2.5. Направления этнополитологии и социологии в решения этно-социальных проблем

Отношения между нациями, народностями, этническими группами были всегда объектом пристального внимания в нашей стране. Обнародованная 2(15) ноября 1917 года «Декларация прав народов России» устанавливала свободное развитие, равенство и суверенность всех национальностей и народностей России. Некоторое время спустя Советское правительство в своем обращении «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» гарантировала им полную свободу устройства своей жизни. Эти акты принесли определенные плоды, создав условия для доверия между народами, что стало основой для решения ряда экономических и социальных проблем и в области национальных отношений. Были осуществлены меры по развитию национальных культур, созданию письменности многих национальных меньшинств. Только в Новосибирске в 1919 году издавалось 17 газет на национальных языках, в том числе на венгерском, чешском, немецком, китайском.

Вместе с тем, реальная совместная жизнь наций и народов была далека от отсутствия проблем. Главная беда состояла в том, что противоречия, социальные болячки загонялись в глубь, становились латентными. Все чаше в отношении отдельных народов принимались произвольные решения, многие перспективные вопросы игнорировались или их решения имитировалось.

В национальной политике не учитывалась специфическая особенность национальных и межнациональных отношений, которая заключается в необходимости рассматривать их как своеобразные синтетические общественные отношения. Эта синтетичность проявляется в том, что, во-первых, они включают в себя отношения всех сфер общественной жизни – экономические, социальные, политические, духовные – и, во-вторых, одновременно предполагают их анализ как единства материального и идеального. Такой подход стал необходим в условиях, когда болезненно заявляют о себе стремления к национальной замкнутости, местничеству, иждивенческие настроения.

Говоря о направлениях социологии наций, следует охарактеризовать ее место и роль при изучении национальных особенностей во всех сферах общественной жизни.

Что касается экономической жизни, то, прежде всего, следует отметить интенсивный процесс интернационализации экономических отношений. В известной степени он повлиял на тот факт, что национальный компонент в экономике перестал играть решающую роль, на первый план вышли общегосударственные интересы, вопросы экономической целесообразности и производственной необходимости. Неглубокое понимание этих явлений приводило к тому, что национальные аспекты экономического развития стали видеться только в плане функционирования специфических отраслей народного хозяйства, присущих одной или нескольких наций и в большинстве случаев имеющих историческую традицию.

Игнорирования национально-особенного в экономической жизни, крупные просчеты в решении назревших проблем материального производства, слабый учет интересов людей проявились в огромных социально-экономических издержках, в потере национального суверенитета, в диктате общесоюзных министерств и ведомств.

Чрезмерная централизация экономического и социального развития, подавление инициативы и самостоятельности привели к таким процессам, которые с одной стороны, стимулировали губительную для гражданского общества миграцию из одной республики в другую, а с другой стороны, к стагнации социальных перемещений, к избытку рабочей силы в республиках Средней Азии и Закавказья. Несовершенство этих отношений тормозило трудовую активность и в государственном, и в кооперативном секторе, серьезно исказило структуру потребления и доходов и, самое главное, пагубно повлияло на сознание и поведение людей.

Эти и другие процессы, происходящие в экономической жизни, со временем породили в национальном сознании вопрос: а насколько справедливо распределяется национальный доход как достояние всего народа между республиками, другим национальным образованием, подразумевая под ними интересы конкретных наций и народностей? И здесь вступали в силу мотивы духовного порядка: при отсутствии информации появлялись убеждения в неправильном, не соответствующем вкладу распределении ресурсов, в ущемлении прав отдельных республик и регионов. Именно эти факторы и послужили одной из причин роста настроений националистического толка в ряде республик, когда многие с уверенностью утверждали, что они больше дают, чем получают. Неудивительно, что очень часто эти претензии появлялись тогда, когда не было полной и достоверной картины экономических процессов.

Идеи суверенитета, самостоятельности республик привлекательны как тем, что они способствуют рациональной и эффективной организации национального хозяйства, так и тем, что в национальном самосознании получает отражение идея защиты национальных интересов, распределение по количеству и качеству труда в зависимости не только от индивидуального вклада, но и вклада своей республики, своей области, города и края. Уравниловка была общей бедой, наложившей глубокий отпечаток на представления о путях реализации экономической самостоятельности, которые привели к идее хозяйственной автаркии.

Важным направлением в социологии наций стала социальная сфера национальных отношений. Так как именно в этой сфере решаются вопросы социальной справедливости, направляется развитие социальной структуры, создаются условия для повседневной жизни людей, то здесь влияние факторов, связанных с функционированием общественного сознания, проявляется еще острее. Именно в этой сфере сопоставляются возможности социального положения людей различных национальностей, профессионального продвижения, перспектив личной и общественной жизни. Национальный компонент таких проблем оказывает существенное влияние на сознание и поведение людей. По сути дела речь в этой сфере национальных отношений идет о важном социально-политическом аспекте: сказывается ли национальная принадлежность человека на его положении в обществе?

Анализ состояния дел в этой сфере позволяет утверждать, что у людей постоянно подрывалась вера в равенство социальных возможностей. Пресловутая пятая графа в биографии стала источником многих личных трагедий. Аналогичная по своим последствиям ситуация сложилась и в условиях современной межнациональной напряженности: представители многих народов осознали себя людьми второго сорта в тех случаях, когда оказались живущими в иноязычной среде.

В принципе место человека, возможности его развития и т.д. определяются не классовой или национальной принадлежностью, а личными качествами, способностями, трудом. В то же время сохранение национального деления общества не может не отражаться на конкретных индивидах и социальных группах, на формировании их сознания и психологии.

2.6. Этническая идентичность как основа этнополитики

Социальная идентификация и социальная дифференциации, если использовать категориальную сетку Тэшфела и Тернера строятся на процессе категоризации «мы» и «они». Или, по меткому высказыванию Поршнева, - «всякое противопоставление объединяет, всякое противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения.

Единый процесс дифференциации (идентификации) приводит к формированию социальной идентичности, которая – есть результат процесса сравнения «своей» группы с другими социальными объектами. Именно в поисках позитивной социальной идентичности индивид или группа стремятся самоопределяться, обособляться от других, утвердить свою автономность.

Этническая идентичность – часть социальной идентичности личности. В её структуре обычно выделяют два основных компонента – когнитивный (знания, представления об особенностях собственной группы и осознания себя её членом) и аффективный (оценка качеств собственной группы, значимость членства в ней). Выделяется также и поведенческий компонент социальной идентичности, построение системы отношений и действий в различных этноконтактных ситуациях.

В процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребёнка. Одним из первых концепцию развития у ребёнка осознания принадлежности к национальной группе предложил Пиаже. Он проанализировал – как две стороны одного процесса – формирования понятия «родина» и одновременно с ним развивающихся образов «других стран» и «иностранцев». Развитие этнической идентичности учёный рассматривает, прежде всего, как создание когнитивных моделей, ответом на которые являются этнические чувства.

Пиаже выделяет три этапа в развитии этнических характеристик:

1) в 6-7 лет ребёнок приобретает первые – фрагментарные и несистематичные – знания о своей этнической принадлежности;

2) в 8-9 лет ребёнок уже чётко идентифицирует себя со своей этнической группой, выдвигает основания идентификации – национальность родителей, место проживания, родной язык;

3) в 10-11 лет этническая идентичность формируется в полном объёме, в качестве особенностей разных народов ребёнок отмечает уникальность истории, специфику традиционной бытовой культуры.

Проведены были исследования, уточняющие конкретные возрастные границы этапов в развитии этнической идентичности. Диффузная идентификация с этнической группой обнаружилась у детей 3-4 лет.

Совершенно очевидно, что в процессе формирования этнической идентичности ребёнок проходит ряд этапов от диффузной до реализованной идентичности и результатом этого процесса является эмоционально-оценочное осознание своей принадлежности к этнической группе в подростковом возрасте.

Но этническая идентичность подростка не статичное, а динамичное образование: процесс её становления не окончен.

Осознание детьми своей этнической принадлежности варьирует от того, живут ли они в полиэтнической или моно этнической среде. Межэтническая среда даёт индивиду больше возможностей для приобретения знаний об особенностях своей и других этнических групп, формирует коммуникативные навыки. Отсутствие опыта межэтнического общения обуславливает меньший интерес к собственной этичности. У индивидов, живущих в условиях сильно отличающихся по своим этническим признакам культуры, этническая идентичность наиболее сильно выражена, а у индивидов, живущих среди группы близкой в культурном отношении, осознание собственной этничности не становится жизненно важной проблемой.

Но насколько позитивны социальные установки во многом зависит от того, к какой группе он принадлежит – большинства или меньшинства.

У детей групп меньшинства существует тенденция идентифицироваться с доминантной группой, что отражает раннюю осведомлённость детей о существовании определённой социальной структуры, о том, что в обществе одни группы оцениваются выше, чем другие.

Но с возрастом и развитием этнической идентичности у членов этнических меньшинств обычно происходит сдвиг к «внутригрупповой ориентации». Это происходит, когда новому поколению передаются нормы и ценности социокультурной среды. Процесс этнической идентификации представляет собой не только осознание индивидом членства в группе, но и принятия группой индивида. Индивид может принять правильную самоидентификацию вместе с правильной оценкой группы, при этом у них формируется негативная этническая идентичность. Но, принимая негативную самоидентификацию, человек может по-разному реагировать на негативные суждения о своём этносе. Он может относить их к другим членам своей группы, но не к самому себе, устранив психологические границы между ними и собой.

Вторая стратегия состоит в попытке сменить группу. Что касается этнической принадлежности, то в наши дни большинство исследователей считает её скорее приписываемым, нежели наследуемым качеством. Принадлежность к народу определяется не биологической наследственностью, а сознательным приобщением к культурным ценностям и святыням, которые образуют содержание истории народа.

У большинства людей проблемы выбора не возникают, но многих, прежде всего членов групп меньшинства и выходцев из межэтнических браков эта проблема затрагивает. В процессе этнической идентификации у них, кроме критерия приписывания большую роль играет и критерий внутреннего выбора.

Критерий приписывания более важен, когда этничность проявляется в явных физических характеристиках, например расовых различиях.

Когда же нет явных межгрупповых различий, важнее может оказаться внутренний выбор человека, и группа его примет, даже если по крови он – «чужой».

В полиэтническом обществе люди демонстративно поддерживают позитивную групповую идентичность, проявляя предубеждения по отношению к представителям других этнических групп и уклоняются от тесного взаимодействия с ними.

Моно этническая идентичность с чужой этнической группой ведёт к полной ассимиляции, т.е. принятию норм, обычаев, языка чужой группы, вплоть до полного растворения в ней.

Множественная идентичность позволяет человеку использовать опыт одной группы для адаптации в другой, овладевать богатством ещё одной культуры без ущерба для ценностей собственной. Это благотворно сказывается на личности, росте выходцев из межэтнического брака.

Существует и маргинальная этническая идентичность. В этом случае человек колеблется между двумя культурами, не овладевая ни одной из них. Такие люди, путаясь в идентичностях, часто испытывают внутри личностные конфликты. Они могут быть агрессивно настроенными националистами – в пользу своей или в пользу чужой группы, в зависимости от того, какая из них имеет более высокий статус в обществе.

Но случаев ассимиляции, маргинализации и биэтнической идентичности меньше, чем попыток любыми путями поддержать свою этническую идентичность.

Иными словами, при сравнении своей этнической группы с другими, люди чаще всего стремятся сохранить или восстановить позитивную групповую идентичность. У членов группы доминантного большинства обычно не возникает с этим особых трудностей.

Существует ещё одна стратегия позитивной этнической идентичности – стратегия социальной конкуренции. В этом случае позитивные различия устанавливаются в прямом соревновании. Очень часто такая стратегия социальной конкуренции перерастает в ситуации межэтнической напряжённости. Дело доходит до кровопролитных войн.

На главную страницу

РАЗДЕЛ 2. ГОСУДАРСТВО И ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ 61

ТЕМА 3. ЭТНОС И ГОСУДАРСТВО: ВЗАИМОСВЯЗЬ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ И ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 9.03!

3.1. Взаимосвязь этноса и государственности

Этнос и государство исторически взаимообусловлены и взаимосвязаны друг с другом. Нация-этнос в той или иной степени обретает в ходе исторического развития и политической консолидации статус нации-государства. Мы уже неоднократно применяли в нашем курсе понятия: «нация-этнос» и «нация-государство» как уровни политической эволюции, этнической и межэтнической политической консолидации. Исторически это происходит по-разному в различных странах, у разных народов. Политическая антропология и политическая этнология этноса и государства, их взаимодействие обозначают понятием «этнопотестарная общность», как процесс соединения этноса и власти. Нация-этнос в большей степени выступает как «родитель» государства, формы духовно-мифологического, символического объединения людей, их самоорганизации. В политическом смысле государство формирует нацию. Все нации-этносы в той или иной степени сами или в союзе с другими проходят дорогу политической эволюции к образованию государства. Как подчеркивал еще М. Вебер, власть будучи формой утверждения господства может строиться на вере в традиции и правиле, в существовании сверхъестественных сил, которые обуславливают такой порядок вещей. И господствуют, управляют те, кто имеет способности, благодаря их контакту с народами, богатством и природой. Святость традиционных порядков и властных прерогатив свойственны народам, которые становились политической общностью. Здесь корни так называемого обычного права, которым регулируются отношения во многих этнонациональных общинах. Хотя для исполнения и норм обычного права тоже создавались определенные структуры и даже должностные лица, т. е. формировалияь властные отношения. Среди них, в том числе «патримониально» и «экстрапатримониально», – рекрутируемые лица. Первые – по родственному и другим признакам личной преданности, вторые – из-за доверительных отношений с правителем. Создание более развитого сословного общества в перспективе ведет к формированию классической власти, которая строится на внеличном рациональном определении и выполнении определенных, обозначенных функций, начиная от правителя и кончая чиновниками всех уровней. Следовательно, традиционная система власти формирует первичное государство на обычаях, традициях, исходя из самочувствии и перспектив, прежде всего своего этноса. Поэтому этнократические государства в современных условиях – это пережиточный тип государства. А более высокая форма государственности – рациональная, использует потенциал всех для создания благополучия и безопасности всех. Таким образом, происхождение и развитие государства, бесспорно, имеет этнические корни и особенности, но оно подчинено общечеловеческим закономерностям. Известна теория «общественного договора» (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо), которая имеет позитивное звучание для этнонационального и полиэтнического государств, ибо договорные, согласительные процедуры тут необходимы для становления устойчивого сообщества и устойчивого законодательства. «Завоевательная» теория государства означает, что оно возникает в результате внешней агрессии и осуществления воли завоевателя. И долгие десятилетия и столетия оно несет за собой шлейф обид и мести. Любое государственное образование в той или иной степени имеет свой этнонациональный и социально-экономический смысл, ибо для развития государства и формирования легитимной власти важно их базирование на сословных и в том числе этнонациональных отношениях. Такая власть, такое государство, охватывая и отражая потребности всех слоев и структур общества, позволяет достигать высокого уровня легитимности и эффективности. Государство, как известно, организуется для совместной жизни, защиты интересов конкретных групп от взаимных агрессий, а также обеспечения безопасности народов и граждан страны от внешних агрессий. Вместе с тем государство где-то закрепляет и неравенство, которое объективно возникает в обществе, но в процессе своего генезиса оно должно стремиться в конечном итоге не к полному равенству, а к утверждению паритета интересов и налаживанию партнерства. Это путь для каждого народа бесконечно сложный и длинный, особенно в смысле достижения паритета и равенства различных национальностей.

Этногенез и эволюция государственности. Политическая эволюция этого процесса проходит для многих народов поэтапно. Как мы уже показывали (по М. Веберу) обобщенно это означает: зачаточный период, когда господствуют клановые связи и отсутствуют принятые обществом законы и суды. Типичное раннее государство, которое характеризуется: 1) сохранением клановых связей; 2) должностные лица существуют за счет вверенных подданных и жалований из центра; 3) имеется письменный свод законов; 4) существует аппарат судей; 5) изъятие прибавочного продукта налогами; 6) возникновение класса чиновников. Парадоксально, но сказанное совпадает во многих проявлениях с нынешним состоянием российской власти в ряде регионов. Для переходного, раннего государства характерно: родственные связи; выплата жалованья постепенно превалирует над «системой кормления»; законы кодифицированы; правотворчество – прерогатива судей; налаженная налоговая система; контроль всей системы чиновничьим аппаратом. Для России одновременно характерны как государственные традиции, так и признаки переходного государства.

Нация-этнос и нация-государство. Концепция «политическая нация» или «нация как согражданство» воспринимается до сих пор неоднозначно, ибо их пытаются выстроить не на естественно-исторических подпорках, а на отрицании реальности наций-этносов. Мы считаем, что с развитием наций-этносов одновременно идет и процесс формирования многонационального народа России, согражданства как нации-государства. И политический аспект ее формирования является определяющим наряду с этнонациональным, многонациональным. Некто, физик П. Хомяков утверждает, что надо преодолеть «многоплеменность», чтобы стать национальным государством. И призыв: надо создать Русское национальное государство, которое на территории России уничтожит все иные, кроме русской, цивилизационные парадигмы. В русском национальном государстве будут только русские, творящие в рамках русской цивилизации, «думающие» и говорящие на русском языке. Д. Дудаев на другом конце тоже исходил из подобных учений и доказывал, что чеченцы никогда не станут нацией в составе России. Для этого надо отделиться от нее и создавать независимое национальное государство. Мы же доказываем, что многонационалыюсть – это жизнеспособная форма государственной общности народов, в том числе и их политического самоопределения. Но при этом мы исходим как из социально-политической и духовной самостоятельности каждого из российских пародов, так и из единства и целостности Российской Федерации.

Социально-экономические и духовно-политические основы нации-этноса и нации-государства по масштабам могут быть разными. Существенным образом они отличаются и уровнем гражданской солидарности. Характерные черты нации-государства: отношения власти и подчинения, основанные на согласованно и совместно принятом представителями всех национальностей законодательстве; общность традиций и символов; социально-политическая солидарность; легитимное право применения силы на базе общенациональной и неделимой суверенности; учет и паритет интересов всех народов полиэтническго, многонационального общества и государства в целом, государственный патриотизм. Характерные черты наций-этносов: общность исторической родовой судьбы, культуры, языка и традиций, коллективные ценности и менталитет, социально-родовая солидарность, общая территория, национальный патриотизм. Высказывание Эрика Хабсбаума «не нация создала государство, а государство породило нацию» относится к понятию «нация-государство» (и то достаточно относительно). Французы (франки), германцы (немцы) составляют основу формирования Франции и Германии как единого государства. История показывает, что и нация-этнос создает государство. Границы государства и этнонациональные границы в узком смысле совпадают крайне редко. Но классические государства имеют всегда не только этнонациональные, но и многонациональные корни. Конечно, большинство развитых государств, как правило, многонациональны, но в своей основе многие из них этнократичны. Такие государства этнократического толка из-за возрастающей полиэтничности перспектив в современных условиях не имеют. И вообще демократия требует учета интересов всех этнонаций, в том числе и равноправного распределения власти между представителями всех национальностей. Для стабильного и устойчивого развития нации-государства важно достигать устойчивости и стабильности положения и самочувствия наций этносов внутри этого государства. Эволюция политических систем и режимов проходит неминуемо от империи, а значит и от диктата одной нации-этноса, к демократии. Формы и типы полиэтнических государств тоже зависят от политического режима, этнополитических традиций, от количественного состава этнонаций в государстве их мобильности. Этнонациональный фактор во всем многообразии, начиная от русского народа и других, играет исторически основополагающую роль в развитии российской государственности. Русская нация-этнос вместе со всеми народами нашей страны создает нацию-государство – российскую государственность. История народов России и история российского государства имеют самостоятельные и общие традиции политического, государственного становления. У нас принято считать, что все народы России, кроме русского, не имеют своей государственности. Этот тезис, который применяется для того, чтобы демонстрировать еще один «дар» нерусским народам страны со стороны советской власти, всерьез утвердился в сознании ученых и политической элиты России. Даже В. И. Ленин указывал, что советская власть дала всем нерусским народам их государственность. Это заблуждение мало у кого вызывает возражения, особенно в Москве. Во-первых, это объясняется тем, что понятие «национальное государство» возникло в Западной Европе и всякие иные формы государственности фактически во внимание не принимаются. Во-вторых, упускается из виду, что та или иная самостоятельная, самоуправленческая общность не могла бы себя сохранить, обозначить без определенных форм своей политической организации. И в-третьих, многие народы, у которых европейцы не находили государственности, сохранили свою традиционную власть, несмотря на все попытки колонизаторов насаждать, навязывать свою модель власти и государства. Видеть в другом народе варваров – это имперские традиции, которые исходят еще от Древнего Рима. В формировании государства на том или ином этапе могут господствовать национально-этнические, религиозные и языковые, сословные и иные факторы. В самой Европе этот процесс был тоже сложный – от племенных и религиозных войн к образованию наделе этнонациональных государств как наций-государств, при уничтожении и ассимиляции всех других племен и народов.

3.2. Исторический опыт России

Россия, еще в древнейшие времена была «федерацией племен». Потом образовалась Киевская Русь, но истинная консолидация русских произошла в борьбе против татаро-монгол, а где-то и на базе их деятельности и образования централизованного русского государства. По большинству базовых признаков Российская Федерация – это прежде всего государство русского народа. Язык, культура, традиции, символика и многое другое имеет русские этнические, этнокультурные характеристики. Даже при таком состоянии стало расхожим мнение, что русские в отличие от татар, башкир, бурят, чувашей и других народов, которые имеют «свои» республики, не имеют свою государственность. Большую глупость придумать невозможно. Все государствообразующие признаки русской нации это опровергают. Нация – этнос, народ исторически есть главная человеческая ценность (Дж. Маццини) в формировании государственности особенно в период романтического национализма, когда господствовали подходы изолированности наций-этносов (Германия, Италия, Франция – государства, в которых живут только немцы, итальянцы, французы), в том числе и за счет насильственной ассимиляции остальных племен и народов. В результате – образование таким образом на воле фактически одной этнонации, нации-государства. Но даже этого оказалось недостаточно, и этнократическая но сути нация-государство стала искать новые нации-этносы как объекты колонизации, угнетения, родства или уничтожения.

Нации-этносы даже после образования своего государства трудно избавляются от национализма как экстремизма и агрессии в отношении других народов. Веками господствовал агрессивный, захватнический национализм целого ряда государств-наций друг против друга. Национализм в этом плане сводит все проблемы этнонационального развития к собственному самоутверждению и наличию «враждебной нации». Национал-социализм, фашизм в Германии, а потом и в Италии (Гитлер, Муссолини) стал пиком развития агрессивного национализма. Родзоевскому, как идеологу «русского фашизма», который называл Гитлера, Муссолини и других «вождями нового человечества», принадлежат слова: «Нация как духовное единение людей. Нация рождается в недрах государства и непосредственно связано с государством». И далее: «Фашистское государство есть оформление нации», «Российский фашизм признает высшей социальной ценностью нацию, подчиняет ей личность и класс», «Российская нация – духовное объединение всех русских людей», но в нее входят также украинцы, белорусы, грузины, татары, признающие себя русскими. Правда, у Родзоевского прорывался в рассуждениях и интернационализм: «Задачей российских фашистов является... пропаганда идей единой российской нации, национального единства всех народов России», «...обеспечить всей нации в целом и отдельным входящим в нее народам спокойствие и процветание», но объединяя всех в борьбе с «иудомасонским воздействием». При этом «полноправными в России считаются только те народы, которые вошли в Россию со своими землями». Продолжателей подобных идей сегодня предостаточно. Неофашизм в ФРГ, США, Италии и даже в России стали фактом наших дней. Отношение законов России к фашизму и этнополитическому экстремизму, в соответствии с Конституцией России, Уголовным кодексом, Указами Президента, законом об экстремизме, исключительно негативное, но на практике ситуация крайне взрывоопасна. Нет четкой программы стратегической работы власти и общества в этой сложной сфере.

3.3. Модели государств и обустройство наций-этносов

Демократическая модель развития общества создает условия для гармоничного взаимодействия нации-этноса и нации-государства защищая и отстаивая прежде всего права человека, но при достаточно равнодушном отношении к правам народов. Кризис нации-этноса и кризис нации-государства – это тоже единовременный процесс в России, и выходить из него надо совместными усилиями. Нация-государство как крупное и мощное политическое образование более располагает качественно высокими возможностями сохранения и защиты наций-этносов, особенно в условиях глобализации, чем мелкие нации-этносы. Но для гармоничного их взаимодействия и равнодостойного самочувствия должны измениться ценности этнополитики, должна сформироваться новая духовность государства, способная объединить все народы страны. Государство – это прежде всего высокая форма социально-политической солидарности людей (Б. Б. Кистяковский). Государство обеспечивает правовое, организационно-управленческое и духовно-идеологическое оформление исторических общностей людей, в том числе «против угрожающего частного интереса» отдельных национальностей, способных разорвать целостность государства. Впрочем, и диктат общностных целостных интересов государства, если не считаются с самочувствием составных частей, взрывает, разрушает единое государство. Основополагающее значение тут имеет самочувствие человека – представителя той или иной национальности как гражданина страны.

Впервые лекцию о нации «Что такое нация?» прочитал Э. Ренан в Сорбонском университете. Более четко выразил эту идею И. Кант: «Под словом «народ» понимаю объединение в той или иной области множества людей, составляющих целое. Это множество или часть его, которое в виду общего происхождения признает себя объединенной в гражданское целое, называется нацией, а та часть, которая исключает себя из этих законов (дикая толпа в этом народе), называется чернью, противозаконное объединение которой называется скопищем; это такое поведение, которое лишает их достоинства граждан». Это показывает период объединения германских земель и различных этноэлементов в немецкую нацию-государство. Победившие и обеспечившие собственное господство и формирование своего государства путем этнонационализма провозглашают главной задачей государства – обеспечение этого господства нации-этноса в форме нации-государства, объявляя себя государством для всех, проявляя уже не просто этнонационализм, а этнополитический национализм на уровне государства. Именно такой переход и вооружил национализм, довел его до фашизма и организации самых страшных войн в истории человечества.

Образование национальных государств – закономерность для тех, кто успел. Успевшие нации объявляют о своей целостности через объявление целостности всего государства. И для них главной становится задача, чтобы никто больше из других наций-этносов не претендовал на свое огосударствление в этом политическом пространстве. Именно поэтому тезис о праве нации на самоопределение является привлекательной целью для многих наций-этносов и разрушительной для уже состоявших наций-государств. Здесь уже актуально самоопределение государства как нации. Чтобы достигать стабильности и устойчивости существующих государств, важно, чтобы они обеспечивали целостность и перспективы равноправных этнонациональных общностей и индивидов, независимо от национальной или иной принадлежности. Государство, государственное устройство России и обустройство народов в едином российском государстве имеет общие закономерности и особенности, затрагивающие специфику и потребности каждого. Их необходимо прослеживать и учитывать в деле государственного строительства. Закономерности и противоречия вхождения в состав России различных народов и территорий нашей страны тоже были различными. Надо подчеркнуть и следующую особенность: формирование нации-этноса и нации-государства в России – это процесс, бесконечно прерываемый разными революциями и войнами и еще незавершенный. Для понимания сущности этноса-нации и нации-государства в России, целей и задач политики нужен добротный этнополитический анализ истории народов, их участия в становлении государственности в России. И при этом не надо стесняться говорить о государственности народов России и об истории их объединения вокруг России при государственнообразую щей роли русского народа в строительстве российского государства, в собирании народов и земель российских.

Сущность этнонационального вопроса в России на различных этапах ее исторического развития меняется в зависимости от ориентации и деятельности политических режимов и, следовательно, уровня обустроенности всех народов в составе России. Русский вопрос и «русская идея» – объективно всегда присутствуют при освещении любой проблемы судеб наших народов, российской государственности. Состояние русской нации, уровень ее обустроенности существенно влияют на этнополитику российского государства, на позицию институтов гражданского общества, на перспективы многонациональности и государственности. При этом надо уходить от тех моментов «русской идеи», которые претендуют на строительство государства в России по этническому и религиозному признакам. В такой же степени это относится и к другим национальностям.

Легитимность власти и этнополитика – это законы страны и обычное право народов, когда каждый может составлять ресурс власти в организации и самоорганизации этносов. Легитимность власти – это не только выборы, но и уровень адаптации, и учет, в том числе и обычного права, участие и представительство национальностей в политических процессах и институтах страны. Власть в однобокой интерпретации как «орган принуждения» (Вебер) не очень подходит для полиэтнической, демократической страны. Нужна власть как форма организации наций-этносов в нацию-государство путем всестороннего согласования их интересов, общего благополучия и безопасности. В легитимности власти полиэтнического общества, повторим, играют роль идеологические, этнокультурные, религиозные, структурные и даже персоналистские факторы, в зависимости оттого, какой из этих факторов является определяющим для того или иного народа. Устойчивость политической власти в многонациональном государстве зависит оттого, как каждая этнонация, каждый гражданин будет находить в ней себя. Этнополитика – это еще и рычаг приобщения этнонаций к политическим процессам общегосударственного масштаба: рекрутирование этнической элиты и лидеров, привлечение к деятельности политических партий и общественных организаций, обеспечение представительства всех национальностей в органах власти и т. д. Деятельность официальных органов власти и традиционные формы власти и управления должны адаптироваться друг к другу в едином правовом пространстве государства. Реформирование этнополитики государства и этнонациональных отношений, разработка законодательных, нормативных актов, обеспечивающих правоотношения в данной сфере, усиление адаптационной этнополитики к этничности и полиэтничности – вот задачи теории и практики этнополитики. Этнонациональные и этнополитические оценки политических процессов и политических действий российского общества могут быть разными. Об этом свидетельствуют события в Чечне, Югославии и т. д. Желательно, чтобы основные оценочные шкалы были бы гармонизированы в процессе осуществления этнополитики, равноправного представительства и взаимоотношения этносоциальных, этнокультурных, субкультурных и этнополитических общностей и групп. Кроме того, следует знать, что в различных традиционных иерархиях различных этнонациональных сообществ по-разному воспринимается политический статус отдельных деятелей и политических институтов. Отсюда необходимость учета и стыковка политических и этнополитических моментов в управлении государством. Сложнейшие задачи переходного характера, трансформационные процессы, которые проходят в российском обществе, оказывают сильнейшее влияние и на самочувствие наций-этносов и нации-государства в целом. Редко кто из политических деятелей, партий и движений смогли за эти годы удержаться в этих вопросах на демократических, взвешенных позициях. Здесь важно внимательно отнестись к пониманию этничности, трезво, без крайностей анализируя, прежде всего, опыт России, Советского Союза. Путь от империи и унитаризма к федерализму – путь тяжелейший. Для одних – это дорога от колониализма к автономии, а для других – от империи к общей государственности. Централизация и децентрализация власти, доверие и недоверие, участие и ограничения, равноправие и дискриминация – это варианты выбора политического обустройства и отношений. И от этого выбора зависит уровень солидарности и будущности народов и государства в России. Этнонациональные, этнокультурные корни – это те основы, без которых государство как политическая общность не может успешно развиваться. Конечно, как в каждом социальном феномене, в том числе и особенно в сфере этнонациональных отношений, есть иррациональное и рациональное. Чем выше уровень организации, тем выше тон значимости рациональных факторов.

3.4. Нация и национализм

Национальное и националистическое. Это две формы проявления сущности национального в сознании индивидов и общностей. Политика государства призвана развивать национальное и прежде всего сущностное, рациональное в нем и преодолевать искажение этой сути – природы этнонационального. Учет и паритет интересов, межнациональное согласие и сотворчество – это демократические рычаги управления этнонациональными отношениями, которые обеспечивают их гармоничное вхождение в нацию-государство. От успеха и благополучия этнонациоиальной политики нередко зависит и легитимность власти в многонациональной стране. Этнонационализм же в государственном строительстве – это захват власти господствующей этнонацией, объявление только себя нацией-государством, легитимное закрепление своего господства при использовании своего большинства и государства как механизма объединения всех внутри своего этнонационального государства. Как мы уже говорили, превращая все национальности во французов, французы построили единую Францию для всех тех, кто считает себя французами. В XX в. такое было еще возможно. А в XX в. это уже называется национализмом, расизмом и даже фашизмом. Теперь Ли Пэн пытается вновь повторить лозунг «Франция для французов», но это уже не проходит. Мир изменился, изменились и формы проявления этнонационального. Ни одна нация как государство не формировалась без наций-этносов. Но при этом всегда был государственно-образующий этнос, который подавлял, ассимилировал или объединял остальных. Все зависит от методов обеспечения четкого объединения. Даже США, американцы как нация формировались на основе «янки», англосаксонских протестантов. А национализм и нация – это вовсе не одно и то же, хотя в западной литературе часто преподносится именно так. Это явление – идеология, реальность и одна из форм отражения сути этой реальности. «Проблема национализма и нации являются составной частью темы взаимоотношений этноса и государства, шире – этноса и власти». Точнее это сказано у К. Поппера: национализм – «это самый дешевый и надежный способ, с помощью которого может продвинуться политик, которому нечего больше предложить».

Исходя из объективных процессов в XX и XX вв. реальность таких феноменов, как нация-этнос и нация-государство, бесспорно, отражает различные этапы исторической солидарности, общности людей. Это формы, с одной стороны, социально-культурной, а с другой – межэтнонациональной политической организации людей. Их взаимовлияние и взаимозависимость друг на друга бесспорно. Нация-государство в XX и даже в XX в. – это чаще господство одной нации и растворение всех других во имя ее огосударствления. Как образно было сказано, произошло «превращение крестьян во французов»; Или население, ставшее «Иванами, не помнящими родства», превращается в «граждан». Хотя свой род люди всегда помнили. Нация-государство в XX в. – это солидарное, равноправное и равнодостойное объединение этнонаций в единую политическую общность, с общей социально-политической судьбой.

Этнонациональная и государственно-политическая атрибутика. Эт-нонациональные символы и символы государства как нации должны тоже постепенно идентифицироваться как единые для всех. В символике современной России мало учтены политические традиции и символы народов нашей страны, хотя на региональном уровне это многообразие налицо. Бесспорно их мобилизующее значение для идентификации сообщества как отдельных национальностей, так и многонационального народа России в целом. Интересы этнонаций защищаются как в институтах власти, так и гражданского общества, но гораздо менее убедительно, чем интересы нации-государства. Важно учитывать и воспитывать политическую и этнонациоиальную идентичность общностей и индивидов в многонациональной России. Пока и в этом вопросе есть крайности: одни гипертрофируют этионапиопальную идентичность во вред гражданской, а другие игнорируют этнонациональную и признают только политическую, гражданскую. Исторический опыт показывает, что только учет и согласование всех этих моментов способствует порядку и стабильности в многонациональном государстве. Надежность и устойчивость власти являются одним из главных условий стабильности полиэтнического государства. Это и ответственность власти, и участие в ней представителей всех национальностей, это и ее эффективность. В Российской Федерации создана система институтов и мер по отражению, учету и реализации этнонациональных интересов. Это и формирование федерации из субъектов, с учетом территориальных, этнонациональных и иных моментов. Это и формирование федерации из субъектов, как формы этнонационального самоопределения, солидарно-общностного развития на уровне регионов, участие разных национальностей в работе органов власти и прежде всего в представительных органах публичной власти – от местного самоуправления до Федерального Собрания Российской Федерации. Наконец, это объединение представителей различных национальностей в общественные и культурные сообщества, движения, в национально-культурные автономии, вплоть до образования федеральных автономий. Все более активизируются объединения представителей различных национальностей в общие организации, такие как Ассамблея народов России, Конгресс национальных объединений России и т. д. Власть и гражданское общество формируют и особую политическую культуру в многонациональном государстве, основанную на принципах уважения, добра, толерантности и солидарности представителей различных национальностей. Важно также укрепление власти и единства государства путем учета и объединения потенциала этнонационального многообразия страны.

В заключение следует подчеркнуть: формирование и развитие многонационального демократического государства предполагает солидарную ответственность граждан всех национальностей и власти на всех уровнях.

В современных условиях неминуемо возрастает политическая социализация этнонаций. Чисто этнокультурных общностей уже фактически нет. Только параллельный процесс учета особенностей и потребностей всех этнонаций в едином государстве, в том числе роль диаспорных и малочисленных народов в политических преобразованиях современной России, могут дать перспективы для их политической социализации и солидарности. В деле защиты прав национальностей в России и прав соотечественников за рубежом необходимо существенно повысить эффективность политических и правовых механизмов. В России недавно ратифицирована, как и в целом ряде других государств бывшего Союза, Европейская конвенция о национальных меньшинствах. Это очень важный документ, обеспечивающий правовую защищенность национальностей и человека. Существенно в этом плане влияние миграционных процессов на этнонациональную, этнонолитическую обстановку в Российской Федерации. И здесь вместо четких и своевременных правовых решений власти в регионах пытаются принять однобокие меры этнополитического толка, которые будоражат ситуацию. Все эти вопросы надо решать на правовой основе, путем диалога, уходя от их этнополитизации. В Краснодарском крае действительно миграционная перегрузка, но попытки поиска среди них «своих» и «чужих» национальностей, вместо решения проблем, доводит их до конфликта. В Саратовской области более 250 тыс. беженцев из разных регионов и стран, в том числе казахов и чеченцев, но проблема их обустройства решается спокойно. В начале 2003 г. утверждена программа развития народов Саратовской области. В диалоге власти и национальностей важнейшее место занимает законотворчество. В многонациональном федеративном государстве оно должно быть ориентировано в том числе и на учет местных и этионациональных интересов, на их регулирование. Не политическими, а правовыми методами надо решать основополагающие вопросы в сфере этионациональных отношений и права народов на самоопределение, обеспечивая, с одной стороны, полноправное развитие, участие и представительство всех национальностей во всех сферах общественной и государственной жизни данной страны, а с другой – не нарушая принципа сохранения территориальной целостности существующих государств.

Мифология и реальности общности этнонаций в едином государстве. Конечно, немало мифологического и в идеях «дружбы народов» (СССР), и в концепции западного «национального государства» «плавильного котла» (США), как и «единого мирового порядка» (И. Кант). Но истина гут одна: каждый этнос-нация – это уникальный феномен природы и исторического развития. Вместе с тем объективно неизбежна их общность, солидарность в других, более высоких социально-политических объединениях. А объединиться могут только те, кто признает самобытность друг друга, уважает друг друга и строит свой общий дом, свою семью для общего благополучия и безопасности всех ее членов. В этом смысл и этнополитики, и права в данной сфере. Тенденция недооценки национальной самобытности и переоценка национальных учреждений (С. Хантингтон) – это крайности, искажающие природу этнонаций и их перспективы. Этнонациональные общности имеют перспективы, обретая прежде всего общие с другими этнонациями политические ценности и идеалы в едином государстве. Этот процесс уже становится глобальным. Одним из рычагов формирования политической общности, государственного единства этнонаций является избирательная система многонационального демократического государства. К сожалению, она малоадаптирована в России к условиям многонационалыюсти, не направлена на саморазвитие, участие и представительство национальностей в политической сфере. Есть необходимость усиления учета и отражения этнонациональной мозаики России в системе политических и федеративных отношений. Нужно своевременно прогнозировать этнонационалыюе аспекты развития экономики, за счет размещения производственных сил проводить этнополитическую экспертизу программ экономического, культурного и политико-правового развития российского государства. Соблюдая при этом баланс этионациональных интересов во власти в многонациональном государстве, преодолевая в этом плане перекосы, в том числе в региональном и общегосударственном измерениях. Интересен опыт обустройства и регулирования взаимоотношений власти и национальностей в таких демократических государствах мира, как Швейцария, Бельгия, Ливан, Канада. Политические перспективы наций-этносов в их развитии в составе нации-государства обеспечиваются их гармоничным взаимодействием, с учетом самобытности и функциональной сути каждой стороны – иначе возникают недоверие, конфликты, требования не только автономий, но и независимого развития, что ведет к разрушению целостности существующих государств. Политическое единство многонациональной Российской Федерации – это прежде всего единство ее самобытных народов в составе единого государства.

На главную страницу

ТЕМА 4. НАЦИОНАЛИЗМ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ЭНОПОЛИТОЛОГИИ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 16.03!

4.1. Национализм в современном Российском обществе

Национализм – это система идейно-ценностных ориентаций, признающих приоритет национальной идеи в политической жизни общества.

Национализм – идеология и политика, исходящая из идей национального превосходства и противопоставления своей нации другим.

Национализм – доктрина и политическая практика, основанная на представлении, что основу государственности, хозяйственных и культурных систем составляют целостные общности под названием нации.

Разные политические идеологии обычно проявляются в национальных формах, отражающих особенности положения, интересов, менталитета, культурных и иных традиций определенных наций. В тех случаях, когда национальная проблематика доминирует над социальной, когда содержание идеологии стоится на противопоставлении наций, признании исключительности и превосходства собственной нации над другими и стремлении обеспечить ей привилегии за счет инонациональных групп, она является националистической.

Национализм в его современном понимании зародился в XVIII веке как форма протеста против национального угнетения и бесправия. Предпосылкой его возникновения явилось развитие коммуникации между представителями этносов и формирование у них общей национальной идентичности. Будучи направленной против национального угнетения, колониальной зависимости и различных форм дискриминации, национальная идеология играет прогрессивную роль: способствует консолидации и освобождению нации, созданию самостоятельных государств, развитию национальной культуры и развитию национальных интересов. Однако в современном мире при уважении государством прав человека, при обеспечении им равноправия всех наций, она утрачивает всякое прогрессивное, гуманное содержание.

Национальная идеология складывается на основе реальных национальных общностей людей, однако гипертрофирует, преувеличивает значение национальных различий и достоинств собственной нации. Используя национальное самосознание, патриотические чувства, лингвистическое и иное этническое родство, она трансформирует их во враждебную, агрессивную позицию по отношению к другим нациям.

В современном мире ее распространение базируется на методах манипулирования сознанием людей, изощренных технологиях массового обмана с помощью СМИ.

Национализм как идеология – разновидность группового эгоизма, не признающая равноправия наций и их представителей.

Фашистская идеология – крайне радикальная форма национализма. Она трактует понятие нация как высшую вечную общность, основанную на единстве крови. Все нации делятся на высшие и низшие. При этом первые должны господствовать над вторыми, безжалостно подавляя сопротивление вплоть до уничтожения.

Классический образец фашизма – Италия в 20-30е года XX века, идеология движения Муссолини.

Широко распространенными проявлениями национализма в наши дни выступают сепаратизм и изоляционизм, разрывающие естественные связи между народами и наносящие ущерб гражданам всех наций.

Националистические идеи и ценности обычно распространяют политические элиты и правители для реализации своих корыстных целей: оправдания собственных претензий на власть, отвлечение населения от провалов в политике, захватов чужих богатств и д.р.

Широкое политическое влияние имеют религиозные идеологии, например, христианско-демократическая, исламский фундаментализм, идеология «зеленых».

Политические направления национализма: демократия, фашизм, коммунизм.

Черты национализма:

Основан на требовании, что правительства и управляемые должны обладать культурной идентичностью;

Культурный национализм стремиться сохранить или восстановить национальное наследие;

Развитие современных систем массовых коммуникаций облегчает распространение объединяющей национальной идеологии;

Национальные идеологии привлекательны для подчиненных классов, обеспечивая для них некоторую защиту от эксплуатации;

В XXI веке национализм ассоциируется с экономическим развитием стран третьего мира и с борьбой за региональное равенство в обществах.

4.2. Истоки национализма в России

Россия складывалась в многонациональную страну под давлением различных обстоятельств. Объединение народов проходило как добровольно, так и принудительно.

В тех случаях, когда присоединение достигалось посредством принуждения, оно чаще всего диктовалось настоятельными потребностями обеспечения безопасности этих рубежей на представлявших постоянную угрозу направлениях.

В отличие от практики других стран Запада и Востока, присоединенные к России народы не подвергались унизительной дискриминации в системе управления.

Для них она чаще всего имела не прямое, а косвенное предназначение, без посягательства на основные нормы их общественного быта, при соблюдении уважительного отношения к их обычаям и религиозным приверженностям.

Внутренняя самостоятельность многонациональных сообществ и внешние российские административные ограничения указывают на то, что в государственную систему России было заложено не подавление, а именно политический компромисс.

Россия, формально провозглашенная федерацией в 1918 г., прошла сложный и противоречивый путь развития. Как известно, большинство федераций в мире создавалось путем объединения народов или территорий в единое сложносоставное государство. Образование таких государств происходило в направлении снизу вверх, путем передачи региональными органами власти части принадлежащих им прав федеральным органам государственной власти на основе разграничения полномочий между ними. В связи с этим в подавляющем большинстве даже многонациональных федеративных государств, не говоря уже о мононациональных, в основу их был положен территориальный принцип управления, имеющий целью приближение органа власти к населению и управляемой территории.

Российская Федерация формировалась иначе. Это обусловлено рядом объективных и субъективных причин. Уже к концу первой мировой войны царизм начал утрачивать контроль над частью окраинных территорий, которые ранее в условиях авторитарного политического режима жестко управлялись из центра. Смена формы правления (переход от монархии к буржуазной республике) еще более ослабила единство и территориальную целостность страны.

В «наследство» большевикам досталось территориально раздробленная страна с разваленным механизмом государственной власти. Очевидно, что у них оставался один выход – провозгласить федерацию национального типа, положив в основу ее создания принцип автономизации. То есть, федерация создавалась не по традиционному типу объединения нескольких частей в одно целое, а, наоборот, путем передачи центральной властью части полномочий на места.

Естественно, что центральная власть стремилась либо превратить эту процедуру в формальный акт, либо сохранить возможность контролировать и вмешиваться в осуществление власти органами субъектов федерации.

Россия в советское время представляла собой сложное образование, объединяющее народы различных языковых групп, культур и конфессий. Этническим ядром страны являются русские, составляющие более 80% ее народонаселения.

Однако, это не позволяет отнести страну к типу моноэтнических государств, поскольку территория России является исторической родиной многих народов, сохранивших свою культурную самобытность.

Этнополитический процесс в стране протекает по-разному в зависимости от специфики сложившихся социокультурных и социально-экономических регионов страны.

Можно выделить четыре региона активного проявления этнополитического процесса:

- российский север (территория расселения финно-угорских народов),

-южно-сибирский район (зона политической активности якутов, тувинцев, бурят),

-татаро-башкирский район, северокавказский.

Этапы этнического процесса

Этнополитический процесс в регионах прошел несколько этапов:

Первый этап (конец 1980-х - 1991 гг.)

В этот период происходит суверенизация автономий России – они обретают статус самостоятельных республик в составе Российской Федерации, законодательно оформляется государственный статус языков народов. Этнокультурные общества формируются в качестве общественно-политических движений, съездов народов.

Второй этап (1991-1994 гг.).

Ведущей тенденцией данного этапа является борьба внутри республик между официальной властью и национально-политическими движениями по поводу государственного устройства республик, их политического статуса. Важными вехами этого этапа, повлиявшими на урегулирование этнополитических проблем, явились подписание Федеративного договора (31.03.1992) и утверждение Конституции Российской Федерации (1993).

Третий этап начался в 1995 году.

Для этого периода характерна тенденция урегулирования межэтнических противоречий на внутриреспубликанском уровне, переход к фазе укрепления республиканской государственности, потеря инициативы национально-политическими движениями и партиями, разработка стратегии национальной политики и оптимизации пути федерализации страны.

Четвертый этап (2000-е гг.)

Появились новые тенденции в этнополитическом процессе. Приведены в соответствие с федеральным законодательством правовые акты субъектов Федерации. Расторгаются двусторонние договоры между субъектами и федеральным центром, как сыгравшие свою роль и исчерпавшие себя на новом этапе развития государственности. Проявляется тенденция к укрупнению субъектов Федерации.

Непосредственная угроза распада России миновала. Однако по-прежнему остается целый комплекс пока не урегулированных проблем межэтнических отношений, основными из которых являются социально-экономическая и политическая разностатусность народов. Все более очевидной становится проблема необходимости формирования общегражданского национального самосознания населения России, которое должно приобрести доминирующий характер по отношению к локальным этнокультурным различиям. От решения этой проблемы в не меньшей степени зависит стабилизация этнополитической обстановки, чем от достижения успехов в экономике.

Модели русского национализма

Следует различать «классическую» и «постклассическую» модели русского национализма.

Для первой свойственна жесткая зависимость политической практики от идеологических ценностей и иерархичность в постановке и реализации идеологических целей.

К разновидностям классической модели в России можно отнести этнический, патриархальный и державный национализм.

Этнический национализм основывается на идее «кровного» родства и «врожденности» национальной идеи Его сторонники, несмотря на малочисленность, стремятся к созданию военизированных дружин, выступают с экстремистских позиций под лозунгом «Россия для русского народа».

Патриархальный национализм, уподобляющий нацию «большой семье», ссылается на общинные традиции русской деревни. Его идеалом является допетровская Россия. Представители этого течения ведут в основном просветительскую деятельность с целью национального воспитания.

Державный национализм. Его сторонники проповедуют идею державы как безальтернативного типа российской государственности, основанной на мощном военном потенциале, жесткой вертикальной структуре государственной власти и приоритете управляемой государством экономики. Используется лозунг «соборности», приверженности русского народа православным традициям, социальной справедливости и «духу суверенности нации».

Постклассический национализм в России интересен тем, что его идейно-ценностные компоненты более прагматичны. Действуя по принципу политической целесообразности, он способен к компромиссу.

4.3.Этничность и национализм в постсоветском пространстве

В условиях глубоких политических и социальных преобразований, которые происходят в Российской Федерации в последние годы, этнический фактор стал одним из важнейших параметров общественной жизни и приобрел манифестные, а во многих случаях – конфликтные формы. В зависимости от теоретико-методологических подходов, политической ориентации и этнической заангажированности ученые и политики по-разному оценивают содержание и смысл этнического феномена, причины межэтнических противоречий и конфликтов в России и в целом в постсоветском пространстве. Доминирующей среди российских и зарубежных экспертов является парадигма «распада империи» и «национального возрождения» народов бывшего СССР, которые реализуют признанный международным сообществом принцип права на самоопределение. Эта концепция предполагает, что основной причиной распада СССР как тоталитарного государства с многоэтничным составом населения явилось угнетенное дискриминируемое положение нерусских народов, культура и идентичность которых подверглась насильственной деформации в целях реализации официальной концепции «слияния наций» и конструирования единого «советского народа».

В целом эта концепция опирается на ряд очень сильных аргументов и во многих своих аспектах ее трудно оспаривать. Во-первых, СССР, как и его предшественник – царская Россия, были государственными образованиями имперского типа, история которых содержала многочисленные завоевания, территориальную экспансию, колониальные методы управления, культурную ассимиляция многочисленных этнических групп в пользу доминирующих русского языка и культуры. Во-вторых, коммунистический режим, особенно в эпоху сталинизма, совершил длинный список преступлений и насильственных проектов в отношении бывших советских национальностей, среди которых: акты геноцида в форме массовых депортаций и репрессий (крымские татары, российские немцы, калмыки, корейцы, народы Северного Кавказа и другие), аннексия и ликвидация самостоятельной государственности (народы Прибалтики, Тува), катастрофическое разрушение среды обитания и подрыв традиционных систем жизнеобеспечения ряда этнических групп в результате неэффективного хозяйствования и осуществления военных программ (аборигенные народы Севера и Сибири, каракалпаки в Узбекистане, калмыки в России и другие). В-третьих, советское государство практиковало насаждение русскоязычного официоза в форме «интернациональной» коммунистической идеологии, подавляя любые стремления к автономии и проявления инициативы со стороны регионов и этнических общин, если они не были освящены властью центральных и периферийных элит. В-четвертых, Центр и правившая коммунистическая бюрократия жестко регламентировали повседневную жизнь граждан, нарушая их права и свободы, игнорируя интересы и запросы, в том числе и те, которые были связаны с их этнической культурой и ценностями.

Другими словами, было достаточно причин для распада СССР и этнического кризиса в постсоветском пространстве. Но почему этот кризис произошел и продолжается его эскалация в условиях либерализации и демократических трансформаций? Почему наиболее острые и кровавые этнические конфликты, войны и чистки произошли и происходят не по центральной линии противоречий между доминирующим народом - русским и теми, кто обретает свою «национальную независимость», а их основным адресатом становятся нетитульные меньшинства? Наконец, почему столь быстро казалось бы, позитивные процессы «национального возрождения» из союзников демократических преобразований превратились в одно из их наиболее серьезных препятствий и обрели формы узкоэтнического национализма и посттоталитарных ксенофобий и насилия? На эти вопросы имперская парадигма не дает ответы, как и ее более поздние модификации, объясняющие сегодняшние конфликты заговором проимперских консервативных сил или агонией распадающегося государства-монстра.

4.4. Этничность как терапия и основа коллективного действия

Уникальность бывшего СССР состояла в том, что это было «единственное в мире государство, в основу организации которого был положен этнический принцип». Хотя марксистско-ленинская идеология провозгласила себя интернационалистской доктриной, ее интергративной частью стали идеи и политическая практика этнического национализма. Суть последнего состояла в том, что фактически все основные этнические группы из которых состояло население государства, были объявлены «социалистическими нациями и народностями» и каждой из них была пожалована своя собственная государственность. Одни - наиболее крупные, - получили ее в виде национально-государственных образований (союзные и автономные республики), другие - в форме национально-территориальных образований (автономные области и округа). Всего таких «национальных государств» в бывшем СССР было 53, в сегодняшней России их число составляет 21.

Базовой идеологией такой политики была марксистско-ленинская теория национального вопроса и ее академическая модификация в виде «советской теории этноса», основные положения которых сводились к следующим постулатам:

· население мира состоит из сформировавшихся в период этногенеза объективно существующих базовых социальных группировок (архетипов) в форме этнических общностей (этносов), высшим типом которых являются нации;

· нации обладают набором обязательных характеристик, среди которых собственная территория, общность экономических связей, единый язык и отличительный социально-психологический менталитет (национальный характер);

· условием существования и развития наций является собственная государственность, на территории которой члены данной группы объявляются представителями «коренной нации», а остальные граждане – «некоренным населением».

Исходя из примордиалистической трактовки этничности и политики т.н. «национально-государственного строительства» в советском пространстве с середины 1930-х годов осуществлялась практика социального расизма, т.е. фиксации государством в личных паспортах этнической принадлежности граждан обязательно по одному из родителей, т.е. «по крови» в виде записи «национальность», что поощряло взаимоисключающую этническую лояльность даже среди многочисленных потомков от смешанных браков, а в реальной жизни часто использовалось для дискриминации и получения привилегий по этническому признаку. Откровенной дискриминации подвергались представители «нестатусных» групп, т.е. дисперсные меньшинства без «своей государственности», особенно из числа «наказанных народов» (евреи, немцы, крымские татары, поляки, корейцы и т.д.). Привилегии и преимущества получали прежде всего «старшие братья»: в центре – это прежде всего представители основных восточнославянских народов (русские, украинцы, белорусы), в республиках – представители титульных национальностей, т.е. тех, кто дал название республики, и от имени которых как бы и была провозглашена данная государственность.

Вместе с этим советский режим, хотя и руководствуясь престижно-пропагандистскими мотивами, вложил много энергии и ресурсов в обоснование декларации о «полном решении национального вопроса в СССР» и превосходстве принципа «социалистического» (читай: этнонационального) федерализма над практикой «буржуазного» федерализма, построенного на сугубо региональной основе. В республиках, а также среди малочисленных народов поощрялось развитие образования (для 57 этнических групп была создана собственная письменность), культуры в ее профессиональных формах (музыка, театр, литература), а также поддерживалось создание престижных институтов (атрибутов) национальной государственности (академии наук, издательское дело, кинематография, профессиональные творческие союзы). В 1960-1980-е годы в республиках сложились мощные интеллектуальные элиты, достаточно сильные кадры местной бюрократии, политиков и управленцев, а средний уровень образования, особенно пропорция лиц с высшим образованием и учеными степенями значительно превысил общесоюзные показатели, т.е. среди основного населения России.

Растущий интеллектуальный потенциал и влияние периферийных элит дополнялось демографическими факторами: рост численности большинства нерусских (вернее, неславянских) народов значительно опережал аналогичные показатели среди русских, украинцев, белорусов и народов Прибалтики.

В итоге такой противоречивой политики, когда политический режим и официальная идеология на декларативном и престижном уровнях поощряли этнический национализм (в значительной мере как средство непрямого управления через местные клиентелистcкие элиты), а, с другой стороны, жестко контролировали деятельность всех общественных и государственных институтов и подавляли личные свободы, сложилась достаточно парадоксальная ситуация, которая во многом объясняет причины и характер распада СССР и современные этнические конфликты в России и других новых государствах. В условиях краха официальной идеологии и однопартийной политической системы, при отсутствии развитых институтов гражданского общества (многопартийность, местное самоуправление, общественные и деловые ассоциации и личностные свободы) единственной наиболее доступной и мобилизирующей основной коллективного действия стала групповая солидарность по принципу этнической лояльности. Этнические элиты (гуманитарная интеллигенция и местная партийная номенклатура) взяли на вооружение идеи национализма и в условиях политической либерализации начали борьбу за национальное самоопределение своих государственных образований. Часть союзных республик (Литва, Латвия, Эстония, Молдова, Грузия) с самого начала сформировали требования полной сецессии, т.е. выхода из СССР и образования новых независимых государств, другие выступили с программами реформирования бывшего Союза на основах конфедерации. Входящие в состав Российкой Федерации автономные республики и округа начали борьбу за повышение своего политического статуса, расширение экономической самостоятельности и более широкие свободы в решении вопросов социального и культурного развития.

Эта борьба опиралась на поддержку граждан титульных национальностей, оформивших массовые общественные движения, политические партии, культурные ассоциации и центры. Эти коалиции также обрели преимущественно этнический по своему составу характер, хотя в движениях за суверенитет и независимость на первых стадиях участвовали представители других этнических групп (например, часть русского населения в Прибалтике).

Этничность. включая чувство принадлежности к опрделенной нации, стала не просто средством политической мобилизации, но и формой терапии от гигантской травмы, которая была нанесена прошлыми режимами большим и малым народам бывшего СССР. Обращение к собственной культуре и языку, традициям и ценностям стало средством восстановления утраченного коллективного достоинства и сохранения целостности этнической общности, принадлежность к которой достаточно стойко сохраняли бывшие советские граждане. Несмотря на ассимиляцию, социально-культурную деградацию в условиях неэффективной экономики и низкого уровня жизни, за годы советской власти с карты страны фактически не исчезла ни одна культура, и ее население сохранило высокую степень этнической идентичности, консолидировалось в т.н. социалитстические нации даже в тех регионах (например, в Средней Азии и на Северном Кавказе), где до этого клановые, религиозные или династические связи, а не культурно-языковые факторы лежали в основе политических образований.

Таким образом, этнический кризис в постсоветском пространстве, включая распад Советского Союза, является результатом не только неспособности прошлого режима создать благоприятные социальные условия жизни для своих граждан, а также совершенных несправедливостей в отношении бывших советских национальностей, но и не менее закономерным итогом прошлой доктрины в области национальной политики и «успехов» в осуществлении.

4.5. Национализм и конфликты после распада СССР

После августовского путча 1991 г. СССР распался на 15 независимых государств. Казалось бы, самые крупные советские нации реализовали право на самоопределение и создали «свои» суверенные национальные государства. Подняли свой статус до уровня «национальных государств» еще 21 народ (или нация) Российской Федерации. Согласно тексту Федеративного договора, подписанного всеми субъектами Федерации 31 марта 1992 г. (кроме Чечни и Татарстана), бывшие автономии стали суверенными национальными государствами в составе России. Во всех независимых государствах и в большинстве российких республик были приняты новые конституции и законы, которые закрепили приоритет титульных этнонаций, особенно через формулу единственного официального языка, систему предпочтительного избирательного права для «коренного населения», ограничения в вопросах гражданства и прав на владение собственностью.

Еще на первых парламетских и местных выборах эпохи перестройки почти во всех республиках произошло вытеснение из органов власти представителей нетитульного населения, а титульные группы обеспечили себе ощутимое сверхпредставительство. этот процесс получил свое продолжение и в условиях независимости. Так, например, на выборах осенью 1992 г. в Эстонии и летом 1993 г. в Латвии в парламенты этих государств были избраны исключительно только этнические латыши и эстонцы. Еще более дискриминационная ситуация складывается на уровне исполнительных орнанов власти, причем не только в новых государствах, но и в некоторых российских республиках, Так: например: в Чеченской республике, руководство которой взяло курс на выход из состава России, парламент и правительство полностью состоят из этнических чеченцев, хотя русские в этой республике составляют более 1/3 населения. В Татарстане, который также добивается ассоциированного статуса с Россией, 80-85 % всех назначений на ключевые административные посты сделаны президентом республики М.Шаймиевым в пользу этнических татар, хотя татары составляют в республике немного более 50 % населения.

Трагизм ситуации заключается в том, что осуществление доктрины этнического национализма и образование новых национальных государств происходит на территориях, население которых имеет мультиэтничный состав населения. Все новые государства, кроме Армении (после изгнания из нее азербайджанцев), а также российские республики не имеют моноэтнического характера. парадоксально, но наиболее моноэтничными являются Россия и Литва, где доля доминирующих групп (русских и литовцев) составляет 81 % и 82 % соответсовенно. В остальных государствах доля титульного населения, претендующего на исключительный контроль институтов власти, на доступ к ресурсам и на привилегированное положение, составляет примерно 40-60 %. Таким образом, в категорию «новых меньшинств» попали десятки миллионов бывших советских граждан, в том числе около 25 миллионов русских, живущих за пределами Российской Федерации.

В самой Росси из 21 республики русские составляют большинство населения в 10 республиках и почти во всех 11 автономных округах, а титульные национальности составляют большинство только в 6 респобуликах. Так, например, в Башкирии живет больше татар и больше русских, чем башкир, которые считают республику «своим» государством и претендуют на доминирующее в нем положение.

Несоответсвие доктрины этнонациональной государственности реальной демографической и политической ситуации вызывает новые коллизии и конфликты уже после распада СССР. Особенно в ситуации, когда самоопределившиеся этнонации, вернее их новые правяшие элиты, начинают осуществлять меры по притеснению и дискриминации иноэничных жителей. В Грузии попытка бывшего президента Гамсахурдиа упразднить территориальную автономию южных осетин привела к 3-летнему грузино-осетинскому вооруженному конфликту. Применение силовых методов в отношении абхазского меньшинства уже при руководстве Шеварднадзе стало одной из главных причин грузино-абхазской войны, за один год которой уже погибло более 8 тысяч человек.

Молдавский национализм и стремление ультранационалистов осуществить воссоединение этого государства с Румынией вызвали молдаско-гагаузский конфликт (гагаузы - тюркское этническое меньшинство в Молдове) и разрушительные военные действия в восточной части страны (Приднестровье), где проживает русско-украинское меньшинство.

В свою очередь межэтническая напряженность и новые конфликты вызываются ростом сепаратизма среди лидеров малых этнических групп, которые также ставят цель «национальное самоуправление» от новых центров, образовать «свои» государства, изменить сушествующие государственные или внутригосударственные границы, которые, как правило, не совпадают с границами расслениея этнических групп. Тем более, что в сталинские времена эти границы устанавливались, изнемялись или вообще ликвидировались по воле кремлевских правителей.

Желание исправить прошлые несправедливости приводит к новым несправедливостям в отношении нынешнего поколения граждан, т.к. во мноних случаях изменилась радикально за последине полвека демографическая ситуация, а за последние годы – ситуация геополитическая. вернуться в прошлое невозможно, как и невозможно реализовать принцип предоставления каждой этнической группе собственного государства – обеспечение благориятных условий сушествования его граждан. Сепаратизм – это реакция на неспособность бывших и новых государственных образований, их политических элит выполнить эту функцию и найти демократическую формулу совместного существования граждан различного этнического происхождения. Национал-радикализм центробежные тенденции, особенно в России, вызывают также и медленные процессы децентрализации власти и управления экономикой. В России и других государствах продолжают сохранять свои позиции сторонники унитаризма, а в условиях социального кризиса и моральной травмы активизируют свою деятельность русские националисты и шовинисты, мечтающие вернцть мифическое «величие державы».

В этих условиях, на наш взгляд, выход состоит в поиске новой формулы российской государственности, в новом выборе в пользу плюралистического общества. Демократическое согражданство и культурный плюрализм могут составить основу политической формулы новых государств, в том числе и России, сменив безответственную социальную инженерию с огосударствлением и территориализацией этничности.

4.6. Стратегия и механизмы для мультиэтнических обществ

На основе наших научных разработок и личного политического опыта нам представляется возможным сформулировать следующие предложения.

Управление и функционирование государственности в этнически разделенных обществах требует особой компетенции творческих подходов, политической воли и существенных материальных ресурсов. В Российской Федерации политика в отношении национальностей должна иметь своим субъектом все народы и охватывать всю территорию страны. Ее цель - не навязывать верхушечные, патерналистические концепции и не поднимать до уровня официальной политики групповые мифы и иррациональные доктрины. Ее цель - создавать наиболее благоприятные условия для этнокультурных общностей в сохранении прав и запросов граждан, связанных с их национальной принадлежностью.

Сложившаяся после распада СССР этнодемографическая ситуация и ее проекции в политику при всей их болезненности требует общей установки для лидеров новых государств на интеграцию всех живущих в них бывших советских граждан в новую общественно-политическую среду. В интересах межэтнического согласия противодействовать форсированным изменениям демографической ситуации, особенно через насилие и нарушение прав человека. В миграционной политике приоритетными должны быть меры по сдерживанию миграций, т.к. массовые перемещения людей в будущем создадут еще более сложные проблемы.

Потенциально наиболее острые и масштабные конфликты для всех новых государств, в том числе и для России, заключают в себе политическая ущемленность и моральная дезориентация русских, проекция на эту группу бед и неисправностей, вызванных господствовавшей политической системой. Русские как этническая общность, их статус и культура должны стать субъектом национальной политики в Российской Федерации и сферой межгосударственных программ и соглашений.

Федерализм – наиболее оптимальный принцип внутригосударственного устройства многонациональных обществ. Существование части субъектов федерации в форме национальных республик - это политическая реальность, которая должна всячески уважаться. Однако это не означает наделение титульных национальностей в республиках «своей» государственностью. В республиках сохраняется сложный состав населения и в них, как и в краях и областях, должны осуществляться программы оптимизации межэтнических отношений и разрешения конфликтов.

Рассредоточение власти из единого центра, расширение регионального суверенитета и местных полномочий делают институты власти и службы государства более близкими и более чувствительными к запросам культурно различных групп, живущих в одном государстве. Поэтому федерализм должен сочетаться с гораздо более сильным самоуправлением. Расширение прав и ресурсов местных сообществ ограничит снизу стремление к исключительности республиканских и областных правящих элит, позволит лучше учитывать культурные запросы граждан и разрешать возникающие противоречия.

На уровне федерального правления должны быть осуществлены меры. в том числе конституционные и законодательные, по приданию центральным органам власти и управления, а также информационно-культурному пространству многоэтничного характера, отражающего этнокультурный облик населения Российской Федерации. Необходимо расширить представительство нерусских народов в руководящем составе федеральных министерств, дипломатическом корпусе, армейских офицерских кадрах. Необходимо расширить объем радио и телевидения на языках народов России, создать правительственные газетные и информационные издания на основных языках народов Северного Кавказа, Поволжья и Сибири, создать государственную службу языковых переводов.

В Российской Федерации должна быть выработана избирательная система, которая достигла бы двух целей: обеспечение представительства в более широком смысле, т.е. через различные формы влияния и учета интересов этнической группы политиками, принадлежащими к различным группам. Избирательная система должна предотвращать узурпацию власти на всех уровнях представителями одной группы за счет других и ставить политиков в зависимость от голосов иноэтничного электората, поощрять обязательства по обеспечению интересов различных групп и по достижению межэтнического согласия.

В полиэтнических обществах должны поощряться ассоциации, объединения, коллективы, построенные на территориальных, хозяйственных, профессиональных принципах. Эти коалиции должны пересекать этнические границы, затруднять образование моноэтнических группировок и политических союзов, переводить соперничество по внутриэтническим параметрам.

В многонациональном обществе существует фактическое неравенство национальностей, а этническая солидарность используется для достижения социальных и политических преимуществ. Задача политиков избегать резкой социальной стартификации по этническим переметрам, предотвращать явные диспропорции в социальных условиях жизни непосредственно контактирующих групп, обеспечивать равные условия для социального продвижения граждан независимо от их национальности. Особые и срочные меры в этом плане должны быть приняты в ходе осуществления экономических рформ и приватизации.

Малочисленные народы, сохраняющие традиционные системы жизнеобеспечения и проживающие в экологически хрупкой среде, нуждаются в особых правах на территории и ресурсы хозяйственного использования, на квотное представительство в органах власти, на окончательное решение вопросов, затрагивающих основы их жизни. Но возрождение малочисленных народов возможно только через интеграцию в современные формы хозяйствования, в том числе через развитие общественного предпринимательства, включая проекты по разработке ресурсов, рекреационному бизнесу.

Экстерриториальная национально-культурная автономия есть наиболее глубокая и действенная форма реализации прав и интересов национальностей как на коллективном, так и на индивидуальном уровнях. По всей территории Российской Федерации на федеральном, республиконско-региональном уровнях должны поддерживаться инициативные программы по развитию культурных центров и образовательных институтов, организации средств информации на родных языках.

Этнические общины должны получить право на политическое представительство, владение собственностью, различной формы общественного самоуправления, культурноориентированные хозяйственную деятельность, организацию образовательного процесса любого уровня, собственное культурные учреждения, общественные фонды, разнообразные связи с родственными этническими группами в России и за рубежом. Не вместо, а вместе с национально-государственными образованиями национально-культурная автономия является важнейшей формой национального самоопределения народов Российской Федерации.

Способы разрешения этнических противоречий

Углубление экономической разрухи, нарастание социальной напряженности, политическая борьба, крушение прежних идеологических ориентиров и появление суррогатов, коррумпированность старых и новых бюрократических структур, паралич власти в центре и на местах, то есть разрушенность старого и отсутствие нового – вот общие черты конфликтов на этнической почве.

Национальные трения существовали, и будут существовать до тех пор, пока сохранятся национальные различия. Многонациональное общество изначально менее стабильно, чем этнически однородное общество, и суть национального вопроса сводится к тому, какая из двух противоположных тенденций возьмет верх и окажется доминирующей.

Если государство демократическое, то возникающие в нем конфликты сопровождаются структурными изменениями самой политической системы государства, а если авторитарное – усилением репрессий и зажимом движений, что приводит к новым узлам напряженности.

К числу мер, ведущих к разрешению этнических противоречий, можно отнести: передачу существенной доли власти этнорегиональным территориям; принятие избирательных законов, стимулирующих межэтнические переговоры; создание условий для роста благосостояния экономически неблагополучных меньшинств.

РАЗДЕЛ 3. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЭТНОНАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

ТЕМА 5. ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЭТНОНАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКОЙ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 30.03!

5.1. Актуальность практической этнополитики

Мир многонационален и культурно многообразен. Основными тенденциями развития этпо-полнтических процессов в современном мире являются: стремление пародов к сохранению и развитию своей самобытности, к культурному И политическому самоутверждению, участию в общественной и государственной жизни. Одновременно все более глобальный характер носят и интернационалнзанионные процессы. Следовательно, все больше возобладают стремления к формированию крупных политических общностей, государств и межгосударственных объединений на основе интеграции экономики, культур и правовых систем. Сущность этнонацмопальной политики государства зависит не только от этнонационалыюго состава страны, но и традиций, опыта, их взаимодействия, от характера их обустройства в едином государстве. Этнонациональная политика исторически всегда была для России актуальной, частью общей политики правовой страны. Политические системы, политические режимы – это сложные и целостные образования из многих социально-политических составляющих и важно найти в них место обустройству народов и культур, с учетом их интересов и интересов единства страны. Характер политической системы определяется не только экономическими, политическими, духовными и социальными отношениями, но в определенной степени и характером народов, их традициями. Следовательно, любое государство, политический режим – это соответствующая модель этноиациональных отношений. Можно вести речь и об обобщенном поведении этносов: государственно-интеграционном и не только государственно-сепаратистском. Сфера этнонациональиых отношений располагает огромным созидательным потенциалом, который она проявляет через конкретно-историческую, политическую систему, осуществляя политическую социализацию этнонаций, политическое рекрутирование этнополитическнх элит, создавая таким образом целостную систему политической коммуникации этнонаций, их отношений во всех сферах государственной и общественной жизни. Россия в своей истории прошла фактически псе известные модели политических режимов: феодально-крепостнический; авторитарно-царский; имперский; тоталитарно-советский; развитой советский; и пробует теперь демократический, но опять, таки в отечественно-самобытной форме. Каждая из этих моделей имела российскую специфику. Соответственно имеют место и такие же модели политического обустройства этнонаций и проведения этнополитики, где се субъектами выступают: имперская нация, нация-класс, этнонация-личпость. Говоря о моделях этнополитики в конкретных политических системах, следует подчеркнуть, что стабильность государства зависит от «взаимопонимания между уровнем политического участия и уровнем политической ипституализации. Когда первое возрастает, для сохранения политической стабильности необходимо увеличение, сложности, автономии, приспособляемости и согласованности политических институтов общества» (С. Хантингтон). Это положение полностью относится и к этноиолитике, ибо речь идет о приспособлении и согласованности специфических интересов в единой целостности.

Политическая система многонациональной России будет успешно функционировать, если она будет базироваться на принципе политической и духовной солидарности, выстраивая подобную модель в этноиациональных отношениях. Деятельность государства, его органов власти в сфере этноиациональных отношений должна быть ориентирована на выполнение собирательной, интегративной, солидарной в целом духовно-созидательных функций! Это предмет этнонациопальной политики государства, ее цели и задачи.

Историческое наследие деятельности различных политических режимов в сфере этноиациональных отношений в России в других странах наряду с созидательными моментами имеет и другие стороны: от дискриминаций и преследований части этнонаций, до равнодушия и отрицания роли и значения этпонационалыюго фактора в обществе, государстве, а также политизация и столкновение интересов различных народов, этнонаций внутри страны. Государство в эпоху становления этнонаций, а еще больше в эпоху наций-государств становится главным субъектом управления этнонациональными и этнополитическими процессами. Отсюда и ответственность органов власти, управленческих кадров. Успех там, где проведение общего курса политических и экономических реформ и преобразований проводится с учетом особенностей и возможностей регионов, самочувствия народов и местных сообществ. Однобокий диктат сверху, как и диктат, снизу разрушают стабильность в сфере этнонациональных отношений. Этнокультурное многообразие страны не помеха ее развития, как считают некоторые, а огромный потенциал многообразия возможностей успешного развития, сохранения и укрепления государства, духовного единства многонационального народа Российской Федерации. Отсюда актуальность формирования и проведения научного обоснования, учитывающая многообразие интересов и возможностей стратегически выверенной этнонациональной политики.

Новый этап истории, новые задачи этнополитики. Новый демократический этап развития этнонациональных отношений привел к выработке соответствующей концепции государственной национальной политики, которая ориентирована не на навязывание какой-то одной классовой идеологии или этнонациональной идеи, а на учет и согласование интересов и потребностей каждого народа, каждого человека, их активное взаимодействие в единой государственной общности народов. Учет и выражение их воли в единой системе волеизъявления и осуществления воли всего многонационального народа – смысл государственной этнонациональной политики. Отсюда ее генетическая связь с государственной властью. Выработку и реализацию государственной этнополитики новой России важно осуществить с учетом отечественного и международного опыта, а также геополитических, духовно-нравственных и психологических последствий развала Советского Союза. Новое соотношение этнонационалыюго большинства и меньшинства на различных территориях и различных национальностей, которое сложилось в нынешней России, важно выстраивать гармонично на принципах демократии. При этом в данной сфере следует не допускать диктата собственного самочувствия и самобытности в этноиациональном измерении, при равнодушии и пренебрежении к положению и самобытности других. Управленческие модели в сфере национальных отношений на современном этапе теснейшим образом связаны с демократическими принципами. В этом плане речь идет о модели мультикультурной демократии. Актуальность этого понимают сегодня даже в странах «плавильного котла». «Величайшая перспектива для Америки XX столетия заключается в ее способности правильно использовать растущее расовое и этническое многообразие страны». Следовало бы внимательнее присмотреться к указанию Б. Клинтона о разработке программы «Единая Америка в XX веке», исходя из того что в стране существуют серьезные расовые и этнические проблемы и нужна политика «мультикультурной демократии», направленная на «достижение внутренней гармонии и взаимной терпимости». Цель: «создание единой американской нации с сохранением се огромного культурного многообразия». Для России актуальность такой постановки задач этнополитики, возможности и традиции учета и использования этнонацио-нального потенциала многообразия в тысячи раз больше. Воля к единству и сотрудничеству – это не просто инициатива «снизу», но прежде всего выработка и проявление воли многонационального народа на государственном уровне.

Организация эффективного государственного управления этнополи-тическими процессами – это и есть этнополитика. И она направлена на нормальное самочувствие граждан, на удовлетворение культурно-языковых потребностей всех национальностей страны, на обеспечение их единства как единого народа, государства. Предмет и управленческие задачи национальной политики исходят от реального положения и перспектив развития этнонаций в их государственном единстве.

5.2. Историческое развитие этнонациональной политики в России

Распад Российской империи в начале XX в. и Советского Союза в конце XX в. обусловлен, конечно, прежде всего не этнонациональными факторами, как любят многие твердить, а характеристикой и кризисом социально-политических систем, хотя немалую роль тут играет и этнополитика, а точнее – ее постоянное отсутствие в истинном смысле. При этом важно отмечать бесспорные достижения в развитии этнонаций, их исторического прогресса в России, вместе с тем не забывая и о величайших трагедиях, унижениях, преследованиях, репрессиях и уничтожении цвета этнонациональной интеллигенции. Последствия обид от несправедливостей, допущенных со стороны политических режимов прошлого, дестабилизируют этнополитическую ситуацию в России. Получается так, что последствия этих преступлений переносятся на национальности и их взаимоотношения. Нужен добротный анализ этих процессов, но не для сведения счетов, а чтобы избежать их вновь. В современных условиях велики и надежды и противоречия в развитии этнонациональных и этнополитических отношений в России и вокруг нее. Многое будет зависеть от того, какое наследие мы будем получать из прошлого. Тут важно «обнажить голову перед прошлым и засучить рукава перед будущим» (Б. Шоу). Отсюда значимость роли и места этнополитики в деятельности государства, органов власти всех уровней. С учетом всех этих моментов и была разработана Концепция государственной национальной политики.

5.3. Концепция государственной национальной политики (этнополитики)

Она зиждется прежде всего на принципах и потенциале демократии. Сущность, цели и задачи национальной политики – укрепление созидательных основ, развитие этнонаций и достижение солидарного единства многонационального народа Российской Федерации и государства российского. Кроме того, цели и задачи этнополитики должны определяться и реализовываться в соответствии с тенденциями развития этнополитических процессов в России, с учетом всех противоречий и трудностей прошлого и настоящего в этой сфере. Важно учесть, что в условиях демократии возрастает мобильность наций в социально-экономической и в духовно-политической сферах. Отсюда и актуальность деятельности институтов гражданского общества созидательного толка на всех уровнях. В этнонацио-нальной политике необходимо обозначить и особенности опасности национализма в России, который у нас проявляется как фактически расовая теория исключительной и особой миссии превосходства одной нации-этноса над другими. А это нарушает паритет интересов и равенство, что приводит к этнонациональпым конфликтам, ослабляет единство государства. Интернационализм тоже в свое время ограничивал сотрудничество этнонаций классовой идеей. Идея равноправного развития, демократической и солидарной ответственности за судьбы народов России и всего Отечества заложена в Концепции государственной национальной политики. При этом базовыми являются тенденции интеграционные, солидарные, а не дезинтеграционные, конфликтонесушие как внутри наций, так и в целом в многонациональном российском сообществе. Экстремизм – опаснейший феномен в сфере этнонациональных отношений, и его неоправданно порой выдают за патриотизм. Как говорил великий Л. Н. Толстой: «Патриот – это человек, который любит свой народ, а националист – это человек, который ненавидит другой народ». Не только этнонаций, но и нация-государство обладает патриотизмом, патриотизмом гражданским, общегосударственным. В гражданском обществе необходимо создание не только однонациональных, но и многонациональных организаций. Одной из таких, созданных в соответствии с Концепцией государственной национальной политики, является Ассамблея народов России. «Дружба народов – единство России» – таков девиз Ассамблеи народов России. Он отражает важнейшие стороны содержания российского государственного патриотизма, который в комплексе призван обеспечивать этнонациональное развитие и межнациональную солидарность людей, россиян, граждан Российской Федерации. Узловые задачи национальной политики:

· адаптация различных этносов, с учетом их интересов и истории к новым условиям развития государства, к модели демократии, федеративных отношений: поиск и нахождение баланса интересов всего государства и народов, местных сообществ с учетом их специфических потребностей, безопасности и единства государства;

· развитие самобытности и будущности национальных культур и языков всех народов России при укреплении их духовной, культурной общности;

· овладевание духовным потенциалом «русского духовного мира», русским языком как государственным языком Российской Федерации, традиционным языком межнационального общения народов России;

· обеспечение будущности и правовой защищенности национальных меньшинств, коренных малочисленных народов, представителей всех национальностей страны;

· сохранение традиционных для российских народов форм самоопределения внутри российского государства;

· противодействие геополитическому экстремизму всех мастей, разжиганию межнациональной розни, всяких форм дискриминации граждан России по этнонациональному признаку.

Русский и другие народы в этнополитике. Особое место и бесспорно основополагающая роль русской нации в этнонациональной политике, к величайшему сожалению остается по большому счету вне этнонациональной политики. В царской России этнонолитику относили только к «инородцам», а в советский период – к «нацменам». Отсюда искаженность роли русской нации как субъекта и объекта национальной политики. И в самой «русской идеи» важно отделить общечеловеческие, прогрессивно-национальные идеи от узких национал-шовинистических устремлений. Такие же процессы идут и в среде так называемых «автохтонных этносов» в регионах, республиках Российской Федерации. Отсюда сложный клубок проблем и противоречий в сфере этнонациональных отношений. Национальные меньшинства и малочисленные народы в России тоже занимают свое место в этнополитике. Решению их проблем в современных условиях могут помочь законы «О национально-культурной автономии» и «О гарантиях развития малочисленных народов». К величайшему сожалению, многие положения этих законов не исполняются, что затрудняет перевод этнополитических процессов в правовое русло. Правовое обеспечение жизнедеятельности народов в едином государстве – самое главное и самое перспективное направление демократического развития этнонаций и этнонациональных отношений, при одновременном усилении и участии в этом процессе гражданских институтов, неформализованных норм и традиций созидательного толка.

5.4. Демократия и модели этнополитики

Демократические требования национальной политики: безусловное уважение прав человека и основных свобод на самостоятельное и равноправное развитие различных национальностей; преодоление последствий дискриминационной политики прошлого; единство Российского государства и его многонационального народа; паритет интересов национальностей и их сотрудничество во всех сферах общественной и государственной жизни; мирное решение спорных вопросов; государственная поддержка развития этносов, их культур и языков и др. Типологическая характеристика этнонационалыюй политики может быть условно следующей: стихийная модель; имперская; тоталитарная; псевдодемократическая модель; националистическая и шовинистическая модели; романтическая; демократическая. Профессор А. Здравомыслов указывает на либерально-демократический, геополитический, национально-коммунистический и национально-консервативный варианты. Другая модель – это вытеснение национальности гражданственностью, деэтнизация общественной и государственной жизни (Тишков А. В.). Актуальным и исторически апробированным для России является вопрос о структуризации этнонациональных общностей или, как его у нас называли, «нациостроительство» или «национально-государственное строительство». Была ли эта проблема продумана большевиками – как пишут некоторые авторы и утверждают московские политики? Какова логика образования национальных районов, округов, областей и республик? Ответы здесь неоднозначны, если их выводить не из головы, а из практики. После революций начала XX в. многие этнонациопальные образования становились самостоятельными и независимыми, стремясь сохранить себя и восстановить свой статус, хотя бы в той форме в какой он был до вхождения в состав России. Суверенизация доходила вплоть до хуторов. И большевики пошли на федерализацию из-за объективной необходимости. Известно, что их установки были совершенно другие, реализованные потом – федерация превратилась в политическую декорацию в жестко централизованном государстве. Тогда собрать Россию другим путем было бы невозможно. Бесспорно, тут был допущен определенный перекос, в том числе с суверенизацией вплоть до права народов-республик на выход из состава Союза. Но большевики были хорошими учениками не столько Маркса, сколько Макиавелли. Они знали, что при партийной диктатуре все эти образования и лозунги – пустые формальности. А что касается «помощи ранее отсталым народам», в том числе и в подготовке «национальных кадров», – это было необходимо, и ничего плохого в этом нет. И это вовсе не угнетение русского или другого народа, как об этом пишут некоторые авторы. Речь идет о единой стране, одном народе, общем государстве.

Кадры решают многое. Как и тезис о том, что подготовка «национальных кадров» привела к тому, что «кадры» выросли и прогнали своих русских... учителей». Это цинизм. К концу XX в. эти кадры все равно подготовились бы. Получается хуже, чем у Макиавелли: в колониальной зависимости можно и нужно держать все «первобытные» народы. И большевики, получается, виноваты в том, что они нарушили «чистоту» подобного эксперимента. «Сегодня во всех бывших союзных республиках» (а это уже суверенные государства. – О. А.), а также во многих «национальных» республиках России власть безраздельно принадлежит представителям «титульного этноса» – пишет С. Е. Рыбаков, распространяя полуправду и возбуждая межнациональные недоверие и рознь, особенно когда речь идет о Российской Федерации. В Башкортостане, Северной Осетии (Алании), Карачаево-Черкессии и других «национальных» республиках один из первых руководителей – представитель русской национальности, как и во всех автономных образованиях. А в Карелии, Бурятии, Коми, Марий-Эл, Горном Алтае главы республик – русские по национальности. Хотя есть и примеры другого рода. И в федеральном центре, как указывают, из регионов не обеспечено представительство народов России в органах власти. На первых должностях российского государства фактически не найти татар, кабардинцев, хакасов, балкар, дагестанцев и многих других. А первые должности у нас: Президент, Председатель Правительства, Председатели палат Федерального Собрания, Верховный суд, Генеральная прокуратура, Арбитражный суд, Конституционный суд и т. д. Кроме того, политические вопросы очень болезненные для освещения и еще более болезненные для практики. В многонациональном государстве должна быть кадровая политика, соответствующая нашей многонациональности и задачам ее укрепления. Иначе – это повод для возбуждения недоверия и подозрительности. Власть российская в центре и на местах призвана отражать, в том числе, кроме прочих характеристик и этнонациональную мозаику нашего общества в целом и регионов в частности.

Конечно, нельзя политические процессы, кадровые вопросы подгонять под этнические признаки. Политические режимы, прикидываясь безнациональными, действуют, как им выгодно – приближая своих. А в результате многие ошибки и упущения власти, как борьба за власть, переводятся наэтнонационалыгые начала. В результате, с одной стороны, русским навязывается мысль, что Россией управляют не русские, а с другой – не русским доказывается их неучастие во власти и ущербность. Дело доходит до абсурдной ситуации, когда «русский (я добавил бы и любой иной. – О. А.) национализм противостоит проекту гражданской нации». На этом фоне людям навязываются стереотипы и утверждаются глупости глобального масштаба, «что в условиях построенной по этническому принципу федерации русские... остались без собственного государства или административно-территориального образования». Нужно быть просто ослепленным национализмом человеком, чтобы не видеть, что 5 субъект федерации – это этнически русские, плюс автономные округа, где русское, славянское население составляет подавляющее большинство. Кроме того, в целом Россия – это преимущественно и закономерно русское государство по истории, традициям, языку, культуре и даже по символике. Только провокаторы могут ставить этот вопрос в подобном разрезе, вроде тех, кто доказывал с умным видом необходимость создания компартии и академии наук РСФСР, что в результате от Союза ничего не осталось. Не понимая, что СССР – это и есть историческая Россия. Компартию и Академию наук получили, а государство потеряли. Вот к чему приводит незнание этнополитики в том числе. Поэтому еще и еще раз важно подчеркивать наличие и необходимость своевременного решения бесспорно острых и актуальных проблем развития русского этноса на современном этапе. Это основной стержень, индикатор состояния этнонационалной политики в Российской Федерации. И впервые удалось обозначить и включить эту проблему в Концепции государственной национальной политики.

Президентский тип политической системы, который складывается в России, имеет свои преимущества, ибо основные установки, возможности учета потенциала многонациональности в жизни власти и страны во многом зависят от Президента. И важно на этом уровне ставить задачи стратегического плана, говоря о самочувствии и достоинстве граждан всех национальностей России. Так было на его встрече с конгрессом татар в Казани (август 2002 г.) Пока же чаще Президент вынужден заниматься тактическими вопросами преодоления экстремизма и конфликтов. Вместе с тем ясно и другое: Президенту, видимо, навязывается пагубная теория «этнического нейтралитета» государства и «отрицание наций» при явной этнизации и этнополитизации всех сфер общественной и государственной жизни на практике. Необходимо вернуться к Концепции государственной национальной политики и более четко обозначить ее цели и задачи в нынешних условиях

5.5. Принципы этнополитики

Административными актами «отмены национальностей» или исключения «родного языка» из переписи населения этнонациональные вопросы не решаются. Нужна последовательная государственная национальная политика, которая строится на демократических принципах:

· равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от его расы, национальности, языка;

· запрещение любых форм ограничения прав и свобод граждан по признакам этнонационалыюй, расовой, языковой принадлежности;

· сохранение и укрепление исторического единства многонационального народа Российской Федерации;

· гарантии прав и этнонациональных перспектив русского и других народов, национальных меньшинств и малочисленных народов;

· признание стержневой роли русской нации, русской культуры и русского языка в перспективе развития наций и национальных отношений, в реализации государственной национальной политики; запрещение пропаганды и практических проявлений национальной вражды;

· самобытное развитие культур, традиций и языков народов России;

· мирное, правовое решение всех спорных межнациональных вопросов, недопущение этнополитического экстремизма и применения силы для решения проблем в сфере национальных отношений.

Механизмы реализации этнонациональной политики. Они возможны как через создание федеральных и региональных органов управления, так и насыщение четкой этнополитикой всех сфер деятельности органов власти в центре и на местах. Еще раз подчеркнем роль институтов гражданского общества в формировании и реализации национальной политики. Ассамблея народов России – одна из крупных и эффективных многонациональных организаций, созданных в соответствии с Концепцией государственной национальной политики. Она имеет свои региональные организации – Ассамблеи народов конкретных субъектов федерации, которые активно работают совместно с органами власти в Оренбургской, Саратовской, Воронежской, Ивановской, Ярославской, Липецкой областей, в Москве и Санкт-Петербурге, в республиках Бурятия, Удмуртия, Дагестан, Башкортостан, Татарстан, Северная Осетия-Алания, в Ханты-Мансийском, Бурят-Агинском и Ямало-Ненецком автономных округах. Благодаря их совместной деятельности успешно разрабатываются и реализуются региональные концепции и программы национальной политики.

Крайне слабо и чисто формально пока отражены реальные задачи национальной политики в программных документах политических партий и общественных организаций России. Есть подвижки за последние пять лет в формировании правовых основ этнонациональной политики и управления этнополитическими процессами. Потенциал разных автономий и самоуправленческий потенциал этнонаций и местных сообществах недостаточно учитывается и недостаточно используется.

Нации-этносы, этнонациональная политика и духовность и нравственность народов страны подвергаются новым вызовам в условиях глобализации, активизации этномиграционных процессов, включением людей, народов в «мировую паутину» интернета, где беспрепятственно и чаще действуют крайне деструктивные силы, действительно обостряя противоречия между «космополитической элитой и националистическим настроем народа» (С. Хантингтон) в глобальном масштабе. В результате в сфере этнонациональных, этнокультурных отношений разрушительное влияние национал-фашистских группировок может возрасти.

Национально-культурные автономии. Сегодня новая российская элита старается свести всю этнополитику к практике национально-. культурного самоопределения. Идя этим путем, можно:

· решить самостоятельно задачи сохранения и развития своей самобытной культуры, традиций, добиться изучения родных языков;

· создать самоуправленческие структуры удовлетворения национально-культурных потребностей различных национальностей в местах их компактного проживания;

· осуществить меры политической, экономической и правовой государственной поддержки национально-культурных автономий;

· активизировать совместную работу государственных и общественных организаций по выработке и реализации программ национальной политики.

Вместе с тем государство, во-первых, свои обязательства по закону фактически не выполняет, а во-вторых, в системе национальных отношений стимулируется создание однонациональных организаций тогда, когда наше общество повсеместно многонационально, проповедуется этнонациональная замкнутость, навязывается мысль, что все вопросы спасения, возрождения и развития своего этнонационального потенциала – это дело «самих утопающих». Но могут наступить времена, что в моду опять войдет топить друг друга, якобы спасая себя. Тут государство, органы власти не имеют право на нейтралитет.

Межнациональное сотрудничество, межкультурное взаимодействие. Необходимо управлять органами власти и обществом совместно. Особое внимание должно быть уделено информационному обеспечению этнонациональной политики, развитию средств массовой информации на языках народов России. И не надо ждать, пока за нас это сделает радиостанция «Свобода» или кто-то еще. Сотни обращений об открытии и вещании на чеченском, осетинском, аварском, кабардинском и других языках остались без ответа и начался шум, когда радиостанция «Свобода» стала вещать на этих языках. Кстати, в ряде государств расходы на такое вещание датируются из бюджета. Духовная жизнь наций – исключительно самобытное и многообразное явление. Особенности культуры, языка, нравов, традиций, психологии, мировосприятия и миропонимания, этикета – таково примерно содержание духовной жизни наций. Эти ценности «задают» программу деятельности для отдельных людей и целых общностей.

Культура и безкультурное, знания и невежество, истина и суеверие, взаимоисключающие явления имеют место в жизни каждой национальности. Этносы-нации – феномен общечеловеческий, но при несомненной самобытности в духовной жизни каждой нации проявляется взаимодействие общественного и индивидуального сознания. Отсюда и взаимосвязанность индивидуальных и коллективных прав в сфере этнонациональных отношений. Ф. Энгельс, говоря о «национальном сознании», ставил рядом «жизнеспособность нации» И это важный социальный и духовный вопрос. Содержание национальной культуры и национального сознания может меняться в ходе исторического развития нации-этноса. Достаточно много в них элементов заимствования. «Подлинная культура межнационального общения, взаимодействия и сотрудничества народов может возникнуть только на основе раскрытия духовно-нравственного потенциала каждой нации». Межнациональное общение в нашей стране располагает огромным потенциалом. «Этнонациональное воспитание», «национальный патриотизм» – понятия, которые избегались в прошлом, формируют чувства солидарности и общности пародов России, принадлежности к многонациональному народу Российской Федерации. Отсюда вытекают и задачи воспитания граждан всех национальностей в духе российского патриотизма и межнациональной солидарности. Рационализация государственного управления этнополитическими процессами в конкретных сферах развития российского общества и в конкретных регионах – это прежде всего духовно-нравственное закрепление ценностей дружбы народов и единства страны. Опыт Саратовской и Оренбургской областей, Республик Удмуртия и Бурятия, Ханты-Мансийского и Усть-Ордынского автономных округов свидетельствует об эффективности такого подхода в новых условиях демократического развития.

В заключение важно еще раз подчеркнуть реальность и перспективность развития наций-этносов, как и объективность процессов формирования единого многонационального народа, нации-государства. При таком подходе к этнонациональной политике как национальность, так и многонациональность будут выступать как надежные и апробированные формы сотрудничества и сотворчества самобытного потенциала народов России, жизнеспособности и мощи Российское Федерации.

На главную страницу

ТЕМА 6. ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 6.04!

Этнокультурные проблемы и развитие национального самосознания в настоящее время приобретают особую значимость и глубину социально – философского осмысления. Это связано с теми социально – экономическими, общественно – политическими и историко-культурными процессами, которые происходят сейчас в стране.

В условиях обновления всей сферы общественной жизни исследование основных закономерностей и специфических особенностей формирования этнокультуры имеет большое научно – теоретическое и практическое значение. На современном этапе роста национального самосознания и этнокультурных проблем межнациональных отношений приобрели актуальность и остроту. В связи с этим возникает необходимость всестороннего изучения этносоциальных и этнокультурных процессов и основных закономерностей детерминации национального самосознания.

В исследовании этих вопросов необходимо учитывать многие этнокультурные проблемы, которые включают в себя традицию, представляющую как комплекс культурных парадигм. Этнокультурная и национальная идеи мало исследованы, и потому они находятся в центре внимания ученых на современном этапе развития общества. Эти понятия связаны с этносом, с особенностями этнографической трактовки национальной культуры, национального мышления, с психологическим складом нации и сферами сознания человека. В период национального возрождения культуры проблема детерминации национального самосознания имеет особую значимость в связи с происходящими этнокультурными процессами, проявляющимися неоднозначно в российской действительности.

6.1. Национальное самосознание как феномен в системе общественного сознания

Невозможно раскрыть общие закономерности и специфические особенности формирования и развития национального самосознания без этнической культуры. Она является одним из определяющих факторов национального самосознания. Через культуру происходит связь человека с природой и межнациональные контакты.

Этнопсихологические и этнокультурные исследования позволили заметить две общие тенденции в развитии национального самосознания: с одной стороны, нововведения в связи с демократизацией общества и распространением массовой культуры Запада интенсивно обогащают духовный мир личности и в целом этноса. Общечеловеческие культурные ценности активно воздействуют на формирование и изменение этнической культуры и национального самосознания. С другой стороны, наблюдается сокращение влияния этносоциальных и этнокультурных предпосылок на развитие национального самосознания. Этническое сознание народа претерпевает изменение. Первая тенденция считается закономерной, прогрессивной, так как она обусловлена объективным ходом развития человечества. Вторая вызывает опасения.

Культура, по мнению Г. Драч, играет особую роль во взаимодействии этноса с природой. Ученые рассматривают национальный мир как единый космос, в котором слиты человек и исторически окружающая его природная среда, влияющая на социальную психологию этноса. Она формирует национальный характер и детерминирует направленность его практической деятельности. Культура связывает этнос с природой, объединяет единый космос, природный ландшафт, жилище, способ добывания пищи и самого человека во всех его этнических проявлениях.

Согласно теории Л.Н. Гумилева, этнос – это явление, лежащее на границе биосферы и социосферы и имеющее весьма специфическое назначение в строении биосферы земли. Об основных функциях культуры написано много работ, в том числе существует множество определений культуры. Это не наша цель.

В условиях обновления общественной жизни раздвигается динамика развития национального самосознания, углубляется интерес к познанию культурного классического наследия, вырабатывается новое явление в сфере духовной культуры. Расширение информационного блока способствует интенсификации коммуникативной связи. Долгие годы был обрыв в развитии и усвоении национальной культуры, этнокультурных связей с народами других стран Востока и Запада. Сейчас идет осмысление духовного наследия у всех народов, возвращаются мощные пласты национальной культуры. Все это оказывает большое влияние на формирование национального самосознания, способствует развитию духовно-нравственных ценностей.

Исследование проблемы взаимосвязи и взаимообусловленности этнокультурного и национального самосознания, раскрытие причин их взаимосвязи и влияния друг на друга имеет большое научно-теоретическое значение. Без такого подхода невозможно выявить общие закономерности и специфические особенности формирования и развития этнической культуры и национального самосознания народов Северного Кавказа.

Национальное, как философская категория, представляет собой многие стороны жизни национальных общностей, воплощает многообразие индивидуального, особенного, отдельного, охватывает все богатство материальной и духовной жизни нации. При этом надо учитывать и другое, что особенное и общее, национальное и инонациональное явления органически взаимосвязанные. Утверждение инонационального, общего в национальном - одна из важных закономерностей духовного развития общества.

Национальное, как нравственная категория, сложная проблема, касающаяся всех сторон бытия этноса. В нынешних условиях обновления общественной жизни она особенно актуальна, потому что связана с особенностями этнографической трактовки национальной культуры, национального мышления, с психологическим складом нации и сферами сознания человека.

Национальное в сфере сознания может быть отображением в художественной культуре национальных особенностей и национального характера народа, основной идеи его национально-исторической жизни, особенностей и национальной психологии. Общеизвестно, что нация – это исторически сложившаяся форма общности людей, которая приходит на смену народности. Нации свойственна прежде всего общность материальных условий жизни, территории и экономики, общность языка, известных черт национального характера, проявившихся в национальном своеобразии ее культуры.

Этнические общности формируются под воздействием социально-экономических и природно-ландшафтных факторов. Это объективный закономерный процесс, который происходит на основе различия своих и чужих особенностей, отличительных черт. Такая закономерность является всеобщим для всех феноменов сознания. Человек является субъектом сознания и самосознания. Первое предшествует второму. С.Л. Рубинштейн писал: «не сознание рождается из самосознания, из «Я», а самосознание возникает в ходе развития сознания личности, по мере того, как оно реально становится самостоятельным субъектом». Этническое самосознание как одна из форм социального cознания формируется на основе противопоставления свойств, образов и других особенностей в процессе межнациональных контактов. Именно противопоставление своей общности другим, - писал Б.Ф. Поршнев, - всегда способствовало внутри общности фиксации к активному закреплению своих этнических отличий и тем самым скреплению общности. В процессе взаимодействия народов друг с другом, межнационального общения возникают автостереотипы и стереотипы. «Автостереотипы большей частью носят позитивный характер. Народ, сознающий себя, склонен видеть себя и свои интересы, потребности и запросы как предпочтительные, бесспорные, правомерные, естественные, - писал А.Г. Агаев. - Национальные стереотипы, напротив, преимущественно выражают негативную оценку иных национальностей. Они строятся на предубеждениях, возникающих у людей, контактирующих национальностей в результате столкновения мнений».

Характерной чертой этнического самосознания является наличие целой гаммы эмоционально-окрашенных стереотипов. Одной из важных причин, обусловливающих появление этноцентризма, подчеркивает В.П. Фоминых, являются гипертрофированные представления своей нации как наиболее передовой и прогрессивной, по сравнению с характерологическими чертами других народов. Социально-психологический анализ этнических стереотипов, бытующих в среде исследуемых групп народов Поволжья, показывает, что этноцентризм многообразен и многолик. В одних случаях этноцентризм проявляется в своего рода эмоциональном захваливании культуры своей нации, без критики ценностей других народов. В других, наоборот, - доминирует негативная критика других народов и относительно позитивная оценка ценностей своей нации.

Не способствуют улучшению межнациональных отношений некоторые публикации, касающиеся репрессированных народов, их политической и нравственной реабилитации и восстановлению исторической справедливости. Так, Г. Муриков писал, оправдывая сталинский геноцид против чеченского и ингушского народов: «Массовое сотрудничество с немцами, измена - серьезнейшие преступления перед народом - в этом были основания для столь решительного действия выселения чеченского, ингушского народов». Такое же голословное обвинение выдвинул В. Дементьев, оправдывая депортацию в отношении балкарского народа в 1944 году. Он писал: «Среди балкарцев были и жестокие палачи, которые зверски расправлялись с воинами Красной Армии, бесчинствовали в тылу наших войск, из-за угла нападали на безоружных людей». Никаких фактов ни тот, ни другой не приводят в доказательство своих ложных положений. Поэтому Н. Старцева писала по поводу утверждения Г. Мурикова: «...не худо было бы заглянуть в карты военных действий на Кавказе в 1942 - 1943 годах и увидеть, что территория Чечено-Ингушетии вообще не была оккупирована, сражения шли на северных и западных границах республики, - уже по одному этому не могло быть «массового сотрудничества» с врагом. Подобные публикации не способствуют стабилизации межнациональных отношений. Правильно сказал Олжас Сулейманов, что пока эта непрекращающаяся тенденция не разоблачена, история продолжает оставаться источником пещерного этноцентризма.

Л.Л. Хоперская справедливо пишет, что «репрессии проводились именно по этническому признаку. И. Сталин вынужден был признать этническую субъектность, но обернул это признание против самих народов, попытавшись уничтожить их именно как субъектов. На уровне официальных документов утверждался принцип коллективной ответственности этнических групп, которые навечно выселялись в Среднюю Азию и Казахстан».

Основой этнического стереотипа и этноцентризма является отчужденность, изолированность и отсталость народов в своем развитии. Причиной и следствием пространственной изоляции является незнание обычаев, традиций и культурных ценностей других этносов. В результате этого отсутствует объективная информация о социально-экономической, общественно-политической и культурной жизни иных народов. Этнос, который живет в самоизоляции, его привычные формы жизнедеятельности не с чем сравнить, они кажутся людям самыми совершенными и цивилизованными в культурном отношении. Так формируется консерватизм мышления и попытки сохранения архаических форм жизни и неприятия других культур. В этом заключается, на наш взгляд, корень этноцентризма.

Этноцентризм является психологической установкой, существующей на уровне массового сознания и самосознания отдельной личности. Термин «этноцентризм» в «Философском энциклопедическом словаре» интерпретируется как «свойство этнического самосознания воспринимать и оценивать жизненные явления сквозь призму традиций и ценностей собственной этнической группы, выступающей в качестве всеобщего эталона и оптиума». Этноцентристские стереотипы - это не только предпосылка, но и проявление национализма в рамках общественного сознания. «Формы национализма (нациоэгоизм, нациофобизм, нациопредубеждения, нациоантипатия и.т.д.) - все это проявление ложных, отрицательных национальных стереотипов на социально-психологическом уровне», - утверждал В.Х. Болотоков. Как отмечает известный специалист по этнопедагогике Г.Н. Волков, стереотипные характеристики подчеркивают наиболее сильные и самобытные черты народов. По мнению данного исследователя, такие особенности народов, как «энергичные и предприимчивые татары», «сообразительные и гордые черкесы», «музыкальные украинцы», «горячие и темпераментные молдаване», «великодушные и спокойные эстонцы», «скромные и добрые белорусы», «упорные и настойчивые якуты», «храбрые и самолюбивые осетины», «дружные и сплоченные киргизы» не потеряли своего значения и до сих пор.

В изучении генезиса и функции национального самосознания в последнее время широко стали использовать методы этнопсихологии и этнопедагогики. Это новое направление фундаментальных исследований этнопсихологического изучения личности в системе межнациональных отношений, культурно-исторических основ и сторон национального бытия, взаимосвязи и взаимообусловленности категорий единства общего и особенного, национального и инонационального. При этом национальное самосознание в индивидуальных формах существует в распространенных в обществе идеях и представлениях об истории этноса, в концепции бытия народа, а также его отдельной личности, национальный характер которой подвержен изменению.

Национальный характер любого народа генетически обусловлен длительным эволюционным процессом. Особенности психического склада, типы мышления определяются не только исторически сложившимися традициями, социальной средой и воспитанием, но также наследственными задатками. «В каждой нации, - писал Ф.Х. Кессиди, - представлены все типы темпераментов, разновидности склада ума и восприятия окружающей действительности... Более того, национальный характер не сводится просто к психическим особенностям народа, которые встречаются у него чаще всего. Национальный характер есть неповторимое сочетание отличительных черт данной нации. Такая черта характера как вспыльчивость свойственна грекам, грузинам и испанцам, но греки, грузины и испанцы - разные нации. Терпением отличаются не только русские, но и китайцы. Словом, каждая нация – это своего рода индивидуальность, живая целостность, главными признаками которой являются особенности психического склада и типов мышления».

Этнопсихологические черты народа находятся в тесном взаимодействии с его культурой и историей. Закономерность формирования и развития национальных черт характера происходило на различных этапах эволюции, как и его национального самосознания. «У каждого народа есть свой особый духовный внутренний мир, отражающий его социальные, географические, этнические, языковые и другие особенности, - писал В.Д. Попов. - Душа народа - это его общественная психология, то есть включающая такие всеобщие обоснования душевной жизни каждого человека, которые формируют его национальный характер, традиции, обычаи, нравы, привычки. И чем лучше психологическое здоровье народа, тем он сильнее духом».

Американский социолог Кодилл выделил двенадцать основных черт японского национального характера. А японский этнопсихолог Ямато выделил семнадцать черт японской национальной психологии. Социолог Мита Мунекн указывал на то, что национальные черты характера связаны с отношением японцев к собственной культуре. Они издревле заимствовали нормативные установки у других культур (в основном в Китае) и в соответствии с ними определяли свои позиции. У них сложился стереотип представлений о собственной культуре как о пограничной». Важно также то обстоятельство, что японская культура, будучи открытой для великих цивилизаций, продолжала сохранять автономный характер. Поддержание «открытости» и защита «оригинальности» привели к тому, что у японцев сложилось двойственное представление о своей культуре, согласно которому японская культура не находится в центре мировой цивилизации, однако является культурой собственной индивидуальности. Все это породило интенсивный интерес японцев к самим себе. Поэтому устойчиво сохраняется этнокультурный феномен и психологические черты этого народа. Опыт Японии подтверждает, что всемерное проникновение НТР во все сферы жизни, небывалое развитие прогрессивной технологии не только не уничтожает, а, напротив, усиливает влияние этничности на производственный процесс. И Япония, несмотря на модернизацию, остается страной самобытнейших национальных традиций, которые сохраняются еще со времен традиционного общества, самурайских кланов как в бытовой, так и в идеологической, профессиональной сферах жизни.

Учет национальных психологий народов нашей страны, общественной психологии, особенностей психологии народов Северного Кавказа, национального самосознания как феномена общественного сознания имеет важное значение в условиях обновления всей сферы общественной жизни. Прежде всего, нужно учитывать генетическую историю той или иной нации, особенности формирования и развития национального самосознания этноса, а также сознания, свойственного индивиду. Так, царская политика усиленно формировала взгляд на народ, который не желал подчиниться колонизаторскому диктату, характеризуя его разбойными качествами. «Эта античеченская великодержавная пропаганда на протяжении всего времени и до сегодняшнего дня преследует чеченский народ, - писал Ю. Айдаев. - Особенно разнузданной она стала, когда начали готовить выселение народа в 1944 году, чтобы оправдать свой бесчеловечный в истории человечества акт геноцида против народа, надо было в глазах других народов представить его максимально плохим, неукратимым и коварным. Атавизмы этой пропаганды крепко дают знать о себе по сегодняшний день».

Оказавшись в тяжелой ситуации, депортированные народы могли вообще исчезнуть с лица земли, но вновь и вновь срабатывали их гигантский внутренний духовный иммунитет и величайшая сила воли. Ценой огромных физических и нравственных потерь они который раз в истории сохранили свое достоинство и этническую культуру. Эта великая биогене-тическая и этногенетическая сила народа, заложенная в них самой природой и космосом, позволила им выжить, сохранить свои национальные особенности и войти в общечеловеческую современную культуру.

Конечно, все нации стремятся к социальному прогрессу, умело используя для блага своего процветания свои социальные гены, свой характерный образ жизни, свою национальную психологию. Депортированные народы Северного Кавказа, оказавшись в иных условиях проживания, изменяли свои привычки, навыки, обычаи и традиции, приспосабливались к другой социальной среде, они как бы «достраивали» свою традиционную психологию, но не изменяли ее. И до сих пор они восстанавливают утраченное в национальном самосознании и духовно-нравственном развитии. Особенно трудно им приходится сейчас, когда в реальной действительности происходит разрушение духовного уклада, что было позитивного в быту, политике, идеологии, когда все еще идет крушение и распад могучего государства – ядра уникальной человеческой цивилизации. Такое же изменение происходит в умах людей, в их психологии, национальном самосознании.

Раскрыть характер народа, по мнению И.С. Кона, – означает, раскрыть его наиболее значимые социально-психологические черты. Взятые в отдельности, они не являются и не могут быть абсолютно уникальными. Уникальна структура характерологических особенностей нации, а все, входящие в эту структуру элементы, являются общими. Структуру национального самосознания С.М. Арутюнян представил как единство осознания национальной принадлежности, приверженность к национальным ценностям, стремление к государственной самостоятельности. Определяя содержание и структуру национального самосознания, Ю.В. Бромлей писал: «Этническое самосознание этноопределенных элементов материальной, социальной, духовной культуры».

С.Т. Калтахчян ввел как структурный элемент осознания общности в национально-освободительной борьбе. Формирование национального, национальных особенностей, духовной культуры происходит на протяжении значительного исторического периода под влиянием целого ряда факторов, прежде всего социально-экономических, политических и других. Надо учитывать и то, что национальность, как и культура, – это не биологическая категория, зависит она не от наследственности и не передается с кровью и молоком матери.

Национальность, будучи одной из существенных характеристик духовного мира человека, его психологического склада, формируется в конкретной социально-этнической среде. З. Кадиев и Н. Гасанов писали, что человек является по своей национальности тем, кем он себя чувствует. И совершенно не важно, утверждали они, от кого он родился и какие внешние черты унаследовал. Украинец, сформированный в русской, белорусской или эстонской среде, в действительности является русским, белорусом или эстонцем. И наоборот, человек, в силу обстоятельств сменивший этническую среду и ассимилировавшийся в ней, фактически меняет свою национальность. Здесь важно только одно: его собственное национальное самосознание». А если обратиться к классикам марксизма, то и они считали, что расы являются биологической категорией, а нации возникают на определенном этапе общественного развития. «Тем обстоятельством, что человек принадлежит, например, к немецкой, а не к французской нации, он обязан вовсе не расе, а социальным факторам», – подчеркивали они. Мировоззрение любого человека определяется его общественной деятельностью, его принадлежностью к тому или иному классу общества. Общеизвестно, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой мере люди творят обстоятельства. Раскрывая суть диалектической взаимосвязи между историческими сторонами общности людей и социально-экономической формацией, классики марксизма показали, что образование нации – закономерное явление, обусловленное как следствием, так и потребностью общественного прогресса.

В последние годы философы, социологи и этнопсихологи уделяют большое внимание определению национального характера, национальной психологии, национальному самосознанию. Они утверждают, что национальная индивидуальность не есть единичное, неповторимое, а представляют собой взаимосвязь и взаимообусловленность единичного и общего. Каждый человек при всей своей индивидуальности – воплощение индивидуальных и общих черт. Национальное самосознание включает в себя принадлежность к данной общности, любовь к родному языку, национальной культуре, приверженность к национальным ценностям, осознанное чувство национальной гордости и осознание общности интересов. Эти структурные компоненты национального самосознания находятся в постоянном диалектическом развитии. Вот что писал Ч. Айтматов, рассуждая о роли родного языка в судьбе нации: «Бессмертие народа – в его языке. Каждый язык велик для своего народа. У каждого из нас есть свой сыновний долг перед народом, нас породившим, давшим нам самое большое свое богатство – свой язык: хранить чистоту его, приумножать богатство его».

Национальное своеобразие, национальные особенности восприятия мира находят яркое отражение в культуре этносов. Как полагает А.Г. Агаев, «...культура представляет из себя не только ценности, созданные народом, но и его творческую деятельность по их производству, распределению и освоению. Бытие культуры поэтому находится в разнообразии форм, темпов, масштабов, состояний и результатов этой деятельности... Национальная культура охватывает все предметное и духовное богатство, созданное народом и используемое им в своем национальном существовании». Эти два момента, образующие совокупности национальное своеобразие культуры, выступают специфически в каждом жанре искусства. Национальная культура в силу своей сути и целостной природы обладает способностью с наибольшей наглядностью отображать национальное – национальную психологию, национально-специфическое в характере, национальные особенности народа, его нравственное сознание и национальное самосознание. Этнокультура и национальное самосознание тесно связаны между собой. Национальное самосознание – необходимая и специфическая сторона общественного сознания, которая отражает общественное бытие человека, его материальную культуру. Важной стороной национального самосознания является осознание людьми своей индивидуальности, принадлежности именно к этой, а не к другой национально-этнической, социально-политической общности – нации и народности.

Национальное самосознание, как определенная совокупность идей, ценностных установок, носит конкретно-исторический характер. Поэтому нет национального самосознания вне и помимо сознания принадлежности людей к «своей нации». Индивидуальное чувство, проходя ряд этапов, становится этническим национальным чувством, национальным сознанием. «Сознание, – отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, - конечно, есть и осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды, и осознание органической связи с другой, но воспринимаемой среды и сознание органической связи с другими людьми и видами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида».

Национальное самосознание является единством общественного и индивидуального, социально-классового и национального, которое по-разному объективизируется в межличностных отношениях и существует в социальной памяти, передается из поколения в поколение в субъективной или в объективированной форме этнокультуры. Национальное самосознание – это духовная общественно развитая форма, которая фиксирует черты и свойства исторически определенного субъекта исторического творчества, его отношение к объективной реальности, в рамках которой протекает его жизнедеятельность. Национальное самосознание в качестве неотъемлемого элемента своего содержания должно иметь общечеловеческие черты и ценности, общенациональные интересы, в противном случае, гипертрофирование, обращенность национального сознания только на особенное в жизни нации может привести к национализму.

Другим компонентом национального самосознания является национальная психология. Национально-психологическая общность народа складывается под воздействием многих факторов, зависит от разных исторических детерминантов и закономерностей. К основным из них относятся следующие: 1) географические и природно-климатические условия; 2)специфика национального бытия и характер материальной и духовной деятельности; 3)особенности социально-политической истории народа. Национальное самосознание играет важную роль в совершенствовании межнациональных отношений, в укреплении взаимопонимания и уважения других наций.

В современных условиях рост национального самосознания – объективная закономерность. К.Н. Хабибулин, отмечая трудность и противоречивость национально-этнического развития народов и межнациональных отношений, обратил внимание на сложность формирования национального самосознания. «Мы вправе судить лишь в той мере, в какой преобразовались национальные отношения в ходе социалистического строительства. – Историческое исчезновение национальных различий привело к устранению национальных отношений как лишенных основания». Высказывание довольно спорное, ибо судить о новом самосознании трудно, так как процесс формирования национального самосознания довольно длительный, сложный и противоречивый. Окончательный распад социалистического строя в результате ликвидации СССР, распри и раздоры внутри одной нации и в межнациональных отношениях являются подтверждением того, что у наших народов не было социалистического сознания, качественно нового национального самосознания. Одна из главных причин того, что национальное самосознание не утвердилось в социалистической теории, в том числе и в теории наций, обусловлена историческими обстоятельствами.

Во-первых, установление тоталитарной системы и утверждение идеологии культа личности позволяло держать целые народы в страхе и покорности. Административно-командная система подавляла всякое проявление индивидуального мышления, которое шло вразрез с официальной идеологией. У большинства людей нашей страны было запрограммированное, идеологизированное сознание, которое долгие годы формировалось в условиях тоталитаризма, насильственных методов проведения коллективизации, репрессий 1919-1952годов, геноцида против малочисленных народов в период их тринадцатилетней ссылки, начавшейся в 1943 - 1944 годах. Все это послужило причиной деградации национального сознания, разрыва исторического мышления и национального самосознания, оказало негативное влияние на развитие этнической культуры.

Во-вторых, в духовной культуре любого этноса, в том числе и русского народа, господствовало лжеискусство и мифотворчество. Оно было заказным и утверждало идеи господствующей идеологии тоталитаризма. Эти факторы по-своему влияли на уродливое восприятие действительности. Большинство людей не могли правильно воспринимать и понимать истину, не могли отличить правду от лжи, преклонялись перед мифическими идолами, в покорности и страхе влачили жалкое существование. Поэтому прав был А. Коркмазов, когда утверждал, что решение национального вопроса с общечеловеческих гуманистических позиций и достижение национального согласия в России напрямую зависит от феномена этнического ренессанса (возрождения) в пределах СНГ. Несмотря на различия в некоторых причинах этнического ренессанса в России и в других странах СНГ, ««всплеск» самосознания народов во многом можно объяснить реакцией на принудительное унифицирование их в тоталитарном прошлом в рамках бывшего СССР. В решении этой проблемы большое значение имеет политика и основные тенденции нового мышления в национальном самосознании народов...» Десятилетиями в общественном сознании официальной наукой укоренялись различные мифы, и эти лжетеории широко пропагандировались в масштабе всей страны. Так, в бесчисленном количестве изготовлялись памятники маршалов, героев, сталеваров и колхозниц, демонстрирующих изобилие и небывалые успехи. Они поддерживались наглядной модели, схемы тоталитарного искусства и эталоном соответствующего ему стиля всегда была фреска «всенародного процветания». Таково было официальное указание в нашем изобразительном искусстве: живописи, плакате, графике, скульптурном рельефе. Национальные варианты - те же самые: идеологически-пропагандистские. И сходства между национальными вариантами такого «искусства» было больше, чем различий. Даже атрибутика сталинско-брежневских времен до мелких деталей была всюду одинакова. Тоталитарное искусство и его особая эстетика подавляли сознание и мышление не только художника, но и все народы, входившие в СССР. Люди привыкли не различать памятников, с безразличием взирая на почти одинаковые фигуры вождей в Москве и Ташкенте, Риге и Ростове, не верили текстам на плакатах, которые были абсолютно одинаковы во всех национальных республиках, областях, краях, национальных округах. То же самое было и в республиках Северного Кавказа.

К исследованию детерминантов современного национального самосознания следует подходить исторически, затрагивая многие проблемы, касающиеся этносоциальных, этнокультурных, этнополитических аспектов. Рассматривая в историческим аспекте этот вопрос, можно выявить основные закономерности, которые способствуют формированию и развитию национального самосознания. И конечно, не избежать значимости в этом процессе этносоциологических факторов.

Насильственное переселение целых народов и другие порожденные официальной государственной идеологией негативные акции, связанные с процессами миграции, привели к манкуртизации, к неполноценному сознанию людей, к неразвитости их национального самосознания. Для таких людей культура как тип социальной памяти, как форма трансляции социального опыта и способ социализации личности была мертва. С этим нельзя не считаться, когда вопрос идет о формировании национального самосознания и возрождения этнокультур.

По приблизительным данным правозащитников, чеченскую войну прошли около 500 тысяч человек. Только из Ростовской области в Чечне побывало более двух тысяч человек, 150 тысяч человек - из регионов Северного Кавказа. По данным психологов, риск составляет 15-20%, из них страдают болезнью, которая именуется «посттравматический синдром». Спасаясь от очередного геноцида, - пишет Ж.Ж.Гакаев, - более 700 тысяч граждан покинуло республику Ичкерия... Сейчас ислам в Чечне становится фундаментом политической борьбы. Однако происходящее сегодня в Чечне нельзя объяснить только следствием противостояния ваххабистов и тарикатистов, ситуация намного сложнее и мозаичнее.

Во-первых, в чеченском обществе до крайности обострились социально-классовые противоречия; во-вторых, существенную роль продолжают играть пережитки родоплеменных отношений, традиции вольных горских обществ, военной демократии. В-третьих, Чечня все больше становится международным криминальным отстойником. На ее территории действует 157 вооруженных банд, которые терроризировали население и поделили между собой все сферы преступного бизнеса. Чечня стала крупнейшим производителем, потребителем и торговцем наркотиков. И, наконец, в- четвертых, Чечню подвели к черте, за которой реально просматривается экологическая катастрофа.

Следует сказать, что в нынешней братоубийственной войне чеченский народ не виновен. Виноваты те амбициозные политики и экстремистски настроенные группировки, которые толкают свой народ на гибель. За последние два столетия этот народ дважды пережил трагедию. «Решение депортировать чеченский народ – одна из самых крупных ошибок, совершенных Главнокомандующим А.П. Ермоловым. - Дело не только в том, что насильственное переселение сводило на нет перспективу мирного урегулирования вопросов, касающегося этого крупного массива», - пишут М.М. Блиев, В.В. Дегоев.

Нельзя народы делить на добрые и злые и предписывать им различные ярлыки, типа «лица кавказской национальности». Расул Гамзатов говорил, что в мире всего две нации: хорошие люди и плохие люди. Добро и зло носит общечеловеческий характер. По описанию известного чеченского историка XIX века У. Лаудаева, чеченцы в то время «так увлеклись религиозным настроением, что открывали один другому свои сердца, изгоняли из них злобу, зависть, корысть и прочее. Говорят, что тогда народ до такой степени обратился на истинный путь, что найденные вещи и деньги привязывали на шесты и выставляли на дорогах, пока настоящий владелец не снимал их». Межнациональные конфликты, локальные войны, выдавливание людей из полиэтнической среды постсоветского пространства, которые родились там и жили долгие годы, а также преследования по национальным признакам - все это сильно повлияло на психику людей. В последние годы в психологии появился термин «посттравматический синдром». «Посттравматическое стрессовое расстройство», или «посттравматический синдром» формируется, когда происходит событие, непосредственно угрожающее жизни человека или окружающих, или когда он становится свидетелем гибели и мучений других людей». США потребовались долгие годы, чтобы осознать масштабы трагедии вьетнамских ветеранов и потом юридически признать диагноз о посттравматическом стрессовом расстройстве, чтобы смягчить вину. По данным американских специалистов к началу 90-х годов 460 тысяч вьетнамских ветеранов имели конфликты с законом. Психические расстройства в разной степени имелись у 479 тысяч человек.

До настоящего времени в Российской Федерации нет официального определения диагноза «посттравматический синдром», поэтому его лечением не занимаются, хотя ученые уже бьют тревогу, пишут о коварном характере посттравматического синдрома, о его отрицательном влиянии на окружающих, на формирование качественного национального самосознания. Психологи объединили симптомы посттравматического синдрома в три основные группы. Первая – это навязчивые переживания. Они возникают у человека внезапно, не спровоцированные никакими реальными ситуациями настоящей жизни (могут проявляться в ночных кошмарах). Крайняя степень таких переживаний - полное погружение в прошлое. Вторая группа – симптомы избегания, когда человек избегает всего, что напоминает ему о войне. Мысли о ней могут заглушаться всеми доступными средствами: от алкоголя до наркотиков. Для этих людей важна социальная реабилитация, возвращение их в нормальную жизнь. Третья группа – симптомы повышенной физиологической возбудимости: вспышки гнева, агрессивность, реакция настороженности. Врачи пишут, что со временем посттравматический синдром не утихает, а наоборот, усиливается, появляется психологический страх.

Как показала жизнь, что ни в одной республике Северного Кавказа национально-общественное движение не играло консолидирующую роль. Эти движения носили противоречивый характер. В своем содержании они расходились между политическими и этническими аспектами. «Когда мы говорим об этнических конфликтах, не можем не видеть, что по своей сути, по содержанию, главным образом, - это стремление к власти главными приватизаторами в регионах», - пишет Р.Г. Абдулатипов. К аналогичному выводу пришел и чеченский лидер Юсуп Сосланбеков, президент международного фонда возрождения народов Кавказа. В своей статье «Судьбы народов и амбиции политиков», опубликованной в газете «Деловой мир» (1994, 10 февраля) он писал, что в условиях развала к власти приходят местные элиты, умело воспользовавшиеся ситуацией в свою пользу и повсеместно продолжающие объявлять суверенитеты: цепная реакция продолжается на широком региональном уровне. Сложилась классическая схема: суверенитет, национальные притязания к соседям, опасные противопоставления, вооруженные конфликты, войны. Рискуя вызвать на себя гнев официальной концепции народоведов, хочется еще раз призвать всех - и маститых ученых, и широкие массы уважаемых читателей - быть беспристрастным, когда речь идет о прошлом, настоящем и будущего человечества.

Таким образом, рассматривая национальное самосознание как феномен в системе общественного сознания и влияющие на них этнокультурные факторы, хотелось бы отметить, что национальное, этническое сознание - это сложный, длительный, противоречивый процесс. Приведенные выше факты и положения свидетельствуют о том, что гипертрофированное национальное сознание, ориентированное на замкнутость и самолюбие, на изолированную этнокультуру и «чистоту нации», должно исчезнуть, так же как и различные деструкции в нравственно-политических вопросах и национальных отношениях. Самосознание народов Северного Кавказа должно развиваться в нормальном обществе в социально-ответственном гражданском государстве, в котором цивилизованный и культурологический подходы к национальным вопросам будут носить объективный характер.

6.2.Роль этнокультурных факторов в качественном изменении национального самосознания

В развитии и формировании национального самосознания большую роль играют этнические факторы. Этнические проблемы и культура межнационального общения являются важным направлением в исследовании многих вопросов теории культуры.

Современное обновление всей сферы общественной жизни требует не только всестороннего, критического анализа прошлого, но и глубокого социально-философского осмысления проблемы национального возрождения. Это ставит ряд проблем перед исследователями. Одним из таких важных вопросов является диалектика взаимосвязи и взаимообусловленности национального сознания и национального самосознания в современном этнокультурном процессе. Это не может не затронуть выяснения места национального самосознания в структуре общества, определение роли, функции его в системе социального организма и этнокультурных факторов качественных изменений в национальном самосознании. А.В. Авксентьев, В.А. Авксеньтьев пишут: «Национальные особенности жизни, национальное сознание и самосознание стали играть в жизни современного человека более важную роль, чем это было 10-15 лет назад. Вместе с тем, как показывают социологические исследования, формирование национального сознания и самосознания происходит у современного человека зачастую на основе неадекватных источников: случайных источников, рассказов родителей и друзей, в последнее время - из средств массовой информации, которые в свою очередь тенденциозно и не некомпетентно трактуют национальные проблемы».

В последние годы исследователи межнациональных отношений, этнической специфики общения стали исходить из принципов внимательного отношения к этническим аспектам в рассмотрении решении процесса формирования национального самосознания, проблем национальной жизни. Они уделяют достаточное внимание формам проявления духовного в конкретной национально-этнической ситуации, потому что духовное в национальной жизни выражается через определенную систему культурологических понятий и категорий. Ученые стали говорить и писать о роли этнокультурных факторов в формировании сознания, о значении этнографической науки, которая должна теоретически и практически обосновать национально-этнические детерминанты конфликтных ситуаций. По-иному стали подходить к определению нации, выделяя главное. Так, В.Х. Болотоков и А.М. Кумыков пишут: «Нация как система этнической организации людей является не только объективной формой человеческой экзистенции, ее характеризуют и субъективные, идеальные компоненты. Определяющим принципом нации, ее доминантным свойством выступает духовность. Духовность нации - сложное понятие».

В 90-е годы почти на исходе XX века в научной литературе по культурологии стали уделять должное внимание роли стереотипов в межкультурном общении в производстве и воспроизводстве культуры этносов, особенностям этнических процессов и развитию национального самосознания. Это объясняется тем, что формирование национального сознания и этнокультурные проблемы тесно взаимосвязаны. Практика показала, что народы Северного Кавказа нуждаются в мире и культурном сотрудничестве, они устали от заблуждений местных политиков и конфронтаций. Острые конфликты в этнополитических процессах на Северном Кавказе привлекли внимание ученых, которые стали подчеркивать пагубность принципа классового подхода и игнорирование многих национальных и этнокультурных факторов, непосредственно связанных со специфическими особенностями того или иного этноса. «Этнические особенности поведения и мышления людей - важная отрасль знаний о человеке. К сожалению, длительное время в советском обществоведении господствовало отношение к этим проблемам как второстепенным, как своего рода музейным экспонатам на этнографических выставках. Лишь в последние годы, когда со всей полнотой была оценена значимость этнической стороны жизни, наука стала выдвигать эти проблемы в качестве приоритетных. Начинает развиваться отечественная этнопсихология, возрождается этнопедагогика».

Социальный и культурный прогресс не возможно остановить, его можно временно задержать общественно-политическими потрясениями, примерно такими трагическими событиями, связанными с высылкой некоторых народов в 1943-1944 годах. В результате этого эти народы были отброшены от культурно-исторического процесса, развития этнокультурных и художественно-эстетических ценностей, включающих в себя социально-нравственные идеалы человечества. Для депортированных народов в течение 13 лет высшее образование и наука, составляющие духовную жизнь народа, были не доступны. Эти перекосы и упущения в этнополитической и культурной жизни отрицательно сказались на формирование их национального самосознания и развития культуры. В последствии они стали катализатором и источником нежелательных явлений в межнациональных отношениях, в решении вопросов государственного устройства и управления, конституционного манипулирования и требования обеспечения прав и особых условий национального развития: этнокультуры, национального языка, его статуса и т. д. «Самое опасное это то, что кризисные явления в обществе окрашиваются в этнические цвета, социально-политические конфликты приобретают трагическую форму межнационального, а в некоторых случаях - межконфессионального противостояния, - пишет Р.Г. Абдулатипов... - Это крайне опасно. В свою очередь, межнациональные конфликты существенным образом дестабилизируют состояние экономических и социально-политических отношений. Именно здесь корень внутренней напряженности этнополитической обстановки, угроза обострения старых и возникновения новых очагов нестабильности».

Трагедия чеченского народа, конфликты в Осетии и Ингушетии - все это свидетельства деструкций массового сознания. Совмещение этнокультурных традиций и возможности осознания одновременной и неконфликтной принадлежности к разным этносам вполне возможны. Примером могут служить кабардинская и балкарская общности, кабардино-балкарский феномен межнационального общения и развития уникальных этнокультур этих народов. Этнопсихологическая совместимость между ними существует на протяжении многих веков. Стабильность в сфере социальной жизни кабардинцев и балкарцев, их культурная открытость для других наций - немаловажные факторы в объединении всего русскоязычного населения, проживающего в КБР. Добрососедские отношения с другими этносами, соседство с иными культурами никогда не представляли опасности ассимиляции национальной культуре коренных народов. Они при этом сохраняли свою собственную этнокультурную идентичность.

Национальное сознание и самосознание является изменчивой, подвижной реальностью, оно наличествует в социально-психологическом облике каждого народа, в его культуре поведения и этических нормах. Вопрос назрел давно, чтобы рассмотреть значение этнокультурных факторов в духовном развитии народов, в формировании национального самосознания этносов, проживающих на Северном Кавказе. Изучение национального самосознания как части общественного сознания и как системы взаимодействующих элементов, помогает понять, что национальные интересы могут выступать катализатором исторического самосознания, опирающегося на историческую память. «Национальное самосознание опирается на философию истории того или иного народа, - писал А.А. Барсуков. - Историческое прошлое депортированных народов в силу различных причин или не разработано, или же искажено. Процесс реабилитации, затянувшийся на десятилетия, законсервировал в общественном сознании те феномены, в которых отразилась потеря народами государственности, самоуправления, территории. В 90-е годы это отразилось в попытках создания своей государственности, самоуправления или же в требованиях реального равенства в осуществлении властных функций в республиках, территориальной реабилитации». В таком же плане, с таким же аспектом осмысления писала Л.М. Дробижева еще в 1987 году, когда вопрос о государственности и правах республик в составе Российской Федерации не стоял так остро. «Объективная оценка исторических событий и явлений национальной культуры, - писала она, - способствует росту национального самосознания. Но именно в периоды подъема национального самосознания важно не допустить в нем перекосов и деформации».

Национальное мышление в области духовной культуры - это не просто способность человека рассуждать, отражая объективную действительность в своих понятиях, представлениях, рассуждениях. Оно зарождается в недрах данного народа, аккумулируя в себе все, вплоть до природных условий, материальной культуры, традиций, обычаев и черт семейно-бытового уклада. И только тогда оно может отражать действительность в национально-специфическом, национально-своеобразном. Духовную жизнь общества определяют национальные идеи этносоциальной жизни, идеалы общества. Свободный дух культуры выражается прежде всего через мировоззрение художника и его творчество. Однако и отдельная личность должна иметь свои национальные ориентиры и стремление к духовному их проявлению.

Как показывают социологические и этнокультурные исследования, проведенные в ряде вузов Северного Кавказа, их результаты не очень радуют: духовные потенции молодежи невысокие, привязанность к исторической родине слабая, так как большинство мечтает уехать за границу, молодые родители не хотят обучать детей на родном языке и др. В стране нет социального идеала, чувства единого отечества, идет процесс деинтеллектуализации общества, девальвация национальных культурных ценностей. В результате этого проявляются глубокие противоречия в общественно-политической и культурной жизни. В этом мы видим причины нравственного падения нашего общества и духовного вакуума современной молодежи. Самыми пагубными являются забвение совершенного подвига старшим поколением в годы Великой Отечественной войны, утрата любви к Родине - этих духовных феноменов и мощных аккумуляторов в нравственных устоях.

Культурный и моральный нигилизм способствует возникновению и развитию многих социальных болезней в общественной жизни. Утрата своей национальной психологии, на которой зиждется национальный характер - это нежелательное явление. Вероятно, в сфере воспитания, в этнонациональной среде кроются причины, когда в молодежи не воспитываются национальные черты, поэтому нарушается приверженность к своей этнокультуре, национальным обычаям и традициям, что негативно влияет на формирование национального самосознания. О каком национальном самосознании может идти речь, если на вопрос учительницы интерната в чукотском поселке к первокласснику «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», он ответил: «Русским». А из 160 учеников - старшеклассников только один ученик X класса захотел пойти по стопам отцов и стать оленеводом. «...я попросил поднять руку мальчиков, которые умеют управлять собачьей упряжкой. Нашелся всего один. И это в поселке, где имеется больше трехсот ездовых собак...» - поражался В.В. Крючкин, член экспедиции от Сиренков до мыса Дежнева.

Как тысячу лет назад, так и ныне - малочисленные народы Севера проживают в своем узком космосе и практически не выходили в своих основных жизненных потребностях за его пределы. Отсюда - живучесть и сохранность традиционных форм социальной организации общества - ловля рыбы, охота, кочевой образ жизни оленеводов, народное ремесло: - изделия из кости, обработка кожи оленей и морских животных, уникальные национальные вышивки. Следствием этого стали естественное воспроизводство традиционного образа жизни, система общественных отношений, основанных на этнокультурных ценностях и жизненных ориентаций, важнейших навыков и стереотипов, отношение к религии и т.д. В настоящее время, к сожалению, идет утрата традиционных этнокультурных ценностей народов Севера. В результате этого происходит разрыв между поколениями в усвоении и осмыслении своей национальной традиционной этнокультуры, которая формировалась веками, исходя из образа жизни в суровых природных климатических условиях Севера. Сейчас наблюдается пассивное отношение детей к традиционной жизни народа и к своей этнической культуре. В школах-интернатах детей обских угров не учат и не воспитывают, чтобы они знали исконные занятия своих родителей (рыбная ловля, охота), ибо эти занятия развивают самостоятельность, смелость, умение выходить из трудных ситуаций и другие качества характера. Мансийский писатель Юван Шесталов пишет, что необходимо прекратить обучение детей с шести лет в интернатах и оставлять их еще на какой-то срок в родном доме, где их будут «воспитывать» по законам Севера. «Север нуждается в личностях».

Раскрывая причину трагедии малых народов Севера и Дальнего Востока, постепенного исчезновения их самобытных культур, деградацию их национального самосознания, нивхский писатель В. Санги в статье «Пока есть еще чистые истоки» писал о том, что смешали в одну кучу все племена, а у них свой уклад, обычаи, нравы, даже способы труда. «Это было вредное, античеловеческое..., - писал он. - Образ жизни - он ведь не только у моих нивхов, а и у любого народа складывался сотнями и тысячами лет. И каждый народ создал за это время генетически необходимый ему образ жизни, бытия, ломка которого – катастрофа, она его убивает». Подобные примеры можно найти множество по северокавказскому региону, в котором нация и ее национально-психологический мир нуждается, конечно, с учетом времени, характера социальных и нравственных запросов в глубоком изучении.

Феномен духовной культуры и национального самосознания - в национальной идее и реальности. Ф.М. Достоевский писал: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация». Национальная культура не может существовать вне национальной формы самовыражения. Она олицетворяет дух нации и ее творческий потенциал. В локальном северо-кавказском социуме этнокультура - неотъемлемая часть социокультурного творчества, так или иначе влияющего на национальное самосознание людей. «Все своеобразие культуры и ее явлений, - писал В.П. Иванов, - ... проявляется как раз в ее способности стать особой формой человеческого бытия, а не служить только предметом созерцания и познания. Культура есть сфера жизни, она настолько сращена с жизненными потенциями общественного человека и их практическим проявлением, что как раз эти практически жизненные связи значат для удостоверения культурной реальности больше, чем любые теоретические обоснования ее сущности».

Национальное самосознание формируется длительным ходом развития общественных отношений. На этот процесс оказывают большое влияние социально-экономические и культурные своеобразия, этнодемографические и этнопсихологические факторы. Особенно это касается народов Северного Кавказа, о которых до межнациональных конфликтов знали плохо, имея ввиду национальную психологию и национальное самосознание, их интересы и стремления. Прав профессор Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации Т.М. Шамба, когда писал, что не вина, а беда многих народов, что они на своей собственной земле оказались в меньшинстве. «При колонизации территории, например, Кавказа Российской империей XIX века физически уничтожалось «туземное» население, десятки, сотни тысяч людей выдавливались со своей земли и обрекались на вечное изгнание в Турцию, арабские страны, другие районы мира. Кроме того, мощная идеологическая обработка, экономическая зависимость неизбежно вели к уничтожению национальной самобытности многих народов. Затем сталинско-бериевские репрессии целых народов и их выселение, политика большевиков по сближению и слиянию наций, массовые всесоюзные стройки, целина и т.д. привели к таким печальным результатам, что многие коренные нации остались в меньшинстве на своей исторической родине». Поэтому с историей каждого народа, проживающего в северокавказском регионе, надо обращаться бережно, не перечеркивать ее и не приукрашивать, а научиться на ее примерах и, опираясь на нее, правильно формировать национальное самосознание, а при воспитании необходимо учитывать национальную психологию и особенности национального характера того или иного этноса. Ведь история каждого народа, его народная культура, в частности фольклор и декоративно-прикладное искусство, реализуемое в изделиях ремесленников, хранит в своих духовных недрах неиссякаемое кладези мудрости и гуманизма. «Национальные ценности в духовной сфере - это огромное интеллектуальное богатство и неисчерпаемый источник и резерв воспроизводства общечеловеческих ценностей, культурных и нравственных традиций народов, процесса общенационального сознания. Вот почему сегодня идет активный процесс возрождения и развития фольклора, народно-художественных промыслов и ремесел, традиционной художественной культуры народов».

Как показала история, в результате неправильной национальной политики в отношении к малым народностям, так называемых «этнических установок», то есть отношения к гражданам другой национальности, наибольший нравственный и духовный урон понесли малочисленные народы и этнические группы. так, В.Н. Тугужекова пишет, что сегодня в Хакассии на грани исчезновения находится 130 деревень, в которых проживает большая часть коренного населения. В таком же положении находится один из малочисленных народов Сибири - тофолары, население которых насчитывается около 8000 человек. В их национальном самосознании объективно отражались и отражаются все особенности национальной психологии и национальной духовной этнокультуры, каким бы изменениям они ни подвергались при своем взлете или падении. И сейчас, в условиях построения демократического гражданского правового общества республики Северного Кавказа и их народы продолжают искать пути бесконфликтного разрешения многих социально-экономических и этнокультурных проблем. Одной из них является проблема двунационального национально-государственного образования, такого как Карачаево-Черкесская Республика и Кабардино-Балкарская республика. Некоторые политические лидеры общественных движений утверждают, что для них указанная проблема не решена. Однако коренное население этих республик считает, что данный вариант объединения наилучший, он отвечает интересам всех, кто проживает в названных национально-государственных образованиях. Не этнический признак лег в основу объединения этих народов, а территориальная близость и целостность. Не последнюю роль играет в этносоциальных и этнокультурных проблемах национальное самосознание. Оно проявляется в традициях, обычаях, нравах, стереотипах мышления, нормах поведения и привычках. Оно регулирует отношения между ними, передается из поколения в поколение по-разному в различных социально-экономических и этнокультурных условиях. Знание и форма этнических представлений - это сознание единства происхождения. «В основе этнической диагностики, - писал Л.Н. Гумилев, - лежит ощущение. Человек принадлежит к своему этносу с младенчества».

Этногенетические предания, сказания об исторических событиях, об отношениях с другими этносами - это легенды и мифы, героический эпос народа. В условиях реформирования общественной жизни в России необходимо глубокое социально-философское осмысление этнического наследия каждого народа. К. Юнг писал: «Наш бессознательный ум, как наше тело, - хранилище следов и воспоминаний прошлого, что мы рождаемся не только с биологическим, но и психологическим наследством. И то, и другое в какой-то степени определяет поведение и опыт. Как человеческое тело представляет собой целый музей органов, каждый со своей эволюционной историей, так - можем мы ожидать - и психика организована подобным образом. Она не может быть порождением истории, как и тело, в котором она существует». Далее подчеркивал К.Юнг, что человек наследует эти образы от своего родового прошлого, которое включает как его человеческих, так и подведенческих или животных предков. Существенно иметь ввиду, что архетипы не просто имена или даже философские понятия. Это моменты самой жизни - образы, целостно связанные с живым индивидуумом эмоциональными связями. Верно говорил Л.Н. Гумилев, что в отличие от культурной традиции, традиция этническая - это не преемственность мертвых форм, созданных человеком, а единство поведения живых людей. Этнические стереотипы и автостереотипы формируются в рамках массового сознания в образах и понятиях, функционирующих на данном уровне. При этом этнические стереотипы формируются на основе шкалы ценностей, принятых в сфере данного народа, через призму традиций и культуры, сложившихся в процессе ее жизнедеятельности. При этом следует отметить, что национальное самосознание тесно связано с национальным сознанием и национальной психологией. Эти понятия разные, но между ними есть определенная связь. Национальное самосознание входит как один из элементов в национальную психологию, вернее, некоторые ее особенности могут проявляться в национальном самосознании. Без учета этнокультурных особенностей, национального самосознания невозможны объединительные процессы, отражающие исторически закономерную и прогрессивную тенденцию к укреплению взаимопонимания между народами. Вероятно, и это сыграло свою роль, почему карачаевцы, балкарцы и ногайцы, как народы тюркской семьи языков, не объединились, как не объединились кабардинцы, адыгейцы, черкесы, шапсуги, относящиеся к адыгской семье языков: нет территориальной близости и другие причины. Такие же объективные факторы объединяют различные этносы, проживающие в Ставропольском и Краснодарских краях, сохраняют дух доверия и добрососедства. Они играют позитивную роль в стабилизации межнациональных отношений в этом многонациональном регионе.

Рассматривая национальное самосознание и национальную психологию, которые между собой взаимосвязаны, нельзя не отметить, что к этническим особенностям относится, прежде всего, традиционно-бытовая культура, многообразие которой проявляется в культурно-бытовых обычаях как элементах этнического самоопределения. В сфере повседневного поведения этнические особенности с их разительным своеобразием весьма наглядно прослеживаются в сфере такого компонента материальной культуры, как пища, одежда, в личных взаимоотношениях родственников и людей друг с другом, в этике поведения в семье и обращения со старшими и т.д. Это целая и стройная система морального кодекса горцев: намыс мужчины, намыс женщины, ритуал женитьбы, об отношениях супругов, уважение к старшим, речевой этикет, ситуация обращения, знакомство через посредника, ситуация приветствия, ситуация прощания, поздравления и благопожелания, гостеприимство, уважение и почитание старших. Одним словом, - горский этикет, культура поведения.

Об этнической культуре горских народов, об их этикете много писали отечественные и зарубежные исследователи. Они рассматривали психологию горцев и национальные особенности не изолированно, а в определенном природном, семейном быту и социально-культурном окружении. В основу своих наблюдений и выводов авторы брали, как правило, этническую, социальную и генетическую психологию.

Современные исследователи этнокультуры затрагивали эту проблему, различают, что в традиционно-бытовом слое есть давние, архаические и новые, формирующиеся традиции, которые как те, так и другие влияют на формирование национального самосознания и национальной психологии человека. Национальное самосознание в индивидуальных формах существует, и его носителем является любая личность того или иного этноса определенной природной и социальной среды. Природные и социальные факторы формируют индивида, его национальное сознание и национальную психологию. По мнению известного русского философа Г.Г. Шпета, большую роль играет этническая психология, которая должна быть «конкретною, приуроченною к определенному коллективу, народу, определенному времени, определенной культуре». Шпет, наряду с другими серьезными исследованиями, увлекся проблемами этнической психологии национальных меньшинств, но в период репрессий 30-х годов ему не удалось осуществить все свои замыслы.

Проблемами национальной психологии и национального самосознания занимаются социальная философия и психология, культурология и эстетика, этнография и история. При этом надо помнить, что объектом этнографии являются все народы, как отставшие в своем развитии, так и высокоразвитые, как малочисленные, так и многомиллионные, как существовавшие в прошлом, так и развивающиеся в современном мире. Концепция деления «на исторические» и неисторические» народы давно устарела.

В период национальной напряженности межнациональные отношения субъективируются и отношения между народами подменяются отношениями между противостоящими субъектами. Это могут быть и национальные лидеры с их группировками, с их выдвигаемыми аргументациями, претензиями и призывами, и две противоборствующие группы, которые, вовлекая народы, обещают друг другу «новый Карабах». Как правильно заметил В.А. Михайлов, «наступает эпоха тотального противостояния. События разворачиваются по принципу «зеркального» причинения, когда практически все твои дела и поступки бумерангом возвращаются к тебе же. В этой «войне двойников» действие всегда равно противодействию. Здесь уже окончательно пропадают правые и виноватые, остаются лишь бедствующие. Такая динамичная статистика, то есть борьба предоставленных самим себе идентичных противоположностей, - может продолжаться сколь угодно долго, и, в основном, теперь уже исключительно военными средствами».

Дело в том, что, по нашему мнению, в этой среде этнические факторы ослаблены, детерминанты не всегда способствовали тому, чтобы укрепить национальную самобытность сохранить этническую идентичность и язык данного этноса. Причин таких можно отыскать множество. Кроме того, надо учитывать и то, что у каждого этноса существуют какие-то свои духовные атомы, в которых закрепляется его память - эмоциональная, историческая и др., языковые особенности, национально-специфические черты этнопсихологии, этнопедагогики и т.д. « В архетипах потому аккумулируется психическое отражение быта и опыта поколений, - писал В.Д. Попов, - что в них запечатывается опыт жизни народа и тем самым закладывается его генетический, социальный код». Накопленный духовный опыт этноса передается через различные традиции, обычаи, этнокультурные связи, танцы, песни, легенды, сказания; материальная культура тоже не забывается, хотя и изменяется с течением времени. Все это не могло не сказаться на процессе формирования национального самосознания и на духовном облике нации. В данном случае действует та же защитная функция, свойственная национальному самосознанию.

Защитная функция национального самосознания всегда чутко реагирует на все этносоциальные и этнокультурные процессы, связанные с проблемами экономики, материальной жизни и с духовно-нравственными. При этом национальное чувство как категория социальной психологии отражает, во-первых, не закономерность развития, а характер их взаимодействия на человека и их значение для социально-этнической жизни индивида - представителя этноса. Во-вторых, отражает отношение человека к социально-этническим ценностям нации. Национальное чувство как и всякое социальное чувство испытывает определенное внутреннее состояние, определяющее ответную реакцию эмоции на воздействие социального побудителя.

Поэтому, говоря об этнических факторах качественных изменений в национальном самосознании, нельзя забывать о познавательной функции, поскольку традиции являются основой духовной культуры этноса. Национальное самосознание непосредственно принимает участие в передаче из поколения в поколение обычаев, основных особенностей национальной психологии и национального характера, национального этикета, вплоть до трудовых навыков. Обычаи и традиции народов Северного Кавказа, как и любых других народов, в общественной жизни могут играть прогрессивную или консервативную роль в зависимости от социальной жизни. В современных условиях у некоторой части молодежи формируется иное сознание и иное отношение к традициям, среди молодых встречаются, такие, кто цинично заявляет: «Сегодня другое время, и мы совсем другие. Проживем и без национальных традиций, которые, возможно, были хороши, но канули в Лету».

Традиция, как социальная форма выражения общего закона преемственности, обладает устойчивостью, которая позволяет аккумулировать культурный опыт, осуществлять его передачу, а динамичность способствует обогащению, взаимодействию традиций с другими явлениями общественной жизни. Формируясь на протяжении многих веков, традиция вбирает в себя весь накопленный исторический опыт, всю мудрость народа, становясь неотъемлемым элементом его духовной культуры. Она является связующей нитью между прошлым и настоящим, представляет собой ту духовную силу, без сохранения которой невозможны национальная общность, этнокультура и укрепление национальных отношений.

Таким образом, в условиях обновления всей сферы общественной жизни этнические факторы качественных изменений в национальном самосознании занимают видное место. Народы Северного Кавказа, среди которых много наций, переживших насильственную высылку и геноцид, вступили в период возрождения национальной культуры. Культура, образованность носят национальный характер и в то же время в существе своего содержания они носят общечеловеческий характер. Историко-культурное наследие горских народов и их этнокультурные связи имеют большое значение в межнациональных отношениях, в достижении согласия и сотрудничества с другими народами. Регулятором гуманистических отношений между горскими народами выступают общие интересы и цели в социально-экономической и культурной жизни, давно сложившийся этнодиалог, защищающий национальные интересы, психологическая совместимость и территориальная близость, этнопедагогика. Одним из важных факторов развития межэтнических отношений является этническое сознание и национальное самосознание. Они выполняют определенные социальные функции, которые были нами рассмотрены в этой главе. Национальное самосознание оказывает влияние на национальные чувства людей, их умонастроение.

Каждый народ сейчас стремится выразить свое национальное достоинство, чувство национальной гордости, сохранить духовные ценности и возродить их, если они были частично утрачены, поэтому в северокавказском регионе уже приняты некоторые меры по защите национальных меньшинств и их духовно-культурных ценностей. Духовное, культурное наследие горцев Северного Кавказа составляет основу национального богатства.

Национальное самосознание – не плод биологического взаимодействия человека с окружающим миром, а сложная система духовного процесса, детерминированного и взаимообусловленного, постоянно изменяющейся, динамичной реальностью. Изменяющаяся реальность в самых разных сферах национального бытия влияет на человека, его национальное самосознание.

6.3. Национальное возрождение и некоторые тенденции развития этнокультуры

В условиях обновления всей сферы социально-экономической, общественно-политической и духовно-нравственной жизни общества важное значение имеет исследование основных закономерностей развития национальной культуры. Каждая культура является неотъемлемой частью общечеловеческой культуры. Поэтому утверждение инонационального, общего в национальном – одно из важных закономерностей национального возрождения и духовного развития общества. Подчеркивая взаимосвязь и взаимообусловленность национального и общечеловеческого в культуре, осуждая узконационалистические интересы и консерватизм, Кайсын Кулиев писал: «Чтобы идти дальше, надо хорошо знать то, что делали твои предшественники. Всякая национальная замкнутость кладет свою печать на содержание и форму. Подлинно национальное в искусстве и местническая ограниченность – вещи совершенно разные. Ограниченность и узость в мировоззрении связаны с творческим бескрылием, отсталостью и консерватизмом».

Национальное возрождение требует учета этнических особенностей, интересов каждого этноса. Без этого невозможны объединительные процессы, отражающие исторически закономерные и прогрессивные тенденции развития каждой национальной культуры. Раскрытие взаимосвязи и взаимообусловленности культурного процесса имеет большое научно-теоретическое значение в формировании национального самосознания и в совершенствовании межнациональных отношений. Общим для всех народов являются социально-экономические условия. Как и производственные, культурные, семейные они служат основанием формирования общечеловеческой психологии и этнокультуры. Об этом писали В.Е.Давидович и Ю.А.Жданов: «Стоит сравнить формы культуры бытия горных народов, живущих на Кавказе и в Андах, в Гималаях и Кордильерах, чтобы убедиться в том, что особенности ландшафтной среды накладывают печать удивительной сходности на многие черты функционирования культуры. То же можно сказать о народах, живущих в тропиках или полярных районах, жителях океанических островов или обширных степных просторов. Подобное конкретное исследование было бы весьма поучительным. Оно могло бы дать ключ к выяснению этнического своеобразия культур». Сопоставление с другими позволяет выяснить свойственное народам национально-специфическое и общечеловеческое в культуре.

История человечества насыщена многочисленными языковыми и культурными контактами и смешениями различных этнических. Так, изучая культуру различных регионов и народов, зарубежные исследователи социальной антропологии открыли одну важную закономерность, которая до сих пор не была известна. Удивительный парадокс. «… В ходе такого рода исследований мы обнаружили, - писал Франц Боас, - что один и тот же обычай, одни и те же представления встречаются у народов, между которыми мы не можем установить никаких исторических связей; вследствие чего мы не можем предполагать их общее историческое происхождение и стоим перед необходимостью решить, не существуют ли какие-то законы, приводящие к возникновению одних и тех же или по меньшей мере похожих феноменов, независимых от исторических причин». Таким образом, как замечает А. Радклиф-Браун, перед этнологией встает вторая важная задача, а именно: исследование законов социальной жизни. «Проявление сходных феноменов в культурных ареалах, не имевших друг с другом исторических контактов, наводит на мысль, что из их исследования мы можем извлечь важные результаты, ибо оно показывает, что человеческий разум повсюду развивается по одним и тем же законам».

Все это говорит о том, что никогда ни один народ не жил в изоляции и нет такого народа, не впитавшего в себя черты культуры других. В этом заключается приоритет общечеловеческих ценностей, вклада каждого народа в мировую культуру. Об этом верно пишет Р. Абдулатипов: «… в целом мировая цивилизация – это результат диалога и созидательного взаимодействия народов, а кавказская цивилизация – важная уникальная составляющая часть этого процесса».

В условиях демократии и нравственного очищения нашего общества всемерно возрастает роль субъективных и объективных факторов, среди которых наибольшую значимость в воспитании людей, в формировании их национального и эстетического сознания имеют этнокультурные связи. Они сыграли важную роль в истории горских народов. Передача от поколения к поколению родного языка, характерных национальных черт культуры, быта, традиций, обычаев, извечных чувств привязанности к родному краю – все это обеспечивало многовековое существование этносов, непременным свойством которых является этническое сознание. Национальная психология и национальный характер формируются длительным ходом развития социально-экономических и общественно-политических отношений. Они не передаются по наследству, так как национальный характер – не биологическое , а социальное явление.

У народов Северного Кавказа очень много общего в этногенезе и этнокультуре, что нашло отражение в их обычаях, и в традициях. В историческом прошлом закладывались основы их материальной и духовной культуры. Накопленные всей историей духовные ценности закреплялись в памяти этноса. Поэтому-то на протяжении почти двух веков кабардинцы, балкарцы, адыгейцы, карачаевцы, чеченцы, живущие в Сирии, Иордании, Турции, США и других регионах мира, сохраняют свои обычаи, традиции и этнокультурные связи. Г. В. Плеханов писал о том, что «культура горцев Северного Кавказа может украсить историю самой большой и самой цивилизованной европейской нации». У народов Северного Кавказа, писал известный карачаевский общественно-политический деятель второй половины XIX века И. Крымшамхалов, подлинные народные традиции и обычаи могли бы стать «истинным украшением короны европейской цивилизации».

Многие деятели русской культуры, иностранные путешественники в XIX веке отмечали национально-специфические черты горцев и относились к ним с большим уважением. Они указывали, что горцам свойственны такие качества, как гордость, мужество, свободолюбие, высокое чувство чести, верность земле отцов, почитание старших. Эти качества вырабатывались в суровых условиях существования малочисленных племен и в сложных обстоятельствах межнациональных отношений. Не зря М. Ю. Лермонтов, воспевая величественную красоту природы Кавказа, писал о своей любви к тем, кто населял эту землю: «… Как я люблю, Кавказ мой величавый, твоих сынов…» А. А. Бестужев-Марлинский, подчеркивая полифоничность эстетических свойств в жизни горцев и в природе, окружавшей их, писал о прекрасном и возвышенно-величественном облике Кавказа: «Дайте Кавказу мир и не ищите земного рая на Евфрате. Он здесь, он здесь».

Эти эстетические свойства реальности и процесс ее усвоения по законам красоты, особенности географического и социального бытия этносов не могли ни найти отражения в их восприятии и в понимании искусства в самом широком смысле. Духовно-практическая и эстетическая деятельность закреплялась в структуре сознания этих народов – в их национальном и эстетическом самосознании. А оно находило отражение в первую очередь в устном народном творчестве. Легенды, сказания, поэзию горцев Северного Кавказа Л. Н. Толстой называл поэтическими сокровищами, необычайно богатыми по содержанию, видя в них национальные и эстетические аспекты освоения мира.

На каждом историческом этапе развития активность и самосознание людей проявляется по-разному, особенно сейчас, когда идет коренная ломка всей социально-экономической, общественно-политической и культурной жизни нашего общества. Вероятно, поэтому и по другим причинам исследователи национальных отношений выдвигают многие факторы, влияющие на ход событий в сфере межнациональных отношений, порой калечащие судьбы народов и их нравственный облик.

За годы существования тоталитарной системы шло искусственное ускорение ассимиляции этносов. В результате этого многие народы утратили свои подлинные духовно-нравственные черты и национальные особенности культуры. Отдельные малочисленные народы чуть не исчезли из этнографии человечества. На долю репрессированных народов выпало множество невзгод в годы культа личности.

На чужбине, в условиях политического геноцида эти народы потеряли свое исконное отечество, но не забыли о нем и верили, что когда-нибудь вернутся, если не они, так их дети и внуки. Жестокость произвола культа личности до сих пор сохраняется в социальной памяти народа как историческая несправедливость, допущенная к целым нациям. Об этом теперь написано много книг мемуарной и художественной литературы, созданы художественные фильмы, эпические полотна мастеров кисти, собраны фотодокументы. Судя по собранному материалу, главная цель сталинской системы заключалась в том, чтобы любой ценой размыть национальные особенности, национальные тенденции и создать некоторое умозрительное, показное национальное единство с одинаковым взглядом и психологическим складом характера. Скульптор Эрнест Неизвестный писал, что «сталинизм – это не просто прихоть или ошибка Сталина. Это исторически сложившаяся ситуация, при которой функция управления такова, что кардинальные изменения внутри аппарата невозможны». Об этом же говорил и культуролог В. М. Межуев: «Администрирование в сфере мысли – самый опасный и отвратительный вид администрирования. В материальном производстве мы расплачиваемся за него застоем сельского хозяйства и промышленности, в сфере сознания – застоем и окостенением мысли».

В условиях духовного обновления и национального возрождения изменился взгляд на многие исторические события и факты, так как идет обнародование и публикация архивных материалов, на основании которых можно судить виновных, хотя бы общественным мнением, можно осмыслить прошедшее. История восстала из-под глыб, и она вершит суд над палачами, которые совершали трудно поправимое теперь зло: деформировали сознание людей, нравственность, растлили духовно несколько поколений. Нельзя не согласиться с Ф. Шиллером, утверждавшим, что всемирная история – это всемирный суд. Восстановление доброго имени репрессированных народов, незаслуженно оскорбленных в своей недавней истории, явилось важным фактором формирования национального самосознания и развития этнической культуры. Депортированные народы сохранили в себе национальное достоинство и этнопсихологические особенности. Это свидетельство того, что этнические группы имеют очень стойкую природную защиту от разного рода общественных катаклизмов.

Как мы уже говорили, за всю свою историю существования каждый народ выработал и накопил огромные духовные ценности, которые определяются как самобытная культура. Каждый этнос имеет пространственную и временную протяженность, свой генотип, свои биологические и социальные связи, свое обусловленное место на Земле. Без такой взаимосвязи и взаимообусловленности не может существовать ни один народ. Вне всего этого народ исчезает из пространства, теряется его связь с Вселенной. Этноприродная среда – основа существования этноса и его уникальной культуры. Сейчас перед человечеством стоят глобальные проблемы. Не ответив на эти сложные вопросы культуры и искусства, ученые, художники не смогут подняться до социально-философского осмысления общечеловеческого. Поэтому многие писатели и поэты в своих произведениях поднимают глобальные темы в общечеловеческом масштабе, или в отдельно взятой стране. При этом национальная идея, воплощенная в структуре художественных образов, не порождает переживания трагизма реальности, а наоборот придает конструктивность и противостоит разрушению сложившихся социальных и культурных устоев. Взаимосвязь и взаимообусловленность существования человечества с Землей хорошо показал в своем романе «Геологическая поэма» бурятский прозаик В. Митыпов. «Среди всех своих планетных сестер, - писал он, - вероятно, одна лишь Земля, опаловая бусинка в Солнечной системе, рискнула взвалить на себя такое бремя – сотворить и выпестовать жизнь. Когда подумаешь об этом, представишь, с каким великим терпением и заботой несет она на своей груди всех нас сквозь ядерное пекло космосов, - нежностью и тревогой сжимается сердце, и хочется ласково погладить ее, храбрую малютку, по теплому бочку экватора, благоговейно коснуться губами заснеженной макушки полюса…»

Рассматривая вопрос о взаимосвязи и взаимовлиянии культур различных этносов, мы затрагивали проблему этнокультурных связей как одного из факторов формирования национального и эстетического сознания. Этнокультурные связи в условиях обновления общественной жизни имеют большое значение, когда национальное самосознание и национальная идея становятся основой самоуправления, самоорганизованности, выражения духовного в общественно-политической жизни суверенных государств. Национальное возрождение и проблемы национальной культуры органически связаны с обновлением общества. В них заложены реальные возможности раскрытия творческого потенциала этноса. Этнокультурные связи всегда отражали взаимопонимание и терпимость сосуществования наций, их мораль и общепринятые нравственные начала. «… история человечества насыщена историей контактов и смешений различных в антропологическом, языковом и культурных отношениях этнических групп, - писал Р. Ф. Итс, - что нет и не может быть абсолютно чистых этносов, не впитавших черты культуры и физического типа других». У горских народов и у русскоязычного населения Северного Кавказа очень много общего в этногенезе и культуре. Основы их материальной и духовной культуры закладывались в историческом прошлом. Накопленный духовный опыт передавался в бытовом, культурном и экономическом общении. Этнокультурные связи с русскоязычным населением в северокавказском регионе всегда играли положительную роль во всех областях жизни коренных народов. Лишь в последнее время в периодической печати стали появляться тенденциозные статьи по проблеме межнациональных отношений. Однако никакие фальсификации не могут перечеркнуть истину взаимоотношений коренного и русскоязычного населения: народам нечего делить, так как они всегда добывали насущный хлеб в поте лица, помогали друг другу, начиная от строительства нехитрых жилищ, кончая присмотром детей по соседству. Их обыденное сознание отражало суть объективных причин, по которым они жили всегда в дружбе с соседом.

Национальное возрождение – сложный и трудный процесс не столько в экономическом, сколько в культурном и нравственном плане. Это еще не изведанный путь взаимоотношений этносов друг с другом, отдельных личностей, которые будут стоять у власти, коллег по работе, ученых, которые будут спорить друг с другом, доказывая «свою» истину. И хорошо, если они будут придерживаться высказывания известного французского писателя Антуана Сент-Экзюпери, сказавшего: «Есть лишь одна идеология для человеческого рода – идеология гуманности, счастья для каждого живущего…» Многие ученые понимают сложность развития национальных культур и взаимоотношений этносов друг с другом, особенно в трудный переходный период. О. В. Степанов пишет, что некоторые, немногочисленные даже по европейским масштабам, такие, как культуры прибалтийских народов, имели довольно развитую экономику, которую сегодня, после обретения национальной независимости, нельзя назвать процветающей. «Иррациональное восприятие угрозы утратить самоценность той или иной группы стало мощным средством мобилизации довольно широких слоев даже вопреки экономической, культурной целесообразности, - замечает О. Степанов. – Иррационализм действий, ставший политической реальностью, жестокость сформировавшихся стереотипов, предубеждений, экстремизм этнических требований народов друг к другу предполагает, тем не менее, поиск рационального зерна. Требует вскрытия тайна замаскированных за националистическими интересами интересов реальных социальных групп и социальных сил».

Межкультурный диалог играет важную роль в региональной конфликтологии, но жизнь человека и общества невозможны без конфликтов, столкновений мнений, идей, интересов и т. д. Надо уметь предотвратить конфликт, смягчить его последствия, направить его в русло позитивных преобразований и разумных требований.

Менталитет каждого этноса и его сознание своеобразны. Одна из серьезных ошибок в проведении национальной политики заключается в том, что не учитываются эти специфические черты нации.

Научных исследований по затронутой нами проблеме множество, высказаны самые различные мнения, порой резко противоположные. М. М. Юсупов говорит, что происходящие перемены на всем пространстве бывшего СССР находят своеобразное проявление в одном из самых многонациональных регионов – Северном Кавказе и непосредственно в Чечне и Ингушетии. Здесь наблюдается сложное переплетение социально-политических и национальных интересов, слияние в массовом сознании исторического и современного социального опыта, стремление народов найти наиболее приемлемые оптимальные формы обустройства общественной жизни, определить перспективные векторы политического и экономического развития.

Какие бы ни были рекомендации и пожелания ученых, политиков и руководителей республик, всем народам бывшего Союза предстоит тяжкий путь познания, чтобы вернуться на прежние высоты национального взаимопонимания и уважения друг к другу. Так было до 1985 года, когда уважение и терпимость были в крови у каждого человека, к какой бы национальности он ни принадлежал. Не было жестокой резни, как в Баку между армянами и азербайджанцами, в Киргизии между узбеками и киргизами и т. д.

Влияния так называемой «массовой культуры» не избежала и этнокультура народов Сибири. С самых первых шагов национальное возрождение испытало на себе влияние «массовой культуры» Запада, которая обладает мощным оболванивающим зарядом. В ее распоряжении все: экраны телевизоров, радио, печать с различными смотрами красоты обнаженного тела, порнографические материалы с подробными описаниями и т. д. Вероятно, все это дается для того, чтобы внедрить в сознание людей безнравственность и мировоззрение агрессивного насильника. Прав И. Х. Шаваев, говоря о том, что все более «терпимой» становится реакция общественного мнения на данное явление, нахлынувшей с экранов телевизоров и других СМИ порнографии. Нравственные отклонения, в особенности те, в которых человек погружается в самые пучины моральной деградации, становятся излюбленным предметом внимания нашей «массовой культуры.

Воздействие подобного негативного фактора на формирование сознания народов и становление их национального самосознания не способствует качественному изменению. Феномен национального самосознания в условиях распада традиционных ценностных систем претерпевает большие изменения под влиянием и воздействием негатива. Ученые-психологи объясняют причины столь широкого влияния этой культуры, тем, что массовая, элитарная культура приучает людей мыслить не однозначно и узко, а более глубже, охватывая как бы всю целостность восприятия мира. Такую культуру мышления канадский исследователь Герберт Маршалл Маклюэн называл «глобально-электронной». Естественно, возникает вопрос: «Почему становится массовой культура и в среде горцев Северного Кавказа?» Первая причина в том, что «массовая культура» – это продукт своеобразного и притом могущественного газетно-журнального шоу-бизнеса, который распространяется по всем республикам северокавказского региона и возглавляется частными конторами, торгово-издательскими центрами. Подобная «культура» имеет массового потребителя, независимо от его национальной, или возрастной характеристики. Эта вторая причина связана с первой, поскольку процесс создания потребительских образцов культуры носит массовый характер. Безусловно, непрерывный поток производства информации в сознании народа формирует определенные и впечатления, чувства и эмоции. Ими могут быть идеологические мифологемы, симпатии и антипатии к кому-то или чему-то, тенденциозные точки зрения в результате тех же симпатий или антипатий и т. д.

Американские и отечественные исследователи массовой культуры считают, что в современных условиях она выполняет «функцию духовного наркотика». Погружая разум человека в мир иллюзий, массовая культура становится школой стереотипов, формирующей не только массовое сознание, но и соответствующее поведение людей. Долгое время считалось, что такая культура характерна только для Запада, где для нее созданы условия, поскольку в капиталистическом обществе процветает частный капитал. Но жизнь показала, что это не так. Массовая культура – закономерное явление любого общества, и у нее есть два непреложных признака:

1) распространенность культурного образца среди большинства населения и

2) воспроизводимость массами этих культурных образцов. И никакая национальная идея не сможет заменить того, что «в духе времени». Она лишь может в какой-то мере влиять на умы и желания тех, кто увлечен массовой культурой. Все эти явления наблюдаются в этнокультуре народов Северного Кавказа. Поэтому, когда мы говорим о национальном возрождении и о некоторых тенденциях развития этнокультуры, нельзя сбрасывать, со счетов «массовую культуру», подвергшуюся в последнее время резкой критике.

Однако и у нее есть свои положительные качества. Ведь общепризнано, что эта культура знакомит миллионы людей с тем, что происходит в мире: достижениями науки, искусства, культуры и т. д. Она позволяет увидеть редчайшие природные явления, быт и нравы людей всей планеты, важнейшие события за рубежом, познакомиться с модой и ее законами подражания и изменения, познать уникальный животный и растительный мир всех стран и континентов. Идеи потребительства и массовая культура – неразрывные понятия. Они нужны людям, и средства массовой информации выполняют свою роль, иногда учитывая запросы потребителей, подключая различные демократические и гуманные идеи. Но есть и негативная сторона в массовой культуре: культ насилия и порнографии, которые ведут людей к моральной деградации. Они-то и подлежат всеобщей критике. Подлежала критике «субкультура», крайняя форма которой называлась контркультурой, так как ее приверженцы не признавали общепринятые нормы, принципы и идеалы общества. У них были свои социально-культурные установки: иной стиль мышления и поведения, оппозиционность к духовным ценностям, признаваемыми всеми остальными. Так возникла в 70-х годах молодежная культура протеста в Европе и в США. На Северном Кавказе такой культуры не было, и она не могла появиться по ряду причин, хотя идеи всеобщего отрицания получили отголоски и в этом регионе. «Новых левых» – семидесятников и быть не могло; идеология советского государства просто не позволила бы усомниться в содержании системы образования.

Национальная идея – огромная мобилизующая сила во всем процессе духовного возрождения. Выступая против отрицательных моментов в «массовой культуре», многие ученые, педагоги вузов, учителя средних общеобразовательных учреждений за основу в своей работе берут национальное, то, что ближе, понятнее молодежи. Так, В. Х. Болотоков считает, что «человек является наиболее сложным объектом природы. Каждая личность уникальна… каждый человек – это не просто особь. Он является членом своей семьи, представителем определенной нации, гражданином страны, где он проживает». В процессе воспитания подрастающего поколения нужно обязательно использовать национальные обычаи и традиции, посредством которых детей учили трудовым навыкам, знакомили с видами трудовой деятельности, специфической для этого региона. А. Р. Джиоева считает, что нельзя обойтись без этнопедагогических аспектов воспитания на уроках русского языка в национальной школе, что прошедшие через поколения идеи и традиции осетинского фольклора – кладовой воспитательных средств народа – по сей день служат действенным фактором формирования у подрастающего поколения высоких моральных качеств, так необходимых каждому современному человеку, а следовательно, и обществу в целом.

На главную страницу

ТЕМА 7. ПСИХОЛОГИЯ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 13.04!

7.1. Отношения межличностные, межгрупповые и межэтнические

Изучением проблем, касающихся межэтнических отношений, занимаются многие науки – этнология, социология, экономика, история, психология. Мы же ограничимся лишь их социально-психологическим анализом.

Как уже отмечалось, психология межэтнических отношений занимает особое место среди ветвей этнопсихологии, так как является составной частью социальной психологии и лишь косвенно связана как с культурантропологией, так и с остальными отраслями психологии. Следует, кроме того, помнить, что не существует особых, свойственных исключительно межэтническим отношениям, психологических явлений и процессов: все они являются универсальными для межгрупповых отношений, на которые мы и будем при необходимости ссылаться.

В мировой науке нет четкости в обозначении рассматриваемого нами круга явлений: термины межгрупповые отношения, межгрупповое поведение, межгрупповое взаимодействие и даже межгрупповой конфликт употребляются почти как равнозначные. Однако термин межгрупповой конфликт не подходит для обозначения всей изучаемой области: хотя конфликтные отношения между группами – неотъемлемое свойство человеческого общества, такое же неотъемлемое свойство – сотрудничество и даже интеграция групп. Некоторые исследователи даже в самом конфликте выделяют две основные стадии – конфронтации и интеграции.

Не полностью отражают сферу наших интересов и термины межгрупповое поведение и межгрупповое взаимодействие. Они подразумевают наблюдаемый компонент межгрупповых отношений, но не включают психологические процессы и явления, которые не доступны непосредственному наблюдению, но играют важную роль в жизнедеятельности индивидов и групп.

Например, предубеждения – негативные социальные установки – не обязательно сопровождаются дискриминационным поведением. В социальной психологии давно установлено, что между аттитюдами и поведением возможно расхождение, которое получило название «парадокса Лапьера» по фамилии автора знаменитого эксперимента, проведенного в 1934 г. в США. Обнаруженное несоответствие заключалось в том, что персонал гостиниц и ресторанов оказывал радушный прием китайцам, путешествовавшим вместе с Лапьером по США, но очень многие ответы на отправленные по тем же адресам письма с просьбой принять китайцев, разосланные исследователем через полгода, были отрицательными.

Дело даже не в том, что предубеждения оказались более негативными, чем реальное поведение. Результаты некоторых исследований показали обратное соотношение. Например, в эксперименте, проведенном в США в 60-е годы, домовладельцы намного чаще соглашались сдать квартиру семье афроамериканцев, если переговоры велись по телефону, чем при личном визите потенциальных квартиросъемщиков [по: Бороноев, Павленко, 1994]. Важно другое: исследуя только наблюдаемое поведение, мы пройдем мимо многих психологических явлений, которые могут рано или поздно на нем сказаться. У персонала отелей в эксперименте Лапьера при реальном контакте с китайцами могла «включиться» социальная установка на ситуацию, так как они были заинтересованы в заполнении номеров. Но это вовсе не означает, что в другом месте и в другое время они бы не проявили дискриминации по отношению к китайцам, которые были в 30-е годы в США низкостатусным, угнетаемым меньшинством.

Итак, из всех близких по значению понятий мы выбрали наиболее широкий термин – межгрупповые отношения. С позиции здравого смысла кажется достаточно очевидным, что межгрупповые отношения – это отношения, объектом и субъектом которых являются группы, в том числе и этнические общности. Однако многие социальные психологи под межгрупповыми отношениями понимают прежде всего – и даже исключительно – отношения между индивидами как представителями конкретных групп. Такой точки зрения придерживался и известный британский психолог А. Тэшфел (1919-1982), который отношения между людьми располагал на континууме, полюса которого составляют межличностные отношения и межгрупповые отношения между представителями конкретных и ясно различимых групп.

Но при такой постановке вопроса практически все отношения между людьми окажутся межгрупповыми. Так как человек одновременно является членом многих групп, то хотя бы одна из его групповых принадлежностей будет отличаться от групповой принадлежности людей, с которыми он вступает в контакт: общаться могут люди одного возраста, одного пола, одной профессии, но если они идентифицируют себя с разными этносами, на их взаимодействие большое влияние будут оказывать как особенности этих общностей, так и взаимоотношения между ними.

Даже семейный конфликт придется рассматривать как межэтнический, если муж и жена имеют разную национальность и один из них в пылу ссоры прибегнет к последнему аргументу: «Все вы русские (татары, грузины и т.д.) такие – ленивые, глупые, жадные и т.п.».

На самом деле любые отношения одного индивида как представителя группы к другому индивиду как представителю другой группы неизбежно приобретают личностную окраску, что и порождает такой предмет исследования, как межличностные отношения. Строго говоря, «чистые» межличностные отношения, на которые не влияет принадлежность общающихся к каким-либо группам, можно представить лишь как полюс некоего теоретического континуума, на другом полюсе которого располагаются тоже межличностные отношения, но в максимальной степени подвергающиеся влиянию межгрупповых отношений. А подавляющее большинство случаев взаимоотношений между людьми находится в разной степени отдаленности от полюсов. Одни и те же люди в одних обстоятельствах будут взаимодействовать в большей степени как индивиды, а в других — как члены группы.

Степень влияния межгрупповых отношений на отношения межличностные зависит от того, насколько включенные в них люди воспринимают себя и других (и/или воспринимаются другими) прежде всего как членов какой-либо группы. Так, члены групп этнических меньшинств часто считают, и во многих случаях совершенно обоснованно, что отношение к ним окружающих основано на восприятии их группового членства, а не личностных характеристик. Например, подавляющее большинство «нерусских» жителей Петербурга (71,6%), опрошенных в 1995 г., отметили, что сталкивались с антипатией к себе именно по национальным мотивам.

В максимальной степени межгрупповые отношения проявляются в отношениях межличностных, если группы находятся в состоянии конфликта. Люди старшего поколения, бывавшие в Прибалтике в советские времена, могут вспомнить, что иногда продавщицы в магазинах или прохожие на улицах «не понимали» обращенных к ним по-русски вопросов. Но приезжий из России осознавал, что продавщица, выросшая в многонациональном городе и окончившая советскую школу, просто не могла не знать русского языка. Отказ его использовать отражал сложные межгрупповые отношения и мог рассматриваться как проявление гражданского неповиновения эстонцев, латышей или литовцев, стремившихся к восстановлению государственной независимости.

Межгрупповые отношения (и межэтнические в том числе) – это не только отношения между группами – доминирование или подчинение, соперничество или сотрудничество. В эту область следует включить и отношения к группам, которые проявляются в представлениях о них – от позитивных образов до предрассудков. В наши дни значительный вклад в понимаемые таким образом межгрупповые отношения вносит информация, распространяемая средствами массовой коммуникации и создающая своего рода «вторую реальность» в субъективном мире человека. Отношения к группам могут возникать и без непосредственного взаимодействия между ними, что не раз обнаруживалось в эмпирических исследованиях. Так, среди этнических стереотипов, выявленных в США в начале 30-х годов, наиболее негативными у белых американцев оказались не образы афроамериканца или представителя какого-либо другого дискриминируемого меньшинства, а турка, хотя сомнительно, что большинство респондентов были знакомы хотя бы с одним выходцем из Турции.

Отсутствие единодушия при разграничении межгрупповых и межличностных отношений не случайно. Многие психологи рассматривают межгрупповые отношения не как реальные отношения между группами, а как отношения между их членами из-за боязни «потерять» предмет исследования. Действительно, межгрупповые отношения, особенно отношения между этническими и другими большими социальными группами, детерминированы политическими, экономическими, культурными процессами, идущими в обществе, и поэтому составляют предмет изучения прежде всего не социальной психологии, а других наук – социологии, политологии и т.п. Но и у социальных психологов есть поле для деятельности, только их задача – изучение отражения реальных межгрупповых отношений в сознании людей, прежде всего анализ содержания и механизмов межгруппового восприятия.

Исходя из определения межгрупповых отношений как отношений между группами, мы будем рассматривать и межгрупповое восприятие как взаимное восприятие групп, а не отдельных их членов – как групповое образование, обладающее характеристиками, отличающими его от восприятия межличностного. Среди них следует выделить, во-первых, структурные характеристики: 1) согласованности – высокую степень совпадения представлений членов какой-либо группы о ней самой или чужой группе; 2) унифицированность – высокую степень переноса представлений о группе на ее отдельных членов. Во-вторых, динамическую характеристику – большую устойчивость (ригидность, консервативность) межгрупповых социально-перцептивных процессов по сравнению с процессами межличностными. И, в-третьих, содержательную характеристику – тесную связь когнитивных и эмоциональных компонентов, большую оценочность, чем при восприятии межличностном. Так, согласованными, унифицированными, устойчивыми и эмоционально окрашенными представлениями о группах являются этнические стереотипы, к анализу которых мы обратимся в тринадцатой главе.

7.2. Психологические детерминанты межэтнических отношений

Феномены межгруппового восприятия детерминированы не только реальными межгрупповыми отношениями и шире – социальным контекстом. Существует и вторая – психологическая – линия детерминации, поэтому необходим учет лежащих в их основе когнитивных процессов. Их рассмотрение следует начать с базового процесса категоризации, с помощью которого люди, распределяя события и объекты по группам, интерпретируют окружающий мир и свое место в нем. Иными словами, это процесс, приводящий к порождению в сознании человека образа мира. А. Н. Леонтьев отмечал, что «проблема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности». Но одновременно он подчеркивал, что мерность, или категориальность, мира суть характеристика образа мира, не имманентная самому образу, т.е. когнитивный процесс категоризации отражает категориальность объективного мира. Но есть и другая позиция. Видимо, точка зрения Леонтьева представляет собой явный случай реификации – восприятия сконструированных самим человеком категорий, при котором он забывает «о своем авторстве в деле создания человеческого мира».

Пунктом согласия большинства исследователей, принадлежащих к различным отраслям знаний и теоретическим ориентациям, является подчеркивание важности принципа биполярности, в соответствии с которым протекает категоризация. Предполагается, что в архаическом мышлении понятия рождались парами, так как возникали из сравнения — понятие света появилось одновременно с понятием тьмы, покоя — с движением, жизни — со смертью. Древнейшая система категоризации, основанная на принципе биполярности, сохранила поразительную устойчивость до наших дней. В соответствии с этим принципом происходит и категоризация общностей, членами которых люди себя воспринимают (Мы), и тех, которые они не воспринимают своими (Они).

Но распределение людей по группам, категоризация на Мы – Они происходит при построении образа социального мира, если вслед за А. Я. Гуревичем, выделяя универсальные, т.е. присущие человеку на любом этапе его истории, но изменчивые по своему содержанию в разных культурах, категории, разделять их на «природный космос» и «социальный космос».

Этнические общности занимают важное место среди множества социальных категорий – социальных классов, профессий, социальных ролей, религиозной принадлежности, политических пристрастий и т.п. При построении иерархии социальных категорий они оказываются на одном из верхних уровней, вслед за категоризацией людей как членов рода Homo sapiens.

Так, по мнению историка Б. Ф. Поршнева, этнические категории и появились следом за этой глобальной категорией и ее противоположностью (люди – нелюди). Поршнев попытался вывести психологические детерминанты межгрупповых отношений из материалов человеческой истории и рассмотреть процессы, связанные с идентификацией индивида с группой, начиная с самых истоков становления человечества как социальной общности. Согласно его гипотезе, субъективное Мы появляется, когда люди повстречались и обособились от каких-либо Они, т.е. осознали бинарную оппозицию «они — нелюди, мы — люди»:

«Первое человеческое психологическое отношение — это не самосознание первобытной родовой общины, а отношение людей к своим близким животнообразным предкам и тем самым ощущение ими себя именно как людей, а не как членов своей общины».

По мере вымирания и истребления палеоантропов та же психологическая схема распространилась на отношения между группами людей: общинами, родами, племенами. Но и в этом случае Мы — это всегда люди, а в принадлежности к людям членов чужой группы у первобытного человека могли возникнуть сомнения. Пример, подтверждающий гипотезу Поршнева, можно привести из исследований австралийских аборигенов:

«Аборигены считали соседние группы, сходные по языку и культуре, близкородственными и называли их «дьянду». Для всех других групп у них имелся термин «нгаи», означавший «чужаки, враги» <...> Вместе с тем отношение к нгаи было дифференцированным. Тех из них, кто жил по соседству и с кем контакты имелись, аборигены считали «бин», т.е. людьми по своему физическому облику. Что же касается населения, жившего вдалеке, то аборигены сомневались в его принадлежности к разряду людей».

На это указывают и весьма многочисленные этнонимы со значением люди, например, у многих народов Сибири и Дальнего Востока — нанайцев, нивхов, кетов и др. А самоназвание чукчей — луораветланы — настоящие люди. Отзвук подобного отношения к чужим мы обнаружим и в русском названии народа, который сам себя называет deutsch1. В древнерусском языке словом немец обозначали как человека, говорящего неясно, непонятно, так и иностранца: чужестранцы, не говорящие по-русски, воспринимались немыми2, а значит, если и людьми, то достаточно ущербными.

В концепции Поршнева речь идет о процессах категоризации (на Мы и Они), социальной идентификации и межгрупповой дифференциации, если использовать категориальную сетку А. Тэшфела, получившую широкое распространение в мировой социальной психологии. Употребляя разные термины, они выдвигают общий психологический принцип, согласно которому дифференциация (оценочное сравнение) категоризуемых групп неразрывно связана с другим когнитивным процессом – групповой идентификацией (осознанием принадлежности к группе). Или, по меткому выражению Поршнева: «...всякое противопоставление объединяет, всякое объединение противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения».

Позиции советского и британского исследователей не полностью совпадают. Если Тэшфел все когнитивные процессы выстраивает в цепочку, в которой идентификация предшествует дифференциации, то Поршнев настаивает на первичности Они по отношению к Мы, т.е. на первичности межгрупповой дифференциации. Поддержку этой точке зрения можно найти в истории первобытного общества, для которого очень долго было характерно диффузное этническое самосознание. Например, у раннеземледельческих групп «нередко самоназваний вообще не было, но зато всегда имелись названия для иноязычных и/или инокультурных соседей, что указывает на наличие этнического сознания. Иногда группа использовала в качестве самоназвания прозвище, данное ей соседями, если только оно не имело ярко выраженного негативного оттенка».

Но это различие не столь важно, так как выделение последовательности когнитивных процессов – научная абстракция: в реальности два процесса неотделимы друг от друга, и в зависимости от обстоятельств один из них может быть более определенным, осознанным, чем другой.

Так, в ситуации конфликта одна из сторон может быть отвергаема очень широким блоком этнических общностей, для которых важнее обособление от Они, чем уподобление: «...именно... «они» наделяются однозначной этнической характеристикой, и поэтому борьба с ними воспринимается как борьба с конкретным носителем чуждой культуры и чужих национальных интересов». Например, живущие в Приднестровье русские, украинцы и даже молдаване объединились в борьбе с руководством Республики Молдова против румынизации.

7.3. Основные компоненты этнической идентичности

Единый процесс дифференциации/идентификации приводит к формированию социальной идентичности. По определению Тэшфела, социальная идентичность – «это та часть Я-концепции индивида, которая возникает из осознания своего членства в социальной группе (или группах) вместе с ценностным и эмоциональным значением, придаваемым этому членству». Добавим, что в самом общем смысле социальная идентичность – есть результат процесса сравнения своей группы с другими социальными общностями.

Этническая идентичность – составная часть социальной идентичности личности, психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определенной этнической общности. При этом необходимо разводить понятия этнической идентичности и этничности – социологической категории, относящейся к определению этнической принадлежности по ряду объективных признаков: этнической принадлежности родителей, месту рождения, языку, культуре. Если этничность – аскриптивная (приписываемая обществом) характеристика, то этническая идентичность достигается индивидом в процессе конструирования социальной реальности на основе этничности, но не сводится к ней». В реальной жизни субъективная идентичность и социально предписанная этничность далеко не всегда совпадают.

Кроме того, следует помнить, что этническая идентичность может не совпадать с декларируемой идентичностью (причислением себя к этнической общности), которая проявляется в «самоназывании» и зависит от социальной ситуации. В повседневной жизни человек может эффективно пользоваться «переключением этнических кодов», которое не затрагивает его подлинной идентичности. Например, в советское время, характеризовавшееся государственным и бытовым антисемитизмом, евреям постоянно приходилось выбирать – где, когда и с кем быть евреем:

«В обыденной жизни это означало сменить ветхозаветное имя Авраам на Аркадий, записаться в паспорте украинцем, говорить без акцента, но вспоминать о своей национальности каждый раз, когда надо сдавать экзамен преподавателю-еврею, покупать дефицитный товар у директора-еврея и танцевать фрейлахс на еврейской свадьбе».

Этническую идентичность не следует рассматривать исключительно как результат единого когнитивного процесса идентификации/дифференциации, это результат когнитивно-эмоционального процесса самоопределения индивида в социальном пространстве относительно многих этносов. Это не только осознание, но и оценивание, переживание своей принадлежности к этносу.

Представляется, что смысл данного понятия наилучшим образом отражает именно термин переживание, который использовали в своих концептуальных построениях крупнейшие российские мыслители Г. Г. ШпетиЛ. С. Выготский.

Так, Шпет вводит понятие коллективные переживания, не сводя их только к эмоциям или только к когнициям. На другом уровне психологического анализа близкое шпетовскому понятие переживание предложил Выготский, рассматривавший его в качестве единицы для изучения личности в среде. Показательно сходство определений, даваемых двумя учеными. Как для Шпета коллективные переживания есть отношение к продуктам культуры ее членов, так для Выготского переживание есть «...внутреннее отношение ребенка как человека к тому или иному моменту действительности».

Так и этническую идентичность индивида следует рассматривать не только с точки зрения осознания им принадлежности к этносу, но и как категорию, находящуюся на стыке индивида и ситуации в самом широком смысле слова. Именно поэтому плодотворно рассмотрение этнической идентичности как переживания отношений Я и этнической среды – своего тождества с одной этнической общностью и отделения от других.

Считая этническую идентичность составной частью социальной идентичности, современные исследователи в то же время предпринимают попытки выделить присущие ей особенности. Так, американский культурантрополог Дж. Девос рассматривает этническую идентичность как форму идентичности, воплощенную в культурной традиции и ориентированную на наследие прошлого в отличие от других форм, ориентированных на настоящее или будущее. Можно согласиться с Г. У. Солдатовой, что еще одной особенностью этнической идентичности является мифологичность, так как «ее главная опора – идея или миф об общих культуре, происхождении, истории». Тем не менее следует иметь в виду, что нет ни одной особенности этнической идентичности, которая не была бы присуща еще какой-либо составляющей социальной идентичности. Отличие этнической идентичности от других составных частей социальной идентичности следует искать не в отдельных особенностях, а в их структурных соотношениях у представителей того или иного народа в том или ином социальном контексте. В структуре этнической идентичности обычно выделяют два основных компонента – когнитивный (знания, представления об особенностях собственной группы и осознание себя ее членом на основе этнодифференцирующих признаков) и аффективный (оценка качеств собственной группы, отношение к членству в ней, значимость этого членства).

В моделях, предложенных разными исследователями, используются всевозможные термины для обозначения составных частей когнитивного компонента этнической идентичности: этнические ориентации, групповые концепции и др. Самыми важными следует признать этническую осведомленность, включающую объективные знания и субъективные социальные представления об этнических группах – своей и чужих, их истории и традициях, а также различиях между ними, и этническую самоидентификацию (использование этнического «ярлыка» – этнонима, основанное на восприятии себя принадлежащим к группе).

Но этническая идентичность – это не только осознание своей тождественности с этнической общностью, но и ее оценка, значимость членства в ней, разделяемые этнические чувства: «Достоинство, гордость, обиды, страхи являются важнейшими критериями межэтнического сравнения. Эти чувства опираются на глубокие эмоциональные связи с этнической общностью и моральные обязательства по отношению к ней, формирующиеся в процессе социализации индивида».

Отношение к собственной этнической общности проявляется в этнических аттитюдах. Позитивные аттитюды включают удовлетворенность членством в этнической общности, желание принадлежать ей, гордость за достижения своего народа.

При исследовании чувств, испытываемых представителями титульных народов республик России – татарами, якутами, тувинцами – по отношению к собственным этническим общнос-тям, было обнаружено, что за последние десять лет XX в. все они стали воспринимать свою группу как более привлекательную. Повышение этносоциального статуса этих народов в новой социальной реальности сопряжено с ростом чувства самоуважения, что проявляется в усилении чувства гордости и в снижении чувства стыда за свой народ.

Наличие негативных аттитюдов к группе принадлежности включает отрицание собственной этнической идентичности, чувство униженности, предпочтение других групп в качестве референтных. В исследовании Солдатовой было обнаружено, что у русских, проживающих в республиках России, привлекательность собственной этнической группы снизилась: «За последние годы они испытали немало разочарований, связанных с их исторической судьбой. Преобладание в целом чувства стыда за свой народ над чувством гордости отражает рост среди русских противоположных солидаризации процессов отчуждения от своей этнической группы».

Утрата позитивного восприятия своей этнической общности была обнаружена Н. М. Лебедевой после распада СССР и у русских, проживающих в странах нового зарубежья: многие из них переживают негативные чувства, связанные с этнической принадлежностью — стыд, обиду, ущемленность, униженность (от 6,3% опрошенных в Казахстане до 71,4% в Эстонии). Исследовательница особо подчеркивает: рост негативно окрашенных этнических аттитюдов сопутствует пробуждению у них этнической идентичности, связанному с кардинальными изменениями в обществах, в которых они живут.

Некоторые авторы выделяют еще и поведенческий компонент этнической идентичности, понимая его как реальный механизм не только осознания, но и проявления себя членом определенной группы, «построение системы отношений и действий в различных этноконтактных ситуациях».

Представляется, что выделение поведенческого компонента этнической идентичности ведет к излишнему расширению этого понятия. Вовлеченность в социальную жизнь и культурную практику этнической группы (использование языка, конфессиональная принадлежность, участие в социальных и политических организациях, поддержание культурных традиций) достаточно часто рассматривается в качестве индикатора этнической идентичности индивида. Однако до сих пор под вопросом остается наличие устойчивой связи между тем, кем себя человек считает и как он действует в реальной жизни, т.е. между этнической самоидентификацией и этнической вовлеченностью. Результаты многих эмпирических исследований (индийских подростков, проживающих в Англии, американцев армянского, еврейского и китайского происхождения и т.п.) показали независимость двух измерений — представлений о себе как о члене этнической группы и использования типичных для нее моделей поведения. А в некоторых случаях связь между идентичностью и предпочтением некоторых видов этнической практики оказалась отрицательной: человек может идентифицироваться с этнической общностью, но не иметь никакого желания сохранять этнический язык или обычаи.

Кроме того, следует различать установки на этническую культуру, представляющие собой своеобразные этнические прототипы или образцы, достойные подражания, и реальную в нее вовлеченность.

Например, при опросе московских подростков-евреев, посещавших национальную школу, обнаружилась их слабая вовлеченность в еврейскую культуру: из всех значимых для них лиц только с одним общение происходит на иврите, лишь 11,7% респондентов посещают синагогу раз в месяц или чаще, а 39,5% — не бывают там вообще, 60,2% — не читают национальные газеты, 76,7% — не участвуют в работе национальных обществ. И в то же время респонденты продемонстрировали ориентацию на еврейскую культуру, во всяком случае уровень установки на нее оказался более чем в два раза выше реальной вовлеченности.

Иными словами, правомерно выделять не поведенческий компонент этнической идентичности, а лишь готовность индивида к коллективным формам деятельности, стремление к достижению групповых целей. Готовность, которая далеко не всегда реализуется в действиях.

Итак, этническая идентичность в наши дни далеко не всегда предполагает взаимодействие с группой, где индивид — «свой», а может ограничиться символическим присвоением этнодифферен-цирующих признаков. Однако необходимо учитывать, что в традиционном обществе вовлеченность в социальную жизнь и культурную практику этнической группы является важным компонентом становления и функционирования этнической идентичности. Более того, беспроблемность идентификации человека с этносом в традиционном обществе достигалась именно благодаря включенности каждого индивида в жизнь группы и постоянной подтверж-даемости принадлежности к ней социально значимым внутригруп-повым взаимодействием.

7.4. Язык и другие этнодифференцирующие признаки

На основе социальных представлений о своей и чужих этнических группах формируется комплекс представлений, образующих систему этнодифференцирующих признаков. Как уже отмечалось, в качестве этноопределителей могут выступать самые разные признаки: язык, ценности и нормы, историческая память, религия, представления о родной земле, миф об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство. Среди них могут оказаться сущие – на взгляд стороннего наблюдателя – мелочи, например некоторые элементы материальной культуры, которые считают значимыми для своей идентификации корейцы, проживающие в Средней Азии: особая терка для резки овощей, национальный маленький столик, удлиненные подушки, машинка для резки лапши.

Главное, чтобы эти признаки в восприятии группы выглядели правдоподобными. Но ни один этнический признак не может выступать в качестве универсального для всех времен и социальных ситуаций определителя этноса.

В отечественной науке в рамках примордиалистского подхода предпринимались попытки выявить последовательность возникновения признаков этнического самосознания в этногенезе — на стадиях консолидации этносов. Первой формой этнической идентичности, возникшей у охотников и собирателей предэтнических общин, историки первобытного общества считают «сознание родства по крови и по браку» [Шнирельман, 1986, с. 466]. Эти два вида родства в ту эпоху не различались, фактическое родство не обособлялось от фиктивного, широко распространен был обычай адопции, т.е. усыновления/удочерения — не только детей, но и взрослых. Превалировали представления о единстве людей в настоящем времени, т.е. представления о горизонтальном родстве. Этническая идентичность была диффузной, этнические самоназвания не имели большого значения и могли время от времени меняться.

С переходом к оседлости и производящему хозяйству, появлением такой формы недвижимой собственности, как обработанная земля, общины стали все больше отличаться по образу жизни и уровню социально-экономического развития, что привело к их обособлению. В процессе межгруппового сравнения у членов некоторых племен просыпалась более четкая этническая идентичность, а на смену представлений о горизонтальном родстве пришло осознание общности происхождения. Иными словами, постепенно формируется идея вертикального родства, которая проявляется: а) в мифах о происхождении народа в мифические времена от прародителей — культурных героев; б) в культе предков — поклонении духам умерших в реальные времена представителей племени. Генеалогии в родоплеменном обществе могли состоять из десятков поколений, как у полинезийцев, и восходить к мифическим перво-предкам.

Укрупнение общностей, развитие связей между ними приводят к появлению все новых этнодифференцирующих признаков. Например, разделение этносов на Мы — Они может быть зафиксировано в границах, отделяющих родину от территории «варваров»:

этническая идентичность выражается через идею территориальной общности, родной земли, родиноцентризма, как у китайцев, которые, по их представлениям, жили в «срединном царстве». В настоящее время тесная связь этнической идентичности с чувством родины характерна для титульных этносов независимых государств — бывших республик СССР. Эти народы, как и титульные народы республик России, рассматривают территорию этноконсолидирующим фактором и связывают становление государственной целостности с родной землей.

Родиноцентризму нередко сопутствует этническая эндогамия — запрещение вступать в брак с представителями «чужого» народа. Этническая эндогамия может быть относительной: у горных народов Вьетнама нет абсолютного запрета жениться на девушках из соседней общности, но бытуют представления об их лени и дурном характере.

Так как к XVIII в. сложилось этнолингвистическое и культурное единство большинства европейских общностей, в Новое время важнейшими этнодифференцирующими признаками стали восприниматься культура и язык, составляющий ее основу у всех письменных народов. И в наши дни в обыденном сознании часто происходит фактическое отождествление языка и народа. Этносо-циологические исследования, проводившиеся в 70—80-е годы в СССР, зафиксировали факт наибольшего значения именно языка как этнического идентификатора, например по языку определяли свою этническую принадлежность 70-80% эстонцев, грузин, узбеков, молдаван.

Сторонники конструкционистских концепций этнической идентичности при выделении элементов культуры, воспринимаемых членами общностей в качестве этноопределителей, исходят не из стадий консолидации этноса. Они полагают, что конкретные индивиды, взаимодействующие друг с другом в определенной социальной ситуации, «мотивированной законом или обычаем, взаимным интересом или просто симпатией», используют символы, являющиеся в сознании людей индикаторами межгрупповых границ. Актуализация подобных культурных маркеров происходит в процессе дифференциации взаимодействующих общностей.

При этом значение и роль этнодифференцирующих признаков варьируют в восприятии членов этнических групп. Так, у разных этнических групп в Австралии ключевыми оказались различные культурные маркеры: религия (у ирландцев, поляков, малайцев, верующих евреев), семейные связи (у итальянцев и неверующих евреев), антропологический тип (у китайцев), территория (у аборигенов) и т.п. Значение этноопределителей может меняться с изменением исторической ситуации, например, запрет или вытеснение на периферию властными структурами способствует их актуализации. Если до Второй мировой войны ключевым маркером для поляков служил язык, то после войны его место заняла религия, подвергавшаяся давлению в период социализма.

В последние десятилетия исследователи все больше внимания уделяют символической роли тех феноменов культуры, которые рассматриваются наиболее значимыми этноопределителями. В функции символического маркера может выступать территория (мать-земля), язык (родная речь), жилище (домашний очаг) и т.п. Подобные символы могут быть максимально отчуждены от повседневного опыта, но воспринимаются как объективная реальность. Так, этнос может не владеть «своей» территорией, но иметь символический географический центр – землю обетованную. Точно так же этническая идентичность может быть связана не столько с реальным использованием языка всеми членами этноса, сколько с его символической ролью в процессах формирования чувства родственности с общностью и межгрупповой дифференциации.

В ситуации этнической мобилизации подобные тенденции были выявлены, например, у части греков-туркофонов в Грузии, указавших в качестве родного языка греческий и тем самым продемонстрировавших несовпадение языкового предпочтения с реальным языковым поведением. Еще более однозначные результаты были получены в начале 90-х годов в Казахстане, когда там были созданы условия для приоритетного положения и развития казахского языка как государственного. Привязанность студентов-казахов к этническому языку как символу единства народа наглядно проявилась в том, что 98,1% респондентов считают его родным, хотя у 25% опрошенных доминантным является русский язык, а 8% практически не владеют казахским. В ответах на многие вопросы русскоязычные казахи продемонстрировали не реальное использование этнического языка, а желаемое языковое поведение. Так, почти половина из них уверяла, что общается в семье преимущественно по-казахски, хотя это не соответствует их языковой компетентности. Можно предположить высокую степень предпочтения этнического языка у этих респондентов: обычно I именно дома люди говорят на том языке, на котором хотят, ведь исследований в Индии, Японии, ЮАР, США и Югославии. Было обнаружено, что представители всех обследованных групп приписывали свои успехи в первую очередь усилиям (внутренней, но нестабильной причине) и лишь затем способностям, везению, трудностям задачи. А неудачи во всех странах в первую очередь объяснялись недостатком усилий.

Но между группами обнаружились и различия в атрибуции достижений. Так, если представители четырех групп продемонстрировали четкую эгоцентрическую предвзятость, то японцы приписывали неудачам внутренние причины, а успехам – внешние чаще, чем члены других этносов. Иными словами, японцам свойственна так называемая предвзятость скромности1. Авторы объясняют это особенностями социализации в японской культуре: воспитанием чести, чувства долга перед семьей. К этому следует добавить, что в японской культуре рекомендуется придерживаться жизненного правила: «Причиной несчастья считай самого себя» и поощряется говорить о себе «плохие вещи».

Но если Т. Чандлер с коллегами попытался сопоставить полученные результаты с особенностями изучаемых культур, то большинство исследований межкультурных различий в каузальной атрибуции носит описательный характер и ограничивается констатацией различий между группами. Однако для понимания подлинных причин подобных различий и их конкретных проявлений необходимо знакомство с ценностными ориентациями, системами воспитания детей и т.п. в изучаемых культурах, т.е. с широким культурологическим и этнологическим материалом. Следовательно, необходимо проводить emic исследования с участием культурологов, этнологов и лингвистов.

Необходимо также выйти за рамки вайнеровской модели и интегрировать полученные к настоящему времени многочисленные данные в единую концепцию, тем более что получил развитие еще один подход к изучению атрибуции – исследование различий в объяснительном стиле (оптимистичном или пессимистичном) в разных культурах. Правда, авторы данной концепции, как и последователи Вайнера, изучают лишь особые феномены – паттерны на успех и неудачу, разделяя причины событий на внешние/внутренние, стабильные/нестабильные, глобальные/специфичные.

Следует иметь в виду и то, что сравнение различных культур может оказаться невалидным из-за нерелевантности для них четырех факторов объяснения причин – способностей, усилий, трудностей задачи и везения. Действительно, если какой-либо фактор не является значимым в одной из культур, предположим, везение в Индии, то данные о том, что индийцы не продемонстрировали различий при объяснении везением успеха и неудачи, не будут иметь никакого смысла.

Существует и крайняя точка зрения А. Пепитона, полагающего, что всеобщая уверенность в универсальности каузального мира, т.е. в том, «что все народы приписывают причины наблюдаемому поведению», нуждается в проверке. В самом деле, будет смешно, если окажется, что мы исследуем атрибутивные процессы в культурах, в которых они вообще отсутствуют.

Впрочем, подавляющее большинство исследователей не сомневается, что причина является универсальной категорией основного семантического инвентаря любой культуры, но в каждой из них мы сталкиваемся со своим толкованием причинности. Так, британский психолог М. Бонд, проанализировав проведенные во многих странах исследования, пришел к заключению, что члены самых разных культур могут осуществлять осмысленный процесс каузальной атрибуции, когда их об этом просят.

Если согласиться с этим, то исходным должен стать другой вопрос: как часто происходит приписывание причин в той или иной культуре? На этот вопрос социальные психологи пока не дали четкого ответа, хотя данные смежных наук, например анализ языков, позволяют выдвинуть некоторые гипотезы. Представляется вполне вероятным, что чаще представителей многих других народов используют каузальные атрибуции англичане, в языке которых — в сравнении со всеми языками мира – лингвисты обнаружили «подчеркнутый акцент на каузальных отношениях и повышенное внимание к различным стратегиям взаимодействия между людьми».

Впрочем, можно согласиться с тем, что в целом люди «гораздо реже занимаются спонтанным объяснением причин, чем полагают исследователи атрибуции». Частично это связано с переоценкой значения атрибуции в жизни людей психологами, которые сами интенсивно интересуются причинами поведения, а общаются в основном со студентами, которые разделяют этот интерес.

Еще один вопрос, встающий перед исследователями межкультурных различий каузальной атрибуции: какие ее типы чаще исвыбор «семейного» языка регулируется самостоятельно, а не определяется социальными правилами и нормами.

Показательны и ответы респондентов на вопрос об эмоциональном отношении к беседе двух казахов, разговаривающих по-казахски, по-русски и на двух языках. Если билингвы эмоционально нейтральны по отношению ко всем трем вариантам общения, то у трети русскоязычных респондентов раздражение вызывает беседа двух казахов на русском языке – единственно возможная для них самих. Почти половину из них раздражает и беседа на двух языках, а общение на казахском языке вызывает чувство горечи и зависти. Иными словами, радикальными в отношении использования этнического языка оказались невладеющие им студенты, которые продемонстрировали неудовлетворенные воинственные аттитюды. А толерантными к использованию русского языка – при общем предпочтении казахского – оказались студенты, свободно владеющие двумя языками.

Стоит добавить, что в этом исследовании респонденты высоко оценили еще один символический признак этнической идентичности – общность исторической судьбы, причем прослеживалась несомненная связь с компетентностью в казахском языке: чем в меньшей степени респонденты им владели, тем более значимой среди этноопределителей они считали общность исторической судьбы. Эти результаты подтверждают отмеченный и другими исследователями факт, что в современных условиях унификации этнических культур наряду с неуклонным сокращением количества этнодифференциру-ющих признаков возрастает роль общности исторической судьбы как символа единства народа. Это проявляется, в частности, в интересе к исторической литературе. Так, отечественные этносоциологи еще в 70-е годы обнаружили, что наиболее популярным литературным жанром у грузин и узбеков является исторический роман. У русских в те годы историческая память не была столь остро актуализирована, но уже в следующем десятилетии с ростом идентификации со своим народом волна интереса к собственному прошлому докатилась и до них.

Впрочем, как правило, в жизни человека вопросы, связанные с принадлежностью к этнической общности, как и к другим социальным группам, не являются центральными. Для большинства людей более важными оказываются проблемы повседневной жизни – работа, зарплата, воспитание детей, проведение свободного времени. Но не следует игнорировать и психологические проблемы, связанные с групповым членством. В жизни человека – и целой общности – возможны ситуации, когда ответ на простой вопрос «Кто я?» («Кто мы?) становится существенной проблемой.

На главную страницу

ТЕМА 8. МЕХАНИЗМЫ МЕЖГРУППОВОГО ВОСПРИЯТИЯ В МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 20.04!

8.1. Этноцентризм как социально-политическое явление

Для поддержания группой позитивной идентичности используется специфический механизм межгруппового восприятия – внутригрупповой фаворитизм, заключающийся в тенденции благоприятствовать собственной группе и ее членам при сравнении с другими сопоставимыми с ней группами. Этот термин – калька с английского языка – уже достаточно прочно вошел в научный оборот, хотя более подходящим, видимо, было бы русское словосочетание предпочтение своей группы.

Всем известный пример внутригруппового фаворитизма – этноцентризм – предпочтение своей этнической группы. Определение этого понятия дал в далеком 1906 г. У. Самнер, по мнению которого, этноцентризм – это такое «видение вещей, при котором своя группа оказывается в центре всего, а все другие соизмеряются с ней или оцениваются со ссылкой на нее».

Современные исследователи рассматривают этноцентризм как присущее людям свойство «воспринимать и оценивать жизненные явления сквозь призму традиций и ценностей собственной этнической группы, выступающей в качестве некоего эталона или оптимума». Явление это можно обнаружить у представителей рода человеческого на протяжении всей его истории. Так, в написанной в XII в. «Повести временных лет» поляне, имеющие обычай и закон, противопоставляются вятичам, кривичам, древлянам, не имеющим ни настоящего обычая, ни закона. Эталонным может рассматриваться все, что угодно: религия, язык, литература, пища, одежда и т.д. и т.п. Существует даже мнение, что «вопрос о том, сжигает ли конкретное племенное сообщество своих покойников или хоронит, круглые у них дома или прямоугольные, может порой не иметь иного функционального объяснения кроме того, что народ, о котором идет речь, хочет показать, что он отличается от своих соседей, живущих дальше по дороге, и превосходит их. В свою очередь, эти соседи, обычаи которых прямо противоположны, также убеждены в том, что их способ делать что бы то ни было – правильный и самый наилучший».

М. Бруэр и Д. Кэмпбелл выделили основные показатели этно-центризма:

· восприятие элементов своей культуры – норм, ролей и ценностей – как естественных и правильных, а элементов других культур как неестественных и неправильных;

· рассмотрение обычаев своей группы в качестве универсальных;

· представление о том, что для человека естественно сотрудничать с членами своей группы, оказывать им помощь, предпочитать свою группу, гордиться ею и не доверять и даже враждовать с членами других групп.

Последний из выделенных Бруэром и Кэмпбеллом критериев всегда свидетельствует об этноцентризме индивида. Что касается первых двух, то некоторые этноцентричные люди признают, что другие культуры обладают своими ценностями, нормами и обычаями, но низшими в сравнении с традициями «их» культуры. Однако встречается и более наивная форма этноцентризма, когда его носители убеждены, что «их» традиции и обычаи являются объективной реальностью и универсальны для всех людей на Земле.

Следует отметить, что среди исследователей нет единодушия в понимании и оценке явления этноцентризма. Советские обществоведы полагали, что этноцентризм – негативное социальное явление, равнозначное национализму и даже расизму. А многие психологи считают этноцентризм негативным социально-психологическим явлением, проявляющимся в тенденции неприятия всех чужих групп в сочетании с завышенной оценкой собственной группы.

Но, как и любое другое социально-психологическое явление, этноцентризм не может рассматриваться как нечто только положительное или только отрицательное, а ценностное суждение о нем абсолютно неприемлемо. Хотя этноцентризм часто оказывается препятствием для межгруппового взаимодействия, одновременно он выполняет полезную для группы функцию поддержания позитивной идентичности и даже сохранения целостности и специфичности группы. Например, при изучении русских старожилов в Азербайджане было выявлено, что уменьшение этноцентризма, проявившееся в – казалось бы – позитивном явлении – снижении негативной окраски гетеростереотипов, свидетельствовало о размывании единства этнической группы и приводило к увеличению выезда в Россию в поисках необходимого чувства Мы.

Более того, этноцентризм изначально не несет в себе враждебного отношения к другим группам и может сочетаться с терпимым отношением к межгрупповым различиям. С одной стороны, доказано: «пристрастность является главным образом результатом того, что собственная группа считается хорошей, и в меньшей степени возникает из чувства, что все другие группы – плохие». С другой стороны, некритичное отношение может не распространяться на все свойства и сферы жизнедеятельности своей группы.

Так, Бруэр и Кэмпбелл обнаружили этноцентризм у всех исследованных ими тридцати этнических общностей в трех странах Восточной Африки. К своей группе представители всех народов относились с большей симпатией, более позитивно оценивали ее моральные добродетели и достижения. Но степень выраженности этноцентризма варьировалась. При оценке групповых достижений фаворитизм был значительно более слабым, чем при оценке других аспектов. Треть общностей оценивала достижения как минимум одной из чужих групп выше, чем собственные достижения. Этноцентризм, при котором достаточно объективно оцениваются качества своей группы и предпринимаются попытки понять особенности чужой группы, разные авторы называют благожелательным, или гибким.

Но этноцентризм может проявляться в самых разных степенях выраженности'. Некоторые исследователи основную причину этого видят в особенностях той или иной культуры. Так, существуют данные, что тесно связанные со своей группой представители коллективистических культур более этноцентричны, чем члены культур индивидуалистических. Однако другими авторами было обнаружено, что именно в коллективистических культурах, где превалируют ценности скромности и гармонии, межгрупповая предвзятость выражена слабее, например полинезийцы демонстрировали меньшее предпочтение своей группы, чем европейцы.

В любом случае на степень выраженности этноцентризма более значительное влияние оказывают не особенности культуры, а социальные факторы – социальная структура, объективный характер межэтнических отношений. Так, представители групп меньшинства – небольших по размеру и ниже других по статусу – более склонны к предпочтению своей группы. Это относится как к этническим мигрантам, так и к целым «малым нациям». При наличии конфликта между этническими общностями и в других неблагоприятных социальных условиях этноцентризм может проявляться в очень ярких формах и – хотя и способствует поддержанию позитивной этнической идентичности – становится дисфункциональным для индивида и социума. При таком этноцентризме, который получил наименование воинственного, люди не только судят о чужих ценностях исходя из собственных, но и навязывают их другим.

Воинственный этноцентризм выражается в ненависти, недоверии, страхе и обвинении других групп за собственные неудачи. Такой этноцентризм неблагоприятен и для личностного роста, ведь с его позиций воспитывается любовь к родине, а ребенку, как не без сарказма писал Э. Эриксон:

«внушают убеждение, что именно его «вид» входил в замысел творения всеведущего Божества, что именно возникновение этого вида было событием космического значения и что именно он предназначен историей стоять на страже единственно правильной разновидности человечества под предводительством избранной элиты и вождей».

Например, жителей Китая в древности воспитывали в убеждении, что именно их родина – «пуп Земли», и сомневаться в этом не приходится, так как солнце восходит и заходит на одинаковом расстоянии от Поднебесной. Группоцентризм в его великодержавном варианте был характерен и для советской идеологии: даже маленькие дети в СССР знали, что «начинается Земля, как известно, от Кремля».

И такое воспитание приносит свои плоды. В исследовании, проведенном нами в последние годы существования СССР в рамках проекта «Игра в ООН», испытуемые – студенты из десяти стран – должны были «заселить» необитаемую планету жителями своей и еще семи стран, используя для этого пустую карту двух полушарий. У советских студентов были выявлены неблагоприятные тенденции: они размещали свою страну либо на целом полушарии, либо в центре рисунка, так, что она граничила со всеми другими государствами и получала львиную долю территории. Последний вариант является ярким выражением феномена «пупа Земли» и был обнаружен у молодых людей еще из двух стран – Ирана и Египта. У остальных испытуемых ничего подобного выявлено не было. Для них было характерно стремление каким-то образом объединить страны на новой планете. А каждый пятый участник исследования даже поместил в центре рисунка чужую страну – нейтральную (Австрию, Швейцарию) или достигшую наивысших достижений в экономике(Японию).

Воинственный этноцентризм используется в реакционных доктринах, санкционирующих захват и угнетение других народов. Крайняя степень этноцентризма выражается в форме делегитимизации – «категоризации группы или групп в супернегативные социальные категории, исключаемые из реальности приемлемых норм и ценностей». Делегитимизация максимизирует межгрупповые различия и включает в себя осознание подавляющего превосходства своей группы. Облегчают делегитимизацию действительно значительные различия во внешности, нормах, языке, религии и других аспектах культуры. Ее целью является полная дифференциация своей и чужой групп, вплоть до исключения последней из рода человеческого. Членов чужой группы называют змеями, паразитами, крысами, представляют ведьмами, вампирами, демонами. Все это переводит их в категорию нелюдей и позволяет не чувствовать себя аморальными, поступая с ними так, как запрещено поступать с себе подобными — с людьми: пристально разглядывать (как неодушевленный предмет или зверя в зоопарке)2, превращать в рабов или даже убивать.

Примеры этноцентристской делегитимизации всем хорошо известны — это отношение первых европейских поселенцев к коренным жителям Америки и отношение к «неарийским» народам в нацистской Германии. Так, этноцентризм, внедренный в расистскую идеологию превосходства арийцев, оказался тем механизмом, который использовался для вдалбливания в головы немцев идеи, что евреи, цыгане и другие меньшинства — не имеющие права на жизнь «недочеловеки». С выведением евреев за рамки сообщества людей мы встречаемся и в более ранней истории Европы. Отсюда и знаменитый монолог о праве быть человеком шекспировского Шейлока, которого венецианцы называли злобным псом и пинали, как собаку:

«Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать — разве мы не смеемся? Если нас отравить — разве мы не умираем?» .

Итак, для групп и их членов характерна разная степень выраженности этноцентризма. Явное предпочтение своей или чужой групп мы представляем в качестве двух полюсов некоего теоретического континуума, а каждый конкретный случай межэтнического восприятия может быть охарактеризован с точки зрения приближения к одному из них. Оба полюса континуума соответствуют дифференциации в форме противопоставления, что предполагает, по меньшей мере, предвзятость по отношению к другим группам.

Эмпирическим индикатором межгрупповой дифференциации в форме противопоставления являются полярные образы, когда себе члены одной из конфликтующих групп приписывают только позитивные качества, а врагам — только негативные. Наиболее ярко противопоставление проявляется в неоднократно описанном зеркальном восприятии, когда члены двух конфликтующих групп приписывают идентичные положительные черты себе, а идентичные пороки — соперникам. Своя группа воспринимается как высокоморальная и миролюбивая, и ее действия объясняются альтруистическими мотивами, а чужая группа — как агрессивная «империя зла», преследующая свои эгоистические интересы. Именно феномен зеркального отражения был обнаружен в период «холодной войны» в искаженном восприятии американцами и русскими друг Друга.

«Когда американский психолог Ури Бронфенбреннер в 1960 году посетил Советский Союз и разговаривал там со многими простыми людьми, он с удивлением услышал от них те же самые слова об Америке, которые американцы говорили о Советах. Русские считали, что правительство США состоит из агрессивных милитаристов, что оно эксплуатирует и угнетает американский народ, что в дипломатических отношениях ему нельзя доверять».

Феномен, изученный Бронфенбреннером, неоднократно описывался и в дальнейшем, например при анализе сообщений в армянской и азербайджанской прессе по поводу конфликта в Нагорном Карабахе.

Тенденция к межэтническому противопоставлению может проявляться и в более сглаженной форме, когда практически тождественные по смыслу качества оцениваются по-разному в зависимости от того, приписываются ли они своей или чужой группе. Люди выбирают позитивный ярлык, когда описывают черту, присущую своей группе, и негативный ярлык — при описании той же черты чужой группы: американцы воспринимают себя как дружелюбных и раскованных, а англичане считают их назойливыми и развязными. И наоборот — англичане полагают, что им присущи сдержанность и уважение прав других людей, а американцы называют англичан холодными снобами.

Чем ближе к центру континуума межэтнического восприятия, тем слабее выражено противопоставление, что может выражаться как в интегративных процессах, так и в тенденции к дифференциации в форме сопоставления — «миролюбивой нетождественности», по терминологии Поршнева.

Возможность интеграции этнических общностей — во всяком случае в обозримом будущем — представляется сомнительной. Мы видим результаты сближения наций на просторах бывшего СССР. А американские исследователи признали устаревшей теорию коренных изменений, согласно которой «в результате смешения различных этнических и расовых групп образуется некая однородная амальгама». Не интеграцию, а именно сопоставление — принятие и признание различий — можно считать наиболее приемлемой формой социального восприятия при взаимодействии этнических общностей и культур на современном этапе истории человечества.

При дифференциации в форме сопоставления своя группа может предпочитаться в одних сферах жизнедеятельности, а чужая в других, что не исключает критичности к деятельности и качествам обеих и проявляется через построение взаимодополняющих образов. Достаточно явно выраженной оказалась тенденция к сопоставлению «типичного американца» и «типичного советского человека» у московских студентов в исследовании, проведенном нами в конце 80-х годов. В стереотип американца вошли позитивные деловые (деловитость, предприимчивость, трудолюбие, добросовестность, профессиональная компетентность) и коммуникативные (общительность, раскованность) характеристики, а также основные черты «американизма» (стремление к успеху, индивидуализм, уверенность в себе, высокая самооценка, прагматичность в отношениях, примат материальных ценностей над духовными, чувство превосходства над другими народами).

Стереотип «типичного советского человека» значительно отличался от этого образа. Объектом восприятия у соотечественников стали прежде всего позитивные гуманистические характеристики: гостеприимство, дружелюбие, гуманность, доброта, отзывчивость. Даже при простом сравнении качеств, составляющих два стереотипа, видно, что они представляют собой взаимодополняющие образы: ни одно из качеств не только не повторяется, но все они принадлежат к разным бинарным оппозициям.

Однако сопоставление своей и чужой групп вовсе не свидетельствует о полном отсутствии этноцентризма. В нашем случае сравнение полученных данных с результатами ранжирования позитивных качеств из шкал использованной нами методики показало, что московские студенты продемонстрировали явное предпочтение своей группы. «Типичному советскому человеку» они приписывали высоко оцениваемые в нашей культуре черты, а американцу – качества, формально позитивные, но находящиеся в нижней части иерархии личностных черт как ценностей.

Основными механизмами, выполняющими функцию межгрупповой дифференциации, являются атрибутивные процессы'. На уровне межгрупповых отношений изучаются два основных вида атрибутивных процессов. Во-первых, стереотипизация как особый случай атрибуции черт, когда индивиду приписываются характеристики исходя из его группового членства. Во-вторых, социальная каузальная атрибуция, или приписывание причин поведения и достижений индивидов на основании групповой принадлежности.

8.2. Этнические стереотипы и процесс стереотипизации

Важную роль в межгрупповых отношениях играют социальные стереотипы – упрощенные, схематизированные образы социальных объектов, характеризующиеся высокой степенью согласованности индивидуальных представлений. Стереотипы усваиваются в раннем детстве – обычно из вторичных источников, а не из непосредственного опыта — и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они принадлежат.

Впервые термин социальный стереотип использовал американский журналист и политолог У. Липпман в 1922 г. в книге «Общественное мнение» при анализе влияния имеющегося знания о предмете на его восприятие и оценку при непосредственном контакте. Согласно Липпману, стереотипы – это упорядоченные, детерминированные культурой «картинки мира» в голове человека, которые, во-первых, экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и, во-вторых, защищают его ценности, позиции и права. Иными словами, стереотипы ориентируют человека в море социальной информации и помогают сохранить высокую самооценку.

Исторически так сложилось, что подавляющее большинство исследований посвящено этническим стереотипам, т.е. упрощенным образам этнических групп. В этом плане классическим и до наших дней не потерявшим своего значения является проект американцев Д. Каца и К. Брейли, которые в начале 30-х годов изучали расовые и этнические стереотипы студентов Принстонского университета и обнаружили высокую степень согласия в приписывании некоторых черт десяти этническим группам (белым американцам, афроамериканцам, англичанам, ирландцам, немцам, итальянцам, евреям, китайцам, японцам, туркам). Например, 84% испытуемых считали, что афроамериканцы суеверны, 78% - что немцы способны к наукам и т.п. Методика «Приписывание качеств» получила необыкновенно широкое распространение как в США и Европе, так и в странах «третьего мира» - Ливане, Пакистане, Филиппинах и т.д.

Еще одна линия исследования стереотипов – анализ представлений об этнических группах в литературе, искусстве и средствах массовой коммуникации. Начиная с 40-х гг. анализу подвергались:

американская журнальная публицистика, немецкие кинофильмы, странички юмора во французских журналах, карикатуры в журнале «Нью-Йоркер», газетные комиксы и многое другое. В последнее время особое внимание уделяется изображению представителей разных культур и этносов на телевидении, например в телефильмах, идущих в «прайм-тайм» [Аронсон, 1998]. Подобная научная ориентация, объединяющая психологов, литературоведов, историков, получила специальное наименование – имагология. Однако до сих пор не решена одна из самых существенных проблем, встающих перед этим направлением: насколько адекватно художественная литература, публицистика, различные виды искусства отражают стереотипы, существующие в головах людей.

До сегодняшнего дня в обыденном сознании и в средствах массовой коммуникации о стереотипах весьма распространено мнение как об исключительно негативном явлении. Во многом это связано с тем, что в мировой науке чаще всего изучались негативные стереотипы подвергавшихся дискриминации этнических меньшинств, например в США афроамериканцев, выходцев из Мексики и Пуэрто-Рико. Отсюда и отождествление стереотипов с когнитивным компонентом предубеждений, а процесса стереотипизации – с «безнравственной формой познания».

Однако необходимо проводить четкое различение между стереотипами как социальным явлением и стереотипизацией как психологическим процессом. В социальной психологии последних десятилетий под влиянием идей когнитивизма стереотипизация стала рассматриваться как рациональная форма познания, как частный случай более универсального процесса категоризации:

«Действительно, стереотипы – почти неизбежное последствие категоризации. Создавая социальные категории, мы фокусируемся на характеристиках, благодаря которым люди, принадлежащие к той или иной категории, воспринимаются похожими друг на друга и отличающимися от других людей».

Однако стереотипизация нетождественна категоризации. Во-первых, она все-таки не абсолютно неизбежное последствие категоризации: мы можем идентифицировать индивида – на основе «объективных» свойств – как члена категории, но не приписывать ему ни одного стереотипного качества. Человека могут категоризовать как русского, так как он родился от русских родителей и живет в России, но воспринимать нетипичным, «нестереотипным» русским. Во-вторых, следует учитывать, что стереотипизация есть последствие категоризации социальных объектов, которая отличается от категоризации объектов физического мира воздействием на нее отношений между группами. Настаивая на этом, Тэшфел выделяет кроме индивидуальных функций социальные функции стереотипизации. Представляется логичным – в развитие идей, выдвинутых Тэшфелом, – разделить функции стереотипизации на психологические, социально-психологические и социальные.

Объективно необходимой и полезной психологический функцией стереотипизации со времен Липпмана считалось упрощение и систематизация обильной и сложной информации, получаемой человеком из окружающей среды. Так, в современной психологии социального познания главную, а иногда и единственную, функцию стереотипизации видят в когнитивной экономии, обеспечивающей индивидов максимумом информации при минимальном когнитивном усилии. Предполагается, что человек выбирает стереотипизацию, так как она требует от него меньше когнитивных ресурсов, чем индивидуализация. Иными словами, стереотипы «в процессе социального восприятия избавляют индивидов от суровой необходимости реагировать на непостижимо сложный социальный мир».

Однако в последнее время подобное объяснение стереотипизации подвергается серьезной критике, прежде всего из-за ориентированности сторонников теорий «сбережения ресурсов» на минимизацию активной роли воспринимающего субъекта в процессе переработки информации. Так, создатель теории самокатегоризации Дж. Тернер и его соратники подчеркивают, что стереотипы не являются низшей формой представлений о социальной реальности, которые используются только тогда, когда недостижимы высшие – более точные и индивидуализированные – представления. Восприятие человека как члена группы вовсе не означает искажения его «подлинной» индивидуальности, а сами стереотипы представляют собой более полезные и более сложные способы восприятия, чем обычно думают.

Развивая этот тезис, сторонники теории Тернера подчеркивают: наш мир почти неправдоподобно сложен для восприятия не только из-за количественной перенасыщенности информацией, но и в результате ее качественной неопределенности. Исходя из этого стереотип изацию они рассматривают как средство постижения социального значения информации, релевантного динамично изменяющемуся контексту. Иначе говоря, «стереотип изация существует главным образом не для того, чтобы экономить когнитивные ресурсы воспринимающего индивида, а скорее для того, чтобы отразить социальную реальность».

Тэшфел особо подчеркивал, что стереотипы способны защитить не только ценности индивида, о чем говорил еще Липпман, но и социальную идентичность. Исходя из этого в качестве основных социально-психологических функций стереотипизации следует рассматривать: межгрупповую дифференциацию, чаще всего оценочную в пользу своей группы, и осуществляемое с ее помощью поддержание позитивной групповой идентичности. Именно в том, что автостереотипы, как правило, более позитивны, чем гетеростереотипы, состоит важное их отличие от других категорий.

Однако межгрупповая дифференциация представляет собой функцию более общую, чем поддержание позитивной групповой идентичности. Во-первых, хотя внутри групповой фаворитизм был выявлен у большинства групп, как уже отмечалось, встречаются и проявления внешнегруппового фаворитизма. Во многих исследованиях было показано, что одним из главных факторов возникновения такой тенденции является различие в социальном статусе групп. Низкостатусные группы, прежде всего этнические меньшинства, могут признавать существующие статусные различия в обществе или соглашаться с относительно более низким положением своей группы. В этих случаях они склонны развивать негативные автостереотипы и позитивные гетеростереотипы.

Во-вторых, и без предпочтения чужой группы в стереотипах индивидов, поддерживающих высокую степень идентификации с этнической группой, не всегда проявляется мотив сохранения позитивной идентичности. В определенных обстоятельствах «четкая групповая идентификация может быть связана лишь с желанием быть группой, отличной от других». Так, польские студенты продемонстрировали высокий уровень негативной этнической идентичности: в основе их автостереотипа лежали негативно оцениваемые черты (пьянство, задиристость, недисциплинированность, грубость, нетерпимость). Они не проявили стремления защитить образ своей национальной группы, но всемерно подчеркивали свою культурную «особость». Такая стратегия объяснима для народа, которому на протяжении последних двухсот лет приходилось постоянно защищать свое культурное наследие и даже право на существование. На этом историческом фоне для поляков более важно дифференцироваться от других народов, даже если это приводит к негативному с ними сравнению, чем разделить с ними позитивные характеристики.

Тэшфел выделил две социальные функции стереотипизации:

а) объяснение существующих отношений между группами, в том числе поиск причин сложных и обычно печальных социальных событий; б) оправдание существующих межгрупповых отношений, например действий, совершаемых или планируемых по отношению к чужим этническим группам. Представляется правомерным добавить более общую социальную функцию – сохранения существующих отношений, ведь объяснение и тем более оправдание отношений между группами с помощью стереотипов необходимо прежде всего для сохранения этих отношений. Неудивительно, что психологический механизм стереотипизации во все времена использовался в различных реакционных политических доктринах, санкционирующих захват и угнетение народов, для сохранения господства поработителей путем насаждения негативных стереотипов о побежденных и порабощенных.

Иными словами, детерминанты содержательной стороны стереотипов следует искать в факторах социального, а не психологического порядка. И именно враждебные, полные предрассудков этнические стереотипы, а не механизм стереотипизации сам по себе – явление сугубо отрицательное, способствующее стабильности межэтнических отношений, основанных на господстве и подчинении.

С другой стороны, этнические стереотипы часто выполняют негативную роль, когда используются индивидом в процессе межличностного восприятия при недостатке информации о конкретном партнере по общению. К сложностям при налаживании взаимопонимания между людьми могут привести не только негативные, но и вполне положительные стереотипы. Если американцы будут ожидать – в соответствии со стереотипами, выявленными в исследовании, проведенном нами совместно с американскими коллегами, что русские дисциплинированы и трудолюбивы, то российские партнеры могут не оправдать их надежд. А наши соотечественники ждут от американцев общительности и сердечности и бывают разочарованы, осознавая, что общение в США часто определяется деловой ценностью человека.

Аронсон вообще считает, что на межличностном уровне стереотипы всегда наносят вред своему объекту: «Эти обобщения <...> являются обидными хотя бы потому, что лишают человека права быть воспринятым и понятым как индивидуальность, со своими особыми чертами, будь они положительными или отрицательными». В частности, он приводит убедительные доказательства того, что важным фактором, способствующим отставанию в академических результатах чернокожих студентов, является их опасение подтвердить существующий стереотип «интеллектуальной неполноценности».

Эти примеры показывают, что при использовании стереотипизации — механизма межгруппового восприятия – при восприятии межличностном проявляются все недостатки стереотипов как образов схематичных, оценочных и устойчивых. Впрочем, об основных свойствах стереотипов есть смысл поговорить подробнее.

8.3. Этнические стереотипы: основные свойства

Среди наиболее существенных свойств этнических стереотипов выделяют их эмоционально-оценочный характер. Начиная с Липпмана в социальной психологии долгое время акцент делался именно на эмоциональных аспектах стереотипов. Но с середины 50-х годов под прямым влиянием идей когнитивизма исследователи начинают все более пристальное внимание обращать на их когнитивный компонент. Однако в наше время считается неправомерным выделение стереотипа исключительно в когнитивную сферу, отрицание его эмоционально-оценочной окраски. Достаточно широко распространено мнение, что с когнитивным ядром стереотипов неразрывно связаны разнообразные аффективные реакции, включая ненависть, симпатию, страх и т.п. Под аффективным компонентом стереотипов понимается ряд предпочтений, оценок, настроений и эмоций, но признается, что эмоционально окрашенными являются и сами воспринимаемые характеристики.

Даже описание черт «заряжено» оценкой: явно или скрыто она присутствует в стереотипах, необходимо только учитывать систему ценностей группы, среди членов которой они распространены. Например, в книге Н. А. Ерофеева «Туманный Альбион» приведены многочисленные примеры высказываний русской прессы XIX в. о присущих англичанам практицизме, деловой энергии, расчетливости, стремлении к прибыли. Но высказывания эти не только не содержат в себе одобрительной оценки, но даже не нейтральны. Для русского дворянского общества того времени «практицизм» означал поглощенность низменными заботами в ущерб более высоким идеальным ценностям.

Стереотипы могут нести в себе как положительный, так и отрицательный эмоциональный заряд. К числу последних С. Фиск относит лишь один из выделенных ею четырех видов стереотипов. Это стереотипы презрения, существующие по отношению к представителям «чужих» низкостатусных и некомпетентных групп, расцениваемых к тому же как «холодные». По отношению к своим группам, как правило, возникают стереотипы восхищения, в соответствии с которыми этим группам приписываются компетентность, высокий статус и «теплота». Кроме первых и вторых существуют еще и амбивалентные стереотипы зависти и патернализма.

«Зависть» характеризует отношение к представителям высокостатусных, компетентных, но «холодных» групп; «патернализм» – низкостатусных, некомпетентных, но «теплых».

Иными словами, позитивно пристрастными могут быть стереотипы не только «своих», но и тех «чужих» групп, которые не вызывают чувства угрозы, – за ощущение безопасности, порожденное сознанием собственной силы. Тем же, от кого исходит угроза, могут завидовать и одновременно уважать. Например, в своих эмпирических исследованиях мы не раз выявляли удивительно похожие образы «чужих» высокостатусных групп, чьи представители воспринимались как профессионально компетентные, стремящиеся к успеху, предприимчивые и деловитые. Русские такими видят американцев, а казахи – русских.

Другим важным свойством этнических стереотипов считается устойчивость и даже ригидность к новой информации. Действительно, стереотипы достаточно стабильны, что не раз подтверждалось в эмпирических исследованиях. Яркий пример – содержание этнических стереотипов у трех поколений студентов Принстонского университета США (1933, 1950 и 1969 гг.), которое в целом не слишком изменилось. Автостереотипы московских старшеклассников и студентов в конце 80-х и середине 90-х гг. также свидетельствуют: цивилизационный слом, произошедший за этот период в нашей стране, привел не к слому образа своей группы, а лишь к некоторой его трансформации.

Но устойчивость стереотипов все-таки относительна: при изменении отношений между группами или при поступлении новой информации их содержание и даже направленность могут изменяться. Так, у принстонских студентов после Второй мировой войны в негативную сторону изменились стереотипы немцев и японцев. Еще большие изменения – теперь уже всех стереотипов – были выявлены при повторении «принстонской трилогии» в самом конце XX столетия.

Стереотипы могут быть сломаны очень быстро, о чем, в частности, свидетельствует изменение к худшему стереотипов американцев в Австралии во время войны в Персидском заливе. Более того, результаты данного исследования свидетельствуют, что на изменения стереотипов оказывают влияние не только реальные межгрупповые отношения, но и особенности процесса межгрупповой дифференциации. Даже манипуляция «рамками соотнесения» в эксперименте отражается на степени благоприятности стереотипов: стереотипы американцев ухудшались при сопоставлении их со своей группой (австралийцами), а также с британцами и русскими, но не с иракцами.

Но стереотипы могут трансформироваться и постепенно. Интересное предположение о причинах вхождения новой черты в представление об англичанах, сложившееся в русском обществе к середине XIX в., делает Ерофеев. В XVIII в. «англичанин рисовался как человек безупречно честный, порядочный и религиозный», чему способствовало убеждение в высоком нравственном уровне английской литературы. В XIX в. информация об Англии становится более многообразной и идеализированный образ англичанина постепенно тускнеет. С точки зрения морали его уже не было возможности выделить в лучшую сторону по сравнению с представителями других народов: «Оба эти образа явно противоречили друг другу, отсюда — стремление как-то их примирить. Вероятно, этим и объясняется появление нового мотива в оценке англичан: их начинают обвинять в лицемерии. Ход мыслей был примерно таков: этому народу человеческие пороки свойственны не в меньшей степени, чем другим, но в отличие от остальных они умело их скрывают под личиной религиозности и благопристойности. В середине XIX в. мнение об английском ханжестве получило довольно широкое распространение, внося существенную поправку в этнический стереотип».

Еще одно свойство социальных стереотипов – согласованность, или «социетальный консенсус», иными словами, высокая степень единства представлений среди членов стереотипизирующей группы. Эксплицитно консенсус измеряли уже К-ац и Брейли, рассматривая в качестве стереотипных лишь черты, приписываемые той или иной этнической группе не менее чем 50% испытуемых. Именно согласованность считал важнейшей характеристикой стереотипов А. Тэшфел. По его мнению, социальными, в том числе и этническими, стереотипами, можно считать лишь представления, разделяемые достаточно большим числом индивидов в пределах социальных общностей.

Существовало две гипотезы, объясняющие причины согласованности стереотипов: гипотеза предубеждения, согласно которой консенсус отражает единообразную предвзятость части индивидов, и гипотеза невежества, согласно которой консенсус вытекает из недостатка личных контактов со стереотипизируемой группой, иными словами, из широко распространенного невежества.

В последние десятилетия традиционные гипотезы, объясняющие согласованность стереотипов, были отброшены, но вместе с ними многие авторы, считая их согласованность химерой и игрой воображения исследователей, отказались и от рассмотрения консенсуса в качестве обязательной и необходимой характеристики стереотипов. В некоторых работах утверждается, что критерий консенсуса является не просто ограниченным, а излишним: так как стереотипы размещены в голове индивидов, они должны изучаться как индивидуальные убеждения.

Впрочем, существует и прямо противоположная точка зрения, сторонники которой, признавая, что индивидуальные убеждения о социальных группах существуют, подчеркивают, что стереотипы и личные убеждения, хотя они могут частично совпадать, – различные когнитивные структуры, каждая из которых представляет собой часть базы знаний индивида о своей или чужой группе.

Более того, если бы стереотипы не были согласованными, было бы очень мало смысла в их изучении. «Явная опасность» стереотипов, а значит, и основная причина их изучения, состоит в возможности сходных реакций в ответ на сходные стереотипы: «...если бы каждый индивид реагировал на членов унижаемой группы в соответствии со своими собственными убеждениями, негативный эффект стереотипов был бы значительно ослаблен».

В наши дни большинство авторов, объясняют согласованность стереотипов у представителей национальных групп исходя из теории самокатегоризации Тернера. Они полагают, что к согласованности представлений о группе приводит выпуклость социальной идентичности: 1) усиливая воспринимаемую гомогенность своей группы; 2) обеспечивая ожидания взаимного согласия ее членов; 3) способствуя активному достижению консенсуса благодаря взаимному влиянию.

Подобный подход позволяет объяснить согласованность стереотипов, выявленную во многих ранее проведенных исследованиях. Например, высокая степень согласованности стереотипов негров у американских студентов из Принстона в начале 30-х годов может быть объяснена тем, что все испытуемые были белыми и придерживались социальных норм, господствовавших в расистском американском обществе того времени. К началу 50-х и – тем более – к концу 60-х годов общая идентичность белых в Америке подверглась эрозии, группа стала более гетерогенной, в частности разделилась на подгруппы расистов и «нерасистов». В стереотипах афроамериканцев этих подгрупп могли наблюдаться существенные различия, что и сказалось на значительном снижении согласованности стереотипов всей выборки.

Еще одним сущностным свойством стереотипа со времен Лип-пмана считается неточность. В дальнейшем стереотипы получали еще менее лестные характеристики и интерпретировались как «традиционная бессмыслица», «прямая дезинформация», «совокупность мифических представлений», «неоправданные сверхобобщения» и т.п. Ложность настолько прочно стала ассоциироваться с понятием стереотип, что был даже предложен новый термин социотип для обозначения стандартного, но истинного знания о социальной группе.

Стереотипы могут быть неточными как по причине «неверного направления» (человек думает, что большинство членов группы А обладают чертой Б, тогда как на самом деле большинство членов этой группы не обладают этой чертой), так и по «степени обобщения» (человек полагает, что 95% членов группы А обладают чертой Б, тогда как в действительности ею обладают только 65% ее членов). Иными словами, рассмотрение стереотипов как обобщенного приписывания черт социальной группе является лишь одним из способов понимания их неточности. На самом деле, даже если качество действительно характеризует группу, ошибочной может оказаться тенденция оценивать всех и каждого из ее членов как обладающих этим качеством. Именно этот тип неточности, который точнее было бы назвать пристрастностью, является аспектом стереотипизации, пагубным для межличностных отношений.

Начиная с 50-х годов получила распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга, согласно которой объем истинных знаний в стереотипах превышает объем ложных, — гипотеза зерна истины. Теперь уже не вызывает сомнений, что социальные стереотипы вовсе не сводятся к совокупности мифических представлений. Социальный стереотип есть образ социального объекта, а не просто мнение о нем, никак не обусловленное объективными характеристиками последнего и всецело зависящее от воспринимающего (стереотипизирующего) субъекта. А как отмечал А. Н. Леонтьев, образ может быть более адекватным или менее адекватным, более или менее полным, иногда даже ложным, но мы всегда его «вычерпываем» из реальности. Так и этнические стереотипы как образы этнических общностей отражают, пусть и в искаженном или трансформированном виде, объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и отношения между ними.

Итак, этнические стереотипы отражают реальные особенности стереотипизируемой группы. При этом признаком истинности (точности) стереотипа, во-первых, предлагается считать единодушие мнений двух и более групп относительно черт, характеризующих третью. Этот аргумент нашел свое подтверждение в проведенных во многих странах исследованиях.

Во-вторых, согласованность между восприятием группы самой себя и ее восприятием другой группой. Видимо, есть зерно истины в том, что американцы конкурентны, патриотичны, независимы и эмоциональны, если эти качества считают «типично американскими» и они сами, и русские испытуемые проведенного нами совместно с коллегами из университета штата Нью-Мексико (США) исследования. Однако «критерий автостереотипа» в целом достаточно слабо проверяет точность стереотипов, так как нет никакой уверенности в том, что люди свою группу воспринимают более точно, чем чужую.

В-третьих, С. Ивао и Г. Триандис в сравнительно-культурном исследовании, проведенном в США и Японии, обнаружили некоторую поддержку предположению, согласно которому точность взаимных стереотипов тем выше, чем больше сходство между культурами.

В-четвертых, М. Хьюстон и И. Ясперс для получения более достоверных данных о точности стереотипов предложили распространить понятие атрибутивной валидности Г. Келли на уровень межгрупповых отношений и считать критериями валидности гетеро-стереотипов их отчетливость, постоянство во времени и согласованность между членами одной группы в приписывании определенных черт другой группе.

На сегодняшний день существует лишь одна реальная возможность выяснить степень точности стереотипов: сопоставить их с эмпирически проверяемой информацией о характеристиках той или иной группы. Например, в одном из исследований была обнаружена корреляция между статистическими данными о набожности различных региональных групп населения Пакистана и отражением этого качества в стереотипах. Следует, впрочем, иметь в виду, что в мусульманских странах набожность, по крайней мере декларируемая, доступна наблюдению, в целом же число характеристик, которые могут быть измерены подобным образом, чрезвычайно ограничено.

Несмотря на многочисленность исследований и попыток теоретических интерпретаций, проблема истинности стереотипов остается по существу нерешенной. Впрочем, когнити висты вообще отвергают эту проблему, поскольку поиски ее решения поддерживают у исследователей иллюзию существования «объективно «правильного» впечатления о социальных стимулах, которого воспринимающие индивиды могут добиться посредством индивидуализации процесса обработки информации». Сторонники теории самокатегоризации, о чем мы уже говорили, прямо подчеркивают, что при анализе стереотипизации не следует упускать из виду возможность существования социальной реальности, «точность» отражения которой требует именно стереотипов.

Но в любом случае свойства, приписываемые другим, косвенным образом отражают особенности группы, в которой распространены. Так как другие народы воспринимаются через сравнение с собственным, мексиканцы могут оценивать русских как сдержанных и замкнутых, а шведы как эмоциональных и оживленных. Сами русские в нескольких наших исследованиях приписывали общительность и раскованность разным народам: американцам, которые далеко не всегда включают эти черты в автостереотип, и финнам, в автостереотип которых входят противоположные черты. Вполне вероятно, что русские особо выделяют эти качества у других народов из-за восприятия своих соотечественников как «зажатых» и недостаточно общительных.

То, что реальные межэтнические отношения оказывают влияние на стереотипы, не требует особых доказательств. Именно от характера отношений – сотрудничества или соперничества, доминирования или подчинения – зависят основные измерения стереотипов: содержание, направленность (общее измерение благоприятности) и степень благоприятности, а в конечном счете, степень их точности.

8.4. Социальная каузальная атрибуция

Одна из проблем общения представителей разных этнических общностей, как и других больших групп, состоит в том, что они не понимают причин поведения друг друга и делают ложные атрибуции. Изучение каузальной атрибуции к началу 70-х годов XX в. заняло одно из ведущих мест в американской, а затем и мировой социальной психологии. Однако результаты многочисленных исследований, проводившихся на интериндивидуальном уровне, в перспективе межличностных отношений, не могли быть перенесены на уровень отношений между социальными общностями, этническими в том числе. Как отмечал швейцарский исследователь Ж.-К. Дешам, «бесполезным было бы изучение процессов атрибуции без учета отношений между группами, взаимодействия индивидов, принадлежащих к различным социальным категориям» .

Впрочем, первые эмпирические исследования, в которых анализировались атрибуции в зависимости от групповой принадлежности их объекта и субъекта, были проведены психологами США и Канады. Самое известное из них, на результаты которого ссылаются практически все авторы более поздних работ по социальной атрибуции, было проведено в начале 70-х гг. в Южной Индии [Taylor, Jaggi, 1974]. Его авторы перенесли на групповой уровень концепцию эгоцентристского приписывания Г. Келли, согласно которой существует тенденция приписывать успех себе, а неудачи – другому, и предположили, что людям свойственно приписывать позитивные события своей группе, а негативные – чужой.

Испытуемым индуистам предлагались описания ситуаций, в каждой из которых индуист или мусульманин совершает позитивные или негативные поступки (лавочник проявляет щедрость или обманывает покупателя, учитель хвалит или наказывает ученика, домовладелец приглашает в дом или не обращает внимания на попавшего под ливень прохожего и т.п.). Испытуемых просили объяснить поведение членов двух конфессиональных групп одной из предложенных причин: внешних (стечение обстоятельств; правила поведения, установленные в обществе) или внутренних (щедрость или жадность торговца, плохой или хороший характер учителя).

Выдвинутая гипотеза подтвердилась полностью — позитивному поведению членов своей группы и негативному поведению членов чужой группы приписывались внутренние причины, а негативному поведению «своих» и позитивному поведению «чужих» — внешние причины. Выявленные в этом исследовании атрибуции, а также атрибуции, с помощью которых подобным же образом объясняется успех и неудача своей и чужой групп, были названы этно-центристскими. А их использование Т. Петтифу предложил рассматривать в качестве первичной (ultimate) ошибки атрибуции, понимаемой как «систематическое структурирование ложных межгрупповых атрибуций, частично основанных на предубеждениях». Но Петтигру не пытался рассматривать групповые атрибуции в рамках психологии межгрупповых отношений, полагая, что первичной ошибке атрибуции подвержены лишь предубежденные индивиды.

И только европейские психологи — англичанин М. Хьюстон и голландец И. Ясперс – в начале 80-х годов сформулировали теорию социальной атрибуции. Именно с этого времени основное внимание в Европе обращается на изучение социальной (или групповой) каузальной атрибуции, понимаемой как интерпретация поведения и результатов деятельности индивидов на основании их группового членства. Такая атрибуция является:

1) социальной по происхождению, так как возникает и развивается в результате социального взаимодействия индивидов или под влиянием социальной информации; 2) групповой с точки зрения объекта направленности — не на отдельного индивида, а на члена конкретной социальной группы; 3) групповой с точки зрения сходства у членов социальной группы и различий между группами.

По мнению исследователей из Европы, основная функция социальной атрибуции – формирование, поддержание или усиление позитивной групповой идентичности. Стратегия, позволяющая сохранить позитивную групповую идентичность состоит в использовании этноцентристских атрибуций, в которых индивиды оказывают предпочтение представителям своей группы.

Очень скоро социальные психологи обнаружили, что явные этноцентристские атрибуции не являются универсальными. Например, проверке гипотезы об их универсальности был посвящен эксперимент М. Хьюстона и К. Уорда, в котором в качестве испытуемых выступали представители двух этнических групп – малайцы и китайцы – одновременно в двух странах – Малайзии и Сингапуре. В Малайзии, где господствует националистическая идеология, а китайцы являются группой дискриминируемого меньшинства, только малайцы продемонстрировали склонность к этноцентристским атрибуциям, а китайцы проявили внешнегрупповой фаворитизм: внутренними причинами чаще объясняли позитивное поведение малайцев, чем членов своей группы. В Сингапуре, где китайцы не представляют собой группу угнетенного меньшинства, результаты были несколько иными: для малайцев и в этой стране были характерны этноцентристские атрибуции, а китайцы не проявили ни внутригруппового, ни внеш-негруппового фаворитизма.

Результаты этого исследования подтвердили справедливость следующего положения теории Хьюстона и Ясперса: «...при некоторых условиях не поддержание позитивной социальной идентичности является функцией социальной атрибуции. Например, члены групп подчиненного меньшинства, не видящие альтернатив существующей системе, довольно часто проявляют тенденцию к обесцениванию своей группы и оказанию предпочтения доминантной группе».

Кроме того, атрибуции, продемонстрированные индуистами в Южной Индии и китайцами в Малайзии, можно представить себе лишь как полюса некоего континуума, которые соответствуют достаточно высокому уровню фаворитизма (внутригруппового в первом случае и внешнегруппового во втором) и являются эмпирическими индикаторами межгрупповой дифференциации в форме противопоставления. А атрибуции, выявленные у китайцев в Сингапуре, не соответствуют ни одному из этих полюсов и расположены в какой-то точке между ними.

Иными словами, при благоприятных условиях межгруппового взаимодействия – отсутствии явных конфликтов, примерном равенстве статусов и т.п. — нет необходимости конструировать этно-центристские атрибуции для поддержания позитивной групповой идентичности. Так, даже при предпочтении одной из групп в атрибуциях может проявляться разное отношение к отдельным сферам жизнедеятельности двух общностей. А дифференциация своей и чужой групп — колебаться от противопоставления в пользу своей группы через сопоставление, которое не исключает критичности к деятельности и качествам обеих общностей, до противопоставления в пользу чужой группы.

Это подтвердилось в проведенном нами в конце 80-х годов исследовании, в котором московские студенты должны были оценить степень влияния разных причин на поведение и достижения советских и американских персонажей нескольких ситуаций.

В ситуации межличностного общения позитивное поведение советского прохожего, помогающего заблудившемуся иностранному туристу, чаще приписывалось его отзывчивости и бескорыстию (внутренним причинам), а позитивное поведение американского персонажа – обстоятельствам (внешней причине), т.е. были выявлены этноцентристские атрибуции (с противопоставлением в пользу своей группы).

Дифференциация в форме сопоставления проявилась, когда испытуемые имели возможность объяснять поведение советских и американских персонажей ситуаций не совпадающими стереотипными характеристиками. Основными причинами хороших взаимоотношений соседей в общежитии они считали разные позитивные качества американцев и советских людей (раскованность и уважение к другим народам соответственно), а основными причинами их плохих взаимоотношений – разные негативные качества (чувство превосходства над другими народами и недостаточную раскованность). Иными словами, каузальные атрибуции строились в соответствии с взаимодополняющими образами, что и привело к объяснению как позитивного, так и негативного поведения членов обеих групп внутренними стереотипно-личностными чертами. Но и в этом случае был выявлен способ поддержания позитивной групповой идентичности. Он состоял в приписывании своей группе наиболее социально желательных качеств, а чужой группе — качеств формально позитивных, но находящихся в нижней части иерархии личностных черт как ценностей: в русской культуре уважение к другим народам — качество более ценное, чем раскованность.

Но когда испытуемые должны были проинтерпретировать успехи и неудачи советского и американского научных коллективов, а среди причин достижений перечислялись многие качества, воспринимаемые стереотипными для американцев (трудолюбие, деловитость, предприимчивость), они продемонстрировали внешнегрупповой фаворитизм – противопоставление в пользу чужой группы. Так, неудача советских ученых объяснялась всеми предложенными внутренними причинами – от недостаточного трудолюбия и предприимчивости до недостаточной сплоченности коллектива. А наиболее вероятной причиной неудачи американцев рассматривалась внешняя нестабильная причина — невезение.

К настоящему времени появились основания утверждать, что при этноцентристском приписывании причин поведения и результатов деятельности играет свою роль не только фактор локуса (то, используются ли внутренние или внешние причины), но и фактор стабильности/нестабильности. Так, в цикле работ итальянских психологов, исследовавших межгрупповую лингвистическую предвзятость, была выявлена тенденция описывать позитивное поведение членов своей группы и негативное поведение членов чужой группы, используя более абстрактные термины, чем при описании негативного поведения членов своей группы и позитивного поведения членов чужой группы. Например, в случае позитивного поведения представитель своей группы описывается как альтруист, а представитель чужой группы – как помогающий другому человеку. И наоборот, в случае агрессивного поведения «свой» описывается как обижающий кого-либо, а «чужой» – как агрессор. Совершенно очевидно, что чем более абстрактные термины используются для объяснения причин поведения индивида, тем более стабильными воспринимаются эти причины.

Значимость фактора стабильности/нестабильности в социальной каузальной атрибуции нашло отражение и в исследовании, проведенном нами в 1987 г. в Дагестане. Испытуемые не различали поведение «своих» и «чужих» с точки зрения локуса причин. Но и русские, и представители коренных народов свои хорошие взаимоотношения с представителем другого этноса объясняли национальными особенностями своей группы и индивидуальными свойствами партнера по общению. «Наивные психологи» рассуждали примерно так: «мы» ладим с людьми, потому что нашему народу присущи положительные свойства (доброта, отзывчивость, общительность и т.п.), а если кто-то из «них» устанавливает хорошие отношения с «нами», то только благодаря своим личностным особенностям. В целом позитивное поведение членов своей группы и негативное поведение членов чужой группы они объясняли групповыми особенностями, т.е. внутренними стабильными причинами, а негативное поведение членов своей группы и позитивное поведение членов чужой группы – индивидуальными особенностями, т.е. внутренними, но нестабильными для группы причинами.

В настоящее время в социальной психологии имеется всеобщее единодушие по крайней мере по одному пункту – существуют различия в приписывании причин поведения «своим» и «чужим». Но тогда встает новый вопрос: что лежит в основе подобной асимметрии? Существует два конкурирующих объяснения: мотивационное и когнитивное. Согласно первой модели, в основе социальных атрибуций лежит мотив защиты своей группы или даже «чистый этноцентризм». Эту точку зрения поддерживают, например, результаты исследования Дж. Гринберга и Д. Розенфельда, где белые американцы должны были объяснить причины успехов и неудач афроамериканцев при решении задач, для которых не требуется способностей, входящих в стереотип негра в США. У расистски настроенных испытуемых в большей степени, чем у испытуемых без расовых предубеждений, проявилась тенденция приписывать причины успехов афроамериканцев скорее везению, чем способностям, а причины неудач – скорее недостатку способностей, чем невезению. Авторы утверждают, что основу негативных атрибуций следует искать не в когнитивных процессах, а в мотивации – расисты демонстрируют этноцентристские атрибуции просто потому, что им афроамериканцы не нравятся. Иными словами, негативные аттитюды приводят к соответствующим атрибуциям.

Авторы, придерживающиеся когнитивистской модели, утверждают, что к тем или иным атрибуциям приводят не аттитюды, а универсальный процесс межгрупповой категоризации и ее более частный случай – стереотипизация. Так как источником для объяснения поведения и достижений группы и ее представителей внутренними причинами являются стереотипы, основание различий в социальных атрибуциях видят в ожидании поведения, соответствующего стереотипам. Например, если существует стереотип, что русские гостеприимны, любые действия представителей данного этноса, в которых проявляется гостеприимство, будут рассматриваться как типичные, т.е. внутренне присущие группе и стабильные. А этноцентристскими такие атрибуции оказываются только потому, что автостереотипы чаще всего более позитивны, чем гетеростереотипы. Однако хотя это наиболее вероятный случай, возможны и другие варианты.

Итак, мотивационная модель механизмов, лежащих в основе социальных атрибуций, предсказывает использование внутренних и/или стабильных причин для объяснения позитивного поведения «своих» и негативного поведения «чужих» вне зависимости от ожиданий, основанных на стереотипах. А сторонники когнитивистской модели утверждают, что существует тенденция приписывать поведению, которое согласуется со стереотипами, внутренние и/ или стабильные причины, а поведению, которое не согласуется со стереотипами, – внешние и/или нестабильные причины вне зависимости от того, позитивно это поведение или негативно и кому оно свойственно – «своему» или «чужому».

В настоящее время результаты многих исследований позволяют считать доказанным, что «при наличии социальных стереотипов их содержание используется для причинного объяснения поведения». Иными словами, основанные на стереотипах ожидания являются достаточной предпосылкой для образования у индивидов социальных атрибуций даже при отсутствии мотивационных интересов. В качестве примера можно привести результаты исследования А. Маас с коллегами, в котором и позитивное, и негативное поведение выходцев с севера и юга Италии, соответствующее сложившимся в обществе стереотипам, объяснялось более абстрактными терминами, а не соответствующее стереотипам – более конкретными терминами. Одинаковые результаты были получены и у итальянцев с севера, и у итальянцев с юга, и у испытуемых, которые не относили себя ни к одной из двух групп, а также в экспериментальной ситуации, в которой не было возможности проявить мотив защиты своей группы.

Представляется, что когнитивистская модель получила поддержку в этом и других исследованиях потому, что социальная каузальная атрибуция и стереотипизация (приписывание представителям своей и чужих групп личностных черт) являются двумя видами единого атрибутивного процесса. Они находятся в тесной взаимосвязи: процесс социальной каузальной атрибуции является механизмом образования стереотипов, а процесс стереотипиза-ции является механизмом образования атрибуций.

Но два взаимосвязанных вида единого атрибутивного процесса не сводимы друг к другу и обладают относительной самостоятельностью. В частности, стремясь сохранить единую направленность в приписывании причин определенному поведению, индивиды могут игнорировать отдельные стереотипные черты. Так, в уже описанном нашем исследовании наличие неблагоприятного для своей группы целостного паттерна атрибуции привело к игнорированию стереотипа об индивидуализме американцев и к рассмотрению «недостаточной сплоченности» как более вероятной причины неудачи советских, а не американских ученых. В этом случае на социальные атрибуции повлияли не только стереотипы, но и мотив защиты образа американцев как социальной группы, предпочитаемой в научной сфере деятельности.

Хотя мотивация сохранения позитивной групповой идентичности – и шире – межгрупповой дифференциации соответствующей направленности не является необходимой предпосылкой для конструирования социальных каузальных атрибуций, во многих реальных ситуациях именно она определяет их содержание. Так, можно предположить, что при межгрупповых конфликтах, когда существует угроза групповой идентичности, релевантными оказываются именно мотивационные механизмы, а когнитивные даже не принимаются в расчет. Индивиды в этом случае, используя этноцентристские атрибуции, проявляют внутригрупповой фаворитизм, позволяющий защитить свою группу.

Выделяют следующие ситуации, в которых индивиды мотивированы к активизации защиты своей группы: 1) когда они испытывают страх за свою социальную идентичность; 2) когда они принадлежат к группе, имеющей несправедливо низкий статус; 3) когда межгрупповые отношения конкурентны; 4) когда отсутствуют надгрупповые категории, включающие представителей и своей, и чужой групп.

Некоторые из этих ситуаций рассмотрены итальянскими психологами. Так, большую предвзятость испытуемые продемонстрировали, когда в эксперименте актуализировалась враждебность между выходцами с севера и юга Италии, но не вводилась общая для них надгрупповая категория – итальянцы.

В современном взаимозависимом мире этноцентристские атрибуции, используемые для поддержания позитивной этнической идентичности, могут способствовать формированию и сохранению враждебных стереотипов и препятствовать попыткам урегулирования межгрупповых конфликтов. Но существуют и более серьезные проблемы: многие низкостатусные группы стремятся установить позитивные различия в прямом соревновании с группой большинства, победа в котором позволила бы им занять более высокое положение в обществе. Ранее мы сознательно опустили эту стратегию сохранения позитивной этнической идентичности при неблагоприятном межгрупповом сравнении – коллективную стратегию социальной конкуренции. К сожалению, в этом случае стремление одного народа к восстановлению позитивной этнической идентичности очень часто сталкивается с интересами других народов, а социальная конкуренция перерастает в этнические конфликты, социально-психологическому анализу которых мы посвятим следующую главу.

На главную страницу

ТЕМА 9. ЭТНИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ – ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И СПОСОБЫ УРЕГУЛИРОВАНИЯ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 4.05!

9.1. Определение и классификации этнических конфликтов

Межгрупповые отношения состоят из неразрывной связи конфликтов и сотрудничества, но главные проблемы для любого общества вносятся многочисленными конфликтами. Когда мы говорим – межгрупповые конфликты, на ум приходят революции, религиозная нетерпимость, межэтнические столкновения, соперничество между полами, острые трудовые споры. Русско-американский социолог П. Сорокин подсчитал, что за 24 века в истории человечества на четыре мирных года приходится один год, сопровождающийся насильственными конфликтами – войнами, революциями, бунтами. Среди межгрупповых (или социальных в широком смысле слова) конфликтов обычно выделяют:

• политические конфликты, когда борьба идет за власть, доминирование, влияние, авторитет;

• социально-экономические (или социальные в узком смысле слова) – «между трудом и капиталом», например между профсоюзами и работодателями;

• этнические – по поводу прав и интересов этнических общностей.

Основные свойства этнических конфликтов роднят их с другими типами социальных конфликтов, так как в их основе лежит неравномерное распределение между группами власти, могущества и ресурсов. На психологическом уровне любые конфликты проявляются в восприятии расхождения интересов (действительных или мнимых), что приводит к активизации социальной идентичности и сопровождающих ее группоцентристских атрибутивных процессов.

Но необходимо учитывать, что особенности этнических конфликтов носят социокультурный характер из-за различий в языке, религии, обычаях и особенностях ментальности вовлеченных в конфликт этнических общностей. Например, в основе многих подобных конфликтов лежат разногласия по поводу использования языков и проведения языковой политики. Межэтническая напряженность очень часто сопровождается напряженностью межконфессиональной. Этнические конфликты обостряются из-за предпочтения вовлеченными в конфликт сторонами разных способов их урегулирования: в одной культуре могут предпочитать избегание конфликтов, а в другой – прямую конфронтацию.

Можно согласиться с В. А. Тишковым, что в наши дни этнических конфликтов в «чистом» виде фактически не существует. В реальности мы встречаемся с взаимопроникающими конфликтами, которые создают питательную среду друг для друга. Неудивительно, что даже специалисты-конфликтологи часто не могут прийти к единому мнению, с каким конфликтом имеют дело – с этническим в политическом камуфляже или наоборот. Видимо, к категории этнических можно отнести практически все открытые конфликты на территории бывшего СССР, поскольку «в силу полиэтничного состава населения бывшего СССР и нынешних новых государств... фактичес»«и любой внутренний конфликт, социально-экономический или политический по своей природе, обретает этническую окраску, что, как правило, углубляет и осложняет возникающие противоречия, придавая конфликтам дополнительный эмоциональный фон».

Существуют самые разные классификации этнических конфликтов. Когда берут за основу классификации территорию проживания и наличие/отсутствие государственных или административных границ, то выделяют следующие типы конфликтов: межгосударственные; региональные между этносами, разделенными административной границей в рамках единого государства; между центром и регионом; местные. По формам противодействия этнические конфликты можно разделить на ненасильственные и насильственные.

При классификации по целям, которые ставят перед собой вовлеченные в конфликты стороны в борьбе за ограниченные ресурсы, их можно подразделить на:

· социально-экономические, при которых выдвигаются требования гражданского равноправия (от прав гражданства до равноправного экономического положения);

· культурно-языковые, при которых выдвигаемые требования затрагивают проблемы сохранения или возрождения функций языка и культуры этнической общности;

· политические, если участвующие в них этнические меньшинства добиваются политических прав (от автономии местных органов власти до полномасштабного конфедерализма);

· территориальные – на основе требований изменения границ, присоединения к другому – «родственному» с культурно-исторической точки зрения – государству или создания нового независимого государства.

Но и в этом случае следует иметь в виду, что в одном и том же конфликте вовлеченные в него стороны могут ставить перед собой сразу несколько задач, добиваясь и политических прав, и равноправного экономического положения, и повышения статуса языка, и т.п.

Социологи, политологи и этнологи, стремясь выделить конфликт из других близких феноменов, часто рассматривают его исключительно как реальную борьбу между группами, как столкновение несовместимых действий, например, давая определение «этнического конфликта как любой формы гражданского, политического или вооруженного противоборства, в котором стороны, или одна из сторон, мобилизуются, действуют или страдают по признаку этнических различий». При таком понимании конфликта он оказывается стадией крайнего обострения противоречий, проявляющейся в конфликтном поведении, и имеет точную дату начала – как начала противоборства.

Но с точки зрения психолога, учитывающего динамику конфликта, само противоречие между группами, имеющими несовместимые цели в борьбе за ограниченные ресурсы (территорию, власть, престиж), оказывается лишь одной из стадий конфликта – той стадией, которую называют объективной конфликтной ситуацией. Собственно говоря, на Земле почти повсюду существуют противоречия между этническими общностями – межэтническая напряженность в широком смысле слова. Без нее, к сожалению, не обходится ни одно полиэтническое общество. Чаще всего напряженность существует между доминантной этнической общностью и этническим меньшинством, но она может быть как открытой, проявляющейся в форме конфликтных действий, так и скрытой, тлеющей. В последнем случае напряженность выражается в социальной конкуренции, достигаемой этноцентристским оценочным сравнением своей и чужой групп в пользу собственной.

Тогда этническим конфликтом является и ситуация межэтнической напряженности, царившая в американской школе с поли-этничным составом учащихся, в которой проводила исследование М. Родерем-Борус. Старшеклассники редко вступали в межэтнические контакты, предпочитали употребление родного языка, проявляли безразличное или агрессивное отношение к соученикам иной национальности.

И как подчеркивает исследовательница, именно в контексте подобной межэтнической напряженности «этнический фактор становится более выпуклым и приобретает особое значение как признак идентичности индивида»: 70% учащихся – пуэрториканцев, афроамериканцев и белых – акцентировали свою этническую принадлежность. Эти результаты особенно показательны при сравнении с данными, полученными Родерем-Борус в «идеально интегрированной школе», где представители разных национальностей обучались в равных пропорциях и типичной оказалась бикультурная ориентация школьников.

Имеющиеся между группами противоречия, хотя и играют решающую роль среди причин конфликтных действий, не связаны с ними напрямую. С одной стороны, чтобы возникли конфликтные действия, противоречия между группами должны быть воспринимаемыми, но вовсе не обязательно реальными. Ложный конфликт, когда есть «осознание» несуществующих противоречий, может иметь самые тяжкие последствия. С другой стороны, далеко не всякое противоречие интересов разрастается в конфликтные действия. Иными словами, очень важна стадия осознания и эмоционального вызревания конфликта. Пережитые «исторические несправедливости» вызывают у низкостатусных этнических меньшинств желание восстановить справедливость, но это не обязательно вызывает мгновенную реакцию. Чаще до начала конфликтного взаимодействия проходят многие годы, на протяжении которых этническая общность сплачивается вокруг идеи отмщения. Прошли многие столетия со времени изгнания евреев из земли обетованной, но именно этот факт явился обоснованием их многолетней борьбы за возвращение.

Если объективная конфликтная ситуация осознана, даже случайные события из-за присущей межэтническим отношениям эмоциональности, а порой и иррациональности, могут привести к конфликтному взаимодействию как наиболее острой стадии конфликта. Впрочем, даже при осознании ситуации как конфликтной социальная конкуренция может и не вылиться в конфликтное взаимодействие, ведь, как правило, низкостатусные группы вступают в борьбу с высокостатусными, если они воспринимают межгрупповые отношения не только как незаконные, но и как нестабильные. Именно в ситуации нестабильности, вызванной развалом советской империи, настал самый удобный момент для «мщения» за «травмы», нанесенные на протяжении столетий практически всем народам бывшего СССР.

На стадии конфликтного взаимодействия этнические кон^злик-ты имеют тенденцию к саморазрастанию или эскалации, которая означает, что стороны переходят от «легких» к «тяжелым» тактикам: от массовых действий ненасильственного характера (митингов, манифестаций, акций гражданского неповиновения) к столкновениям, которые рано или поздно приводят к крови (между осетинами и ингушами в Пригородном районе Северной Осетии-Алании или между киргизами и узбеками в Ошской области Киргизии) и даже к военным конфликтам – этнополитическим войнам (армяно-азербайджанской, грузино-абхазской).

Психологи выделяют и еще одну стадию конфликта – его урегулирование, анализу которого мы посвятим четвертый раздел данной главы. А пока отметим, что, с точки зрения психолога, конфликт не только не начинается с началом конфликтных действий, но и не заканчивается с их окончанием. После завершения прямого противодействия – на этапе «зализывания ран» – конфликт может сохраняться в форме социальной конкуренции и проявляться в предубеждениях и образе врага. Даже в середине 90-х годов 24% русских респондентов старше 60 лет, т.е. переживших войну, соглашались с утверждением, что немцы – исконные враги русского народа.

Итак, этнический конфликт – это любая конкуренция между группами – от реального противоборства за обладание ограниченными ресурсами до предполагаемого расхождения интересов – во всех тех случаях, когда в восприятии хотя бы одной из сторон противостоящая сторона определяется с точки зрения этнической принадлежности ее членов.

Мы делаем акцент на воспринимаемом расхождении интересов, что, с точки зрения социолога или политолога, является отступлением от понимания этнического конфликта в социальных науках. Но при включении психологической составляющей в понятие конфликта его объяснение становится более комплексным, так как анализируются когнитивные и мотивационные процессы, которые могут предшествовать непосредственным столкновениям, влиять на их эскалацию и продолжаться после их завершения.

9.2. Этнические конфликты: как они возникают

В психологии межэтнических отношений исследуются три основные проблемы: как конфликты возникают, как протекают и как их можно урегулировать. Так как они изучаются разными науками, поисками их причин озабочены и социологи, и политологи, и психологи. При социологическом подходе к объяснению причин конфликтов анализируется взаимосвязь социальной стратификации общества с этнической принадлежностью населения. При политологическом подходе «одной из самых распространенных является трактовка роли элит, прежде всего интеллектуальных и политических, в мобилизации этнических чувств, межэтнической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта».

В психологии причины этнических конфликтов обычно рассматриваются в рамках более общих теорий. Следует отметить, что почти все психологические концепции явно или не явно разделяют социальные причины межгрупповых конфликтов и причины социальной конкуренции и враждебности, проявляющиеся в действиях и/или представлениях. В английском языке есть даже разные слова для двух видов причин: reason (то, во имя чего происходит конфликтное действие, цель действия) и cause (то, что приводит к враждебным действиям или межгрупповой конкуренции). Большинство психологов, не сомневаясь в наличии причин-reasons у всех или части межгрупповых конфликтов и даже подразумевая, что это – конфликт интересов, несовместимых целей в борьбе за какие-либо ограниченные ресурсы, оставляют их изучение представителям других наук. А сами в качестве причин-causes предлагают те или иные психологические характеристики.

1. Межгрупповые конфликты как продукт универсальных психологических характеристик. Распространенность социальных конфликтов привела многих теоретиков к поискам причины враждебности людей по отношению к себе подобным в некоторой 4?орме агрессивной потребности или побуждения рода человеческого.

Автор одной из первых социально-психологических концепций У. Макдугалл (1871-1938) приписал проявление коллективной борьбы «инстинкту драчливости». Подобный подход называют гидравлической моделью, так как агрессивность, по мысли Макду-галла, не является реакцией на раздражение, а в организме человека присутствует некий импульс, обусловленный его природой.

Гидравлическая модель психики лежит и в основе идеи 3. Фрейда (1856-1939) о причинах войн в человеческой истории. Фрейд считал, что враждебность между группами неизбежна, так как конфликт интересов между людьми в принципе разрешается только посредством насилия. Человек обладает деструктивным влечением, которое первоначально направлено внутрь (влечение к смерти), но затем направляется на внешний мир, а следовательно, благотворно для человека. Враждебность между группами благотворна и для группы, так как способствует стабильности, установлению чувства общности у ее членов. Враждебность к какой-либо группе является и способом объединения нескольких других: во время войн создаются более обширные объединения племен или государств, в пределах которых на противоборство налагается запрет, что происходило, например, в период борьбы греческих государств против варваров. Именно благотворность враждебности для человека, группы и даже объединений групп, по мнению Фрейда, приводит к неизбежности насилия.

Творец третьей гидравлической модели – австрийский этолог К. Лоренц (1903-1989). Его главный тезис состоит в том, что агрессивное поведение людей, проявляющееся в войнах, преступлениях и т.п., является следствием биологически заданной агрессивности. Но если у хищников агрессия служит сохранению вида, то для человека характерна внутривидовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способствующая сохранению группы. Представители традиционных культур, как правило, соблюдают заповедь «не убий» внутри группы, даже воинственные североамериканские индейцы юта налагали табу на убийство соплеменников. Сохранив это табу в резервациях, но не имея выхода агрессивности в насилии над «чужаками», они, по утверждению Лоренца, страдают неврозами чаще, чем представители других культур.

Во всех подобных концепциях враждебность объявляется продуктом «неразумной человеческой натуры». Некоторые авторы даже рассуждают о физиологической основе коллективной иррациональности, рассматривают человека как ошибку эволюции. Но теории, которые объясняют межгрупповые конфликты универсальными агрессивными побуждениями, сталкиваются с большими проблемами при объяснении ситуаций, когда конфликтное взаимодействие между группами отсутствует.

Исследователи, работавшие во фрейдистской традиции, дополнительные подтверждения универсальности агрессивных тенденций искали в анализе особых контекстов, в которых враждебность по отношению к чужим группам проявляется в реальности.

Классическая концепция подобного рода – теория фрустрацион-ной детерминации агрессии Н. Миллера и Д. Долларда, согласно которой универсальное агрессивное побуждение перерастает в агрессивное поведение, только если человек подвергается фрустра-ции, понимаемой как любое условие, блокирующее достижение желаемой цели.

Л. Берковиц, воспользовавшись основными положениями концепции фрустрации-агрессии, расширил понятие объекта агрессии до целой группы. Он полагал, что объектом агрессии может стать не только отдельная личность, но и те, кто ассоциируется с ней по тем или иным признакам. Так как в качестве таковых выступает прежде всего расовая и этническая принадлежность, Берковиц использовал свои идеи для объяснения причин расовых волнений и конфликтов, связанных с этническими предубеждениями. В качестве источника фрустрации и потенциальной агрессии он рассматривал относительную депривацию, которая возникает при сравнении своей группы с другими и вызывает чувство обойден-ности и ущемленности в правах. Такое «сравнение, нацеленное вверх», объясняет, например, агрессивные реакции меньшинств в США на частичное улучшение их прав.

В дальнейшем была выявлена возможность генерализации агрессии в том случае, когда человек непосредственно не испытывал фрустрирующего воздействия, а лишь являлся его пассивным свидетелем. Так, наличие сцен жестокости в просмотренном испытуемыми фильме усиливало их агрессивные реакции, особенно если они сталкивались с потенциальной жертвой, которая по своим этническим признакам могла ассоциироваться с персонажем из только что увиденного фильма.

Но при рассмотрении межгрупповых конфликтов с точки зрения универсальных психологических характеристик остаются серьезные проблемы даже после введения дополнительных переменных. Основной недостаток перечисленных подходов состоит в том, что все они сводят межгрупповые конфликты к внутриличностным или межличностным, а если даже вводят групповой контекст, как это сделал Берковиц, то не обращают внимания на роль норм, ценностей и других регуляторов социального поведения.

2. Индивидуальные различия как основа межгрупповых конфликтов. Среди подходов, анализирующих индивидуальные различия в отношениях человека к другим группам, наиболее известна концепция авторитарной личности. Знаменитый исследовательский проект «группы из Беркли» (Т. Адорно, Э. Френкель-Брунс-вик, Д. Левинсона и Р. Сэнфорда), осуществленный в США после Второй мировой войны, первоначально был направлен на выявление индивидов, восприимчивых к антисемитской идеологии, – потенциальных фашистов. Т. Адорно (1903-1969) и его соавторы, опираясь на идеи 3. Фрейда, выводят отношение к чужим группам из процесса социализации ребенка в раннем детстве, в частности из амбивалентности эмоциональных отношений в семье. У человека, воспитанного в семье, где царят формальные, жестко регламентированные отношения, часть агрессивности выплескивается на тех, с кем индивид себя не идентифицирует, т.е. на внешние группы.

В Германии в 30-х годах заменителем ненавидимого отца оказались евреи, отношение к которым проявлялось как в предубеждениях, так и в действиях вплоть до геноцида. Результаты исследований показали, что у людей, придерживающихся антисемитских взглядов, ярко выражены предубеждения и против других этнических общностей: когда испытуемых просили выразить свое отношение к двум несуществующим в реальности народам, именно антисемитам не нравились эти группы-химеры. Для них была характерна общая тенденция неприятия всех чужих групп и предпочтения собственной группы.

Исследователи из Беркли рассматривали потенциальную приверженность фашизму достаточно устойчивой личностной чертой, которая может быть выявлена при помощи разработанной ими F-шкалы (шкалы фашизма). В результате ими был описан новый антропологический тип, названный авторитарной личностью, среди черт которой кроме неприятия чужих групп были выделены и другие характеристики:

· конвенциализм (приверженность традиционным социальным нормам);

· безоговорочное подчинение властям и авторитетам;

· авторитарная агрессия (поиск людей, нарушающих конвен-циальные нормы, чтобы осудить, отвергнуть и наказать их);

· антиинтрацепция (неприятие всего субъективного, исполненного фантазии, чувственного);

· стереотипность мышления и подверженность суевериям;

· силовое мышление и культ силы (мышление в жестких категориях типа сила-слабость, господство-подчинение, вождь-последователи и поддержка жестких методов властей);

· деструктивностъ и цинизм (общая враждебность, злобное отношение ко всему человеческому);

· проективность (предрасположенность к вере в заговоры и мрачное будущее человечества; проекция инстинктивных импульсов вовне);

· сексуальное ханжество.

Адорно воздерживался от выводов о преобладании авторитарных личностей у какого-либо народа, подчеркивая, что большая часть населения «срединна». Но, согласно его позиции, социальные и экономические кризисы, политические перевороты и т.п. могут способствовать тому, что авторитарная личность становится на какое-то время типичной в той или иной стране, как она стала типичной для Германии после поражения в Первой мировой войне и позорного для немцев Версальского мирного договора. В социальности и динамичности своего типологического подхода видел Адорно его коренное отличие от биологической и статичной типологии гитлеровцев, делившей людей на «овнов» и «козлищ».

Но и в этом случае возникает вопрос: система порождает авторитарные черты личности или индивидуальные черты людей вызывают к жизни авторитарную систему? Кроме того, концепция авторитарной личности не является социально-психологической в собственном смысле слова, ведь в межгрупповые конфликты включены не отдельные индивиды, а целые общности.

3. Теория реального конфликта исходит из предположения, что межгрупповые конфликты есть результат несовместимых групповых интересов, когда только одна из взаимодействующих групп может стать победительницей, причем в ущерб интересов другой. В социальной психологии наиболее известный сторонник этой точки зрения – М. Шериф. Он выдвинул предположение, что функциональная взаимозависимость двух групп в форме конкуренции непосредственно ведет к враждебности, которая проявляется в негативных стереотипах и предубеждениях, а также в росте групповой сплоченности. А все вместе приводит к враждебным действиям. Это единственный подход к анализу межгрупповых конфликтов, в котором пртина-reason межгрупповой враждебности (реальный конфликт интересов) рассматривается одновременно и ее причиной-cause.

Главные факторы, повлиявшие на исследования Шерифа 1949-1953 гг., – свежая память об ужасах Второй мировой войны и расцвет «холодной войны». Цель американского психолога состояла в выявлении стратегий для трансформации враждебных межгрупповых отношений – прежде всего отношений между сверхдержавами – в кооперативные и попытке таким образом предотвратить Третью мировую войну.

Для проверки своих гипотез Шериф с сотрудниками провел несколько полевых экспериментов в летних лагерях бойскаутов. Соревнования между двумя сплоченными группами мальчиков приводили к социально-психологическим эффектам, которые однозначно ассоциируются с межгрупповым конфликтом. Конфликт интересов – борьба за призы – очень быстро перерастал в агрессивную враждебность. В то же время было обнаружено, что взаимодействие с негативно оцениваемой чужой группой увеличивало групповую сплоченность и создавало новые символы групповой идентичности.

Значение исследований Шерифа состоит в том, что именно с них начинает развиваться социально-психологический подход к изучению межгрупповых отношений, когда источник межгрупповой враждебности ищут не в особенностях индивидов – всех людей, обладающих агрессивностью, или отдельных (авторитарных) представителей рода человеческого, а в характеристиках самого межгруппового взаимодействия. Но ограничиваясь при объяснении причин конфликта лишь анализом непосредственно наблюдаемого взаимодействия, Шериф упускает из виду не менее существенные внутренние закономерности социально-психологических процессов. Например, нередки случаи ложного этнического конфликта, когда реальный конфликт интересов между группами отсутствует. Такие конфликты, называемые конфликтами-погромами или конфликтами-бунтами, имеют неопределенные цели, но самые тяжкие последствия. Например, ученые так и не смогли четко объяснить, почему летом 1989 г. погромам подверглись именно турки-месхетинцы, а не иные этнические меньшинства, населявшие Ферганскую долину. Ответить на подобные вопросы помогает введение в круг рассмотрения дополнительных переменных – особых психологических процессов, связанных с групповым членством.

4. Теория социальной идентичности. В 60-70-е годы британскими социальными психологами во главе с А. Тэшфелом были получены впечатляющие результаты, продемонстрировавшие, что несовместимые групповые цели не являются обязательным условием для возникновения межгрупповой конкуренции и враждебности. Достаточным основанием может оказаться осознание принадлежности к группе, т.е. социальная идентичность и связанные с ней когнитивные и перцептивные процессы. Чтобы прийти к этому выводу, Тэшфелу с сотрудниками пришлось провести множество лабораторных экспериментов, в которых они стремились выявить минимальные условия, необходимые для появления дискриминационного поведения по отношению к членам чужой группы. Между группами, участвовавшими в экспериментах, не было конфликта интересов или истории межгрупповой враждебности. Испытуемые – английские школьники – не взаимодействовали ни в группе, ни на межгрупповом уровне. Да и группы существовали только в восприятии детей, так как их убедили, что они сформированы на основании результатов предварительного эксперимента. А на самом деле испытуемых «приписали» к группам в случайном порядке.

Иными словами, социальная категоризация была изолирована от всех других переменных, которые обычно определяют сплоченность групп и антагонизм между ними. И все-таки при выборе способа распределения денежного вознаграждения анонимным членам своей и чужой групп за участие в эксперименте для испытуемых более важным оказалось установление различий в пользу своей группы, чем выделение для ее членов максимально возможной суммы денег, если при этом «чужим» досталось бы еще больше.

Итак, испытуемые были готовы платить ценой материальных потерь, чтобы выиграть в поддержании позитивной социальной идентичности. Эти данные, по мнению Тэшфела, свидетельствуют о том, что сама социальная категоризация достаточна для межгрупповой дискриминации, а враждебность по отношению к чужой группе неизбежна.

В большинстве экспериментов, проведенных в Великобритании в парадигме минимальных групповых различий, рассматривались равностатусные группы. Но в реальной жизни это довольно редкий случай межгруппового взаимодействия. Когда все-таки изучались группы большинства и меньшинства, было обнаружено, что члены доминантной группы демонстрируют более выраженную тенденцию к социальной конкуренции. Но только до определенного предела. Наиболее могущественные группы, обладающие абсолютным контролем над ситуацией в обществе, настолько уверены в своем статусе и обладают столь однозначной позитивной идентичностью, что «могут себе позволить не проявлять социальной конкуренции и дать группам меньшинства возможность «наслаждаться» своей позитивной идентичностью». Например, высшие слои белого населения США демонстрируют либеральные социальные установки к расовым и этническим меньшинствам, а белое население ниже среднего класса имеет более четкие этнические предубеждения.

В данном случае мы вновь вернулись к группам, у которых имеются реальные конфликты интересов. Британские психологи и не отрицают, что существуют межгрупповые конфликты, обусловленные объективными причинами: группы борются за реальные блага – этнические общности за территорию, мальчики в эксперименте Шерифа – за спортивные трофеи. Но есть и другие ситуации, в которых единственным результатом социальной конкуренции может оказаться изменение относительных позиций групп. Цель в данном случае – быть, хотя бы в собственных глазах, лучше, чем другая группа, и таким образом поддержать позитивную социальную идентичность. Следует только иметь в виду, что в реальной жизни ситуация «чистой» социальной конкуренции встречается крайне редко. С другой стороны, невозможно привести пример реального конфликта интересов, на который не оказывали бы влияния психологические процессы, связанные с групповым членством. Так, психологические и социальные причины подавляющего большинства этнических конфликтов должны рассматриваться как взаимозависимые. Мы не вправе считать, что психологические феномены предшествуют социальному контексту (реальному конфликту интересов) или наоборот.

9.3. Этнические конфликты: как они протекают

Кроме поисков причин конфликтов психология межгрупповых отношений пытается ответить еще на один вопрос: как протекает конфликт, т.е. как изменяются в его ходе конфликтующие стороны? Социального психолога интересуют прежде всего не временные и преходящие изменения в эмоциональной сфере — гнев, страх и т.п., охватывающие индивидов, вовлеченных в конфликт. Больше внимания исследователи уделяют продолжительным, носящим базовый характер изменениям в когнитивной сфере.

Начать рассмотрение когнитивных процессов, влияющих на протекание этнических конфликтов, следует с социальной категоризации, которая, как уже отмечалось, обеспечивает индивидов системой ориентации в мире, определяет их место в обществе. В ходе конфликта возрастает значение двух важных последствий социальной категоризации.

1. Члены одной группы воспринимаются как более похожие друг на друга, чем они есть на самом деле. Акцент на внутригруп-повом сходстве приводит к деиндивидуализации, выражающейся в чувстве собственной анонимности и недифференцированном отношении к отдельным представителям чужой группы. Адеинди-видуализация облегчает осуществление агрессивных действий по отношению к врагам. При исследовании племенных культур было обнаружено, что чем больше элементов оформления внешности (еиндивидуализации, тем (в одежде, прическах, раскраске лица и пр.).

Еще одним эффектом категоризации, влияющим на протекание этнических конфликтов, является иллюзорная корреляция. Смысл его состоит в том, что два класса явлений воспринимаются как тесно связанные между собой, хотя на самом деле связь между ними либо вообще отсутствует, либо она намного слабее, чем воспринимается.

Феномен иллюзорной корреляции помогает понять механизм формирования и причину устойчивости социальных стереотипов:

«...стереотип заставит нас видеть взаимосвязь, а та в свою очередь служит доказательством верности первоначального стереотипа» [Аронсон, 1998, с. 160]. Так, этнические стереотипы могут интерпретироваться как иллюзорная корреляция между групповым членством и негативными групповыми свойствами или поведением: негры — ленивы, турки — грязны, немцы — милитаристы.

Используя понятие иллюзорной корреляции при рассмотрении подобных утверждений, можно предсказать, что в ходе этнического конфликта существующие негативные стереотипы о группе меньшинства могут быть усилены особостъю двух классов явлений, их отличием от остальных. С одной стороны, группа рассматривается как отличающаяся от своей, поскольку ее члены часто имеют явные отличительные особенности, например цвет кожи, а взаимодействие с ними — непривычное, статистически редкое событие. С другой стороны, с негативно оцениваемым, например криминальным, поведением человек встречается реже, чем с позитивно оцениваемым, поэтому оно тоже рассматривается как отличающееся от привычного. В результате наличие этих двух классов явлений в принимаемой информации приводит к формированию иллюзорной корреляции и усилению негативных стереотипов типа «все чеченцы — преступники».

Поиск «козлов отпущения» в ходе этнических конфликтов осуществляется с помощью механизма социальной каузальной атрибуции. В мировой истории мы встречаемся с бесчисленным количеством примеров агрессивного поведения, прямо направленного на членов чужой группы, которые воспринимаются ответственными за негативные события — эпидемии, голод и другие несчастья. Например, в средневековой Англии резня шотландцев объяснялась злодействами последних, якобы отравлявших колодцы. Именно с помощью атрибуций группы большинства оправдывают совершаемые или планируемые действия против чужих групп.

Но это уже не просто поиск причин, а поиск ответственных, попытка ответить не на вопрос «Почему произошло то или иное событие?», а на вопрос «Кто виноват?».

«Когда мы сталкиваемся с социально нежелательным или опасным положением дел, нам свойственно воспринимать несчастья как результат чьих-то действий и искать кого-то ответственного за них. Во многих документально подтвержденных исторических случаях эти «кто-то» известны, т.е. всегда обнаруживаются вредители или враги моральных устоев и политического порядка. «Социальное знание» общества всегда предоставляло большой выбор «козлов отпущения», преступников, злодеев, темных личностей и т.п.».

Во всех этих случаях мы имеем дело с особой формой каузальной атрибуции – атрибуцией заговора, обеспечивающей простые объяснения для сложных событий. На основе подобных атрибуций строятся отличающиеся большим разнообразием концепции заговора. Они встречаются и в так называемых примитивных, и в цивилизованных обществах, различаются степенью «наукообразности», могут затрагивать все сферы общественной жизни, описывать заговорщицкую деятельность в местном и вселенском масштабе.

Но можно выделить и общие для всех концепций заговора черты. Обычно они возникают в ситуации экономического, социального, политического кризиса или бедствий типа эпидемий. Подчеркивается групповой характер заговора – вредителями объявляются группы меньшинств (реального – масоны; правдоподобного – агенты зарубежных разведок, как в московских процессах 30-х годов; фантастического – ведьмы). Очень часто в качестве заговорщиков выступают этнические меньшинства, которые якобы осуществляют тайную деятельность и поддерживаются темными дьявольскими силами.

Приемы для превращения членов тех или иных групп в злонамеренных вредителей просты и незамысловаты, но последствия для преследуемых вполне реальны: во все времена «заговорщиков» изгоняли из страны, сжигали на кострах, четвертовали и колесовали, умерщвляли в газовых камерах. Но прежде чем лишить жизни, им отказывали в наличии человеческих свойств – относили к категории «нелюдей», т.е. применяли механизм делегитимизации.

Яркий и страшный пример концепции заговора – «еврейская объяснительная модель» эпидемии чумы в Средние века:

«В поисках причин этой ужасной эпидемии современники были готовы возложить ответственность за нее на кого угодно... Поиски виновных вывели на группу, не принадлежащую христианскому миру, – евреев, которых и раньше обвиняли в дьявольском заговоре против христианства... Реакция на первую серьезную вспышку чумы в Европе в 1347/48 гг. полностью соответствовала этой модели. Утверждалось, что евреи, являясь слугами дьявола, сговорились с ним истребить христианский мир, наслав на него губительную чуму. Тот факт, что сами евреи в той же мере гибли от чумы... им не помог. Погромы начались в 1348 г., и последующие годы можно назвать абсолютным пиком средневековых преследований евреев... К концу Средневековья евреев в Европе почти не осталось».

Но почему возникает страх перед группами меньшинств, почему на них возлагается ответственность за все беды и несчастья группы большинства или всего общества? На этот вопрос попытался ответить С. Московичи. По его мнению, это происходит потому, что любое меньшинство, даже не подозревая об этом, нарушает запреты, обязательные для каждого в том или ином обществе. Своим стилем жизни, взглядами, действиями оно бросает вызов тому, что свято для людей, среди которых живет.

В восприятии большинства членам группы меньшинства, несмотря на слабость и незащищенность, «позволено делать то, что они хотят». Но чтобы нарушать табу, они должны обладать какой-то сверхъестественной силой, какой-то тайной властью. Этой верой во всемогущество меньшинств, их способность контролировать весь мир, действовать необыкновенным образом проникнуты все концепции заговора. Кроме ненависти и презрения к меньшинству, большинство испытывает чувства подчиненности, страха и скрытой зависти.

Верящие в заговор люди говорят, что они запуганы, потеряли свои права, что их лишили их собственной страны группы «чужаков». Вот и в России в последние годы – в ситуации социального и экономического кризиса — постоянно раздаются голоса о геноциде русского народа, заговоре против русских со стороны международного сионизма и кавказской мафии, формируются общества защиты русских в России.

Даже эти немногочисленные примеры влияния последствий категоризации, межгрупповой дифференциации, атрибуции заговора на межэтнические отношения позволяют сделать вывод, что когнитивные процессы поддерживают напряженность между группами и способствуют эскалации конфликтов.

9.4. Урегулирование этнических конфликтов

Во многих странах мира уже многие десятилетия существуют службы, нацеленные на разрешение этнических конфликтов. Например, в США начиная с 50-х годов анализ этнических конфликтов организован в рамках Службы общинных отношений. В нашей стране конфликтологические аналитические центры и исследовательские группы возникли только на рубеже 90-х годов, и предметом практических усилий работающих там специалистов стали прежде всего этнические конфликты.

Сферой приложения социальных психологов должна стать работа в междисциплинарных конфликтологических службах с целью выявления эффективности тех или иных стратегий при урегулировании конфликтов разной степени интенсивности и масштабности. Обычно выделяется три основные стратегии разрешения этнических конфликтов на макроуровне: 1) применение правовых механизмов; 2) переговоры; 3) информационный путь.

Что касается первой стратегии, то программой-максимум – трудно достижимой в реальности – должно стать изменение всего законодательства в полиэтнических государствах. Но в любом случае в обществах, где привилегии между группами распределяются неравномерно (между евреями и арабами в Израиле, латышами и русскими в Латвии), должны быть предприняты усилия для внесения способствующих гармонизации межэтнических отношений изменений в социальную структуру. С психологической точки зрения очень важно разрушить социальные барьеры между группами, что обычно способствует изменению законов, общественных институтов и т.п.

Основная форма участия психологов в конфликтологической службе – организация посредничества в ведении переговоров с субъектами конфликтов. В нашей стране работа в этом направлении начата лишь в последние годы. Миротворческие миссии с участием психологов проводились в разных регионах бывшего СССР: в Приднестровье, Латвии, на Кавказе. Во многих из них наряду с [отечественными специалистами участвовали зарубежные конфликтологи, имеющие большой опыт работы в «горячих точках». Так, весьма действенной формой института посредничества оказалась российско-британская миротворческая акция, проведенная в 1991 г. на Северном Кавказе, так как в этом случае удачно совместилась «непредвзятость зарубежных специалистов, высокая степень доверия к ним со стороны непосредственных участников конфликта и основательное знание ситуации отечественными исследователями».

Когда говорят об информационном пути разрешения конфликтов, имеется в виду взаимный обмен информацией между группами с соблюдением условий, способствующих изменению ситуации. Психологи должны участвовать в выборе способов подачи информации в средствах массовой коммуникации при освещении острых конфликтов, так как даже нейтральные, с точки зрения стороннего наблюдателя, сообщения могут привести к вспышке эмоций и эскалации напряженности.

Во время армяно-азербайджанского конфликта по поводу Нагорного Карабаха обе конфликтующие стороны обвиняли московские средства массовой коммуникации в сочувствии противоположной стороне, отключали каналы Центрального телевидения бывшего СССР, запрещали распространение российских газет в своей республике (в Азербайджане – за проармянскую позицию, в Армении – за проазербайджанскую). Положение несколько стабилизировалось, когда стали передавать и публиковать «репортажи с двумя лицами» – репортажи, отражающие точку зрения двух конфликтующих сторон.

Учет психологических моментов, с одной стороны, состоит в отказе от подхода, согласно которому межэтнический конфликт лучше вообще не обсуждать в средствах массовой коммуникации, чтобы не будоражить большинство населения. Но, с другой стороны, необходимо признать ошибочной популярную среди журналистов точку зрения, согласно которой конфликты достойны внимания лишь тогда, когда они разразились и стали материалом сенсационных репортажей. Подход в освещении конфликта должен быть ориентирован на информационное содержание, а не на сенсационность, «на создание ясной и сбалансированной (по крайней мере многогранной) картины конфликта, его истоков, природы и возможных путей разрешения».

Но кроме консультаций журналистов о форме подачи информации, психологи участвуют в проектах по повышению психологической компетентности членов конфликтующих групп. Социально-психологическая информация дает представление о процессах, влияющих на межэтнические отношения, о психологическом понимании конфликта. Предоставление такой информации основано на предположении, что знакомство людей с тем, как психологические явления влияют на их восприятие и поведение по отношению к «чужакам», содействует гармонизации межэтнических отношений.

Информация о сходстве и различиях между культурами и их представителями также способствует улучшению отношений между ними. В качестве примера можно привести проект «Как прекрасно, что мы разные», осуществленный с целью смягчения напряженности между иммигрантами и местными жителями в Нидерландах. Проект включал знакомство двух общин с культурой и особенностями ментальное друг друга: в течение года в газетах и электронных средствах массовой коммуникации было помещено большое количество материалов на эти темы.

Целенаправленный показ в американских кинофильмах преуспевающего афро-американского бизнесмена или ученого вместо ленивого и грязного «ниггера» представляет собой попытку трансформировать стереотип конкретной группы. А сколько положительных черных полицейских, прокуроров и судей мы видели в американских боевиках! Белые сотрудники правоохранительных органов могут быть жестоки или коррумпированы, но среди их черных коллег отрицательных персонажей почти не встречается.

Правда, остается не до конца исследованным, насколько подобные образы влияют на содержание стереотипов, сложившихся в сознании американцев, да и само по себе изменение стереотипов не может привести к уничтожению расовой дискриминации.

Некоторые социальные психологи вообще скептически относятся к возможностям информационного пути ослабления враждебности. Так, Аронсон утверждает, что «в тех случаях, когда затронуты значимые для человека темы, информационные кампании обычно терпят неудачу, поскольку люди не склонны спокойно сидеть и воспринимать информацию, которая диссонирует с их убеждениями». В качестве примера он приводит серию радиопередач, направленных на уменьшение предубеждений к этническим меньшинствам и преподносивших информацию о них в сердечной, сочувственной манере. Однако оказалось, что слушателями передачи о «польских» американцах в основном были выходцы из Польши, об «итальянских» американцах – выходцы из Италии и т.п.

Нам осталось выяснить, какие методы урегулирования конфликтов предлагают сторонники разных психологических теорий. Мы имеем в виду именно урегулирование межгрупповых – и этнических в том числе – конфликтов, при котором происходит трансформация, т.е. перевод противоборства на иной, общественно безопасный уровень. Полное разрешение этнических конфликтов психологическими методами – утопия. К столь нерадостному заключению приходят практически все исследователи данной проблемы, какой бы теоретической ориентации они ни придерживались.

Сторонники рассмотрения межгрупповой враждебности как продукта универсальных психологических характеристик подчеркивают, что нет шансов избежать насильственного разрешения конфликта интересов, поскольку невозможно ликвидировать агрессивные склонности человека. Но и при столь пессимистических взглядах они ищут методы борьбы с деструктивными формами межгрупповых отношений. По мнению Фрейда, необходимо предпринимать попытки так изменить направление человеческой агрессии, чтобы она находила свое выражение не в виде войны. В этом может помочь установление эмоциональных связей между людьми через идентификацию, понимаемую Фрейдом как достижение общности чувств.

Несколько способов, помогающих справиться с деструктивной агрессией, предлагает Лоренц. Он утверждает, что предотвратить ее социально вредные проявления способна переориентированная агрессия, например культурно-ритуализированная форма борьбы между группами – спорт. Но самыми мощными силами, противостоящими агрессии, австрийский исследователь считает:

· личное знакомство людей разных наций, так как именно анонимность облегчает прорывы агрессивности;

· воодушевление людей одним идеалом.

Более оптимистичной выглядит концепция Адорно, так как личность авторитарного типа формируется в процессе семейной социализации, а общество способно повлиять на тип отношений между родителями и детьми. Действительно, исследования психологических причин авторитарных режимов, привлекшие внимание самых широких кругов общественности, способствовали тому, что в послевоенные годы в Европе и США произошли значительные изменения в характере семейных отношений. На смену строгости и эмоциональной сухости пришли отношения более непосредственные и свободные.

Шериф, который видел цель своих исследований в выявлении стратегий трансформации враждебных межгрупповых отношений в кооперативные, предложил простое лекарство для лечения межгрупповых конфликтов – введение имеющих равную привлекательность для обеих групп надгрупповых целей, для достижения которых им необходимо объединить усилия в ситуации взаимной зависимости.

В качестве надгрупповых целей всего человечества, способных предотвратить глобальную войну, сторонники теории реального конфликта рассматривают решение экологических задач, ликвидацию последствий стихийных бедствий, борьбу со смертельными болезнями. Но следует иметь в виду, что Шериф даже в условиях полевого эксперимента не смог добиться полного разрешения конфликта. Задачу психолога он видел не в устранении конфликта интересов, а в том, чтобы помочь людям изменить восприятие ситуации: меньше значения придавать различиям интересов и приоритетными рассматривать общие цели.

Результаты экспериментов Шерифа не помогли улучшить отношения между сверхдержавами, на что он надеялся, но способствовали разрешению актуальных в 50-е годы в США проблем этнических и расовых предубеждений:

«Полученные Шерифом результаты выглядели обнадеживающе для поборников десегрегации в студенческих общежитиях, сферах занятости и образования, и в то же время они содержали в себе предостережение против преувеличения ценности «простого общения», т.е. общения, при котором не преследуется ... достижение общих целен».

Понятия надгрупповых целей и взаимозависимости творчески использовали американские психологи во главе с Э. Аронсоном, предложившие способ улучшения межэтнических отношений в десегрегированных школах. Они работали с группами школьников, состоящими из представителей различных этнических и расовых общностей. Метод был назван техникой «составления картинки-головоломки», поскольку учебная деятельность напоминала эту игру. Материал, задаваемый учащимся, делился на всех членов группы из шести человек, каждый ученик обладал лишь «фрагментом картинки», например, один изучал историю Чили, второй – ее географию, третий – культуру. Чтобы выполнить задание, ребенок должен был не только выучить свою часть, но и, объединившись с другими членами группы, восстановить всю полученную информацию, т.е. «собрать головоломку». Иными словами, были созданы условия взаимозависимости школьников при выполнении общего задания.

Применение метода головоломки способствовало улучшению межэтнических отношений в коллективах школьников, установлению дружеских отношений между представителями разных этнических общностей. Кроме того, повышалась самооценка и успеваемость представителей групп меньшинств.

Но в широком масштабе изменить восприятие конфликтной ситуации с помощью надгрупповых целей чрезвычайно сложно. Во-первых, само обеспечение кооперативного взаимодействия конфликтующих групп сталкивается с серьезными препятствиями: пока обе общины в Северной Ирландии – и католическая, и протестантская – настаивают на раздельном обучении, программа создания единых школ просто не может быть реализована. Во-вторых, даже если удается добиться кооперативного взаимодействия двух групп, оно не всегда способствует урегулированию конфликта. По мнению сторонников теории социальной идентичности, во многих случаях сама категоризация на Мы – Они делает невозможным смягчение межгрупповой враждебности. Надгрупповые цели «срабатывают», если группы кооперируют без ущерба для групповой идентичности. Но явные межгрупповые различия могут оказаться препятствием даже для улучшения представлений о чужой группе, не говоря уже о смягчении напряженности.

Поэтому психологи школы Тэшфела основную стратегию урегулирования конфликтов видят в изменении восприятия групповых границ – смещения акцента с разделения на Мы и Они на некое общее Мы. А наиболее эффективным социально-психологическим подходом к этому они считают стимулирование трансформации межгрупповых отношений в отношения внутригрупповые через формирование более широкой – вплоть до общечеловеческой – надгрупповой идентичности. Сверхцель подобной декатегоризации – общество, лишенное культурных, расовых и других межгрупповых различий, целое общество, пораженное «цветовой слепотой».

Зададим себе вопрос, во-первых, о возможности, во-вторых, о желательности достижения такой цели. Ответ будет отрицательным в обоих случаях. Межэтническая и межкультурная гомогенность невозможна, так как многие категории, в том числе и этнос, можно уничтожить, только уничтожив всех его членов. Она нежелательна из-за возможной утраты культурных различий, обогащающих человеческое сообщество.

При урегулировании этнических конфликтов может помочь не надгрупповая идентичность, а введение дополнительных идентичностей для членов противоборствующих групп. Иными словами, используется возможность перекрещивания категорий, когда член чужой группы при одной категоризации оказывается членом своей группы при другой. В результате «наложения» категорий размываются межгрупповые границы, а вместе с ними и негативные аттитюды. Французские психологи применяли этот метод после окончания Второй мировой войны, создавая франко-германские клубы для школьников и формируя спортивные команды из представителей двух народов. Идентификация с командой оказывалась очень значимой для детей, а влияние этнической идентичности уменьшалось.

Впрочем, и эта психологическая модель урегулирования межгрупповых конфликтов далеко не всегда оказывается действенной. Успех может быть достигнут, как правило, только на тех этапах конфликта, когда он существует в восприятии сторон – до начала конфликтных действий и после их завершения.

Уменьшение выпуклости существующих социальных категорий (деления людей на «своих» и «чужих») рассматривается в качестве способа вмешательства в межгрупповые конфликты не только с позиции теории социальной идентичности, но и сторонниками гипотезы контакта, основой которой служит предположение о том, что непосредственное общение при определенных условиях способствует улучшению социальных стереотипов и разрушает предубеждения. По мнению Г. Оллпорта, редукция предубеждений происходит, если группы обладают равным статусом, имеют общие цели, требующие кооперации, и подчиняются единому своду правил.

Но даже при соблюдении большинства условий, благоприятствующих контактам, полученные эмпирическим путем результаты позволяют усомниться в том, что встречи и знакомства с представителями другой этнической группы неизбежно приведут к приписыванию им более позитивных качеств. Например, не обнаружилось позитивного сдвига в аттитюдах и стереотипах американских студентов, проведших год в Европе: в меньшей степени это проявилось по отношению к немцам и в большей степени – к французам, чьи стереотипы значительно ухудшились. Эти и подобные им данные, полученные при проверке гипотезы контакта, позволяют утверждать, что контакты, призванные преодолевать предубеждения и урегулировать конфликты, являются только возможностью, а не гарантирующим средством.

Несколько проблем, которые необходимо решить для оптимизации модели контакта, выделяет Петтигру. Представляется, что важнейшей среди них является проблема генерализации эффекта. Как правило, рассматривается позитивный эффект контакта на его непосредственных участников в конкретной ситуации, хотя следовало бы выявить его возможное влияние: а) на другие ситуации; б) на всю «чужую» группу; в) на другие, не вовлеченные в непосредственный конфликт группы.

По мнению М. Хьюстона, генерализации позитивного эффекта способствуют три аспекта контакта. Во-первых, в ситуации общения индивиды начинают признавать различия между членами чужой группы, иными словами, контакты способствуют возрастанию дифференциации межгруппового восприятия, что проявляется в увеличении воспринимаемой сложности стереоти-пизируемой группы, вариативности ее членов. Во-вторых, распространению положительных аттитюдов благоприятствует использование информации, не подтверждающей первоначальный стереотип. В-третьих, увеличение межличностных контактов с осознанием которые «пронизывают» все ее элементы и проявляются в поведении ее членов. Такой подход характерен для многочисленных попыток найти одну или несколько стержневых особенностей или измерений культуры. Проанализировав большой объем литературы, У. и К. Стефаны выделили 11 предложенных разными авторами измерений культур:

· индивидуализм/коллективизм (ориентация на индивидуальные/групповые цели);

· степень толерантности к отклонениям от принятых в культуре норм (степень «натяжения поводка» между нормами и индивидом);

· степень избегания неопределенности и, соответственно, потребности в формальных правилах;

· маскулинность/фемининность, т.е. оценка в культуре качеств, рассматриваемых стереотипными для мужчин и женщин, и степень поощрения традиционных гендерных ролей;

· оценка природы человеческого существа как «хорошей», «дурной» или «смешанной»;

· сложность культуры, степень ее дифференциации;

· эмоциональный контроль, степень допускаемой эмоциональной экспрессивности;

· близость контактов, т.е. допустимые во время общения дистанции и прикосновения;

· дистанция между индивидом и «властью», степень неравенства вышестоящих и нижестоящих;

· высокая контекстность/низкая контекстность, т.е. максимизация/минимизация различий в поведении в зависимости от ситуации;

· дихотомия человек/природа (степень господства человека над природой, его подчинения природе или жизни в гармонии с природой)

Конечно, это далеко не все измерения культур, в основу которых положены оппозиции психологического типа. Так, из анализа американских исследователей выпало различение культур по ориентации во времени (на прошлое, настоящее или будущее) и по степени предпочитаемой активности (стремление быть, становиться или делать), а также принятое в культурантропологии противопоставление культуры вины и культуры стыда.

На главную страницу

ТЕМА 10. МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИИ

Внимание! Материал темы должен быть освоен к 18.05!

10.1. Типология межнациональных конфликтов

Очень важное значение для любого конфликта представляет собой установление его принадлежности к той или иной группе конфликтов. Что же касаемо межнациональных конфликтов, то их можно типологизировать совершенно различными способами. Поэтому для рассмотрения в данной работе показаны одни из наиболее известных типологий.

Одними из первых межэтнические конфликты типологизировали Э. А. Паин и А. А. Попов. Они выделили конфликты стереотипов, т. е. ту стадию конфликта, когда этнические группы могут еще четко не осознавать причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ «недружественного соседа», «нежелательной группы». В качестве примера ученые приводили армяно-азербайджанские отношения. Действительно, социологические и этнографические исследования задолго до конфликта фиксировали взаимные негативные стереотипы армян и азербайджанцев. Другой тип конфликта Э. А. Паин и А. А. Попов назвали конфликтом идей. Характерными чертами таких конфликтов является выдвижение тех или иных притязаний. В литературе, средствах массовой информации обосновывается «историческое право» на государственность (Эстония, Литва, Грузия, Татарстан, другие республики СССР), на территорию (Армения, Азербайджан, Северная Осетия, Ингушетия). Третий тип конфликта – конфликт действий. К этому типу относятся митинги, демонстрации, пикеты, вплоть до открытых столкновений. Примерами же для вышеперечисленных типов, можно считать конфликты «крымского», «карабахского» и «прибалтийского» типа.

Что касаемо же внутренне этнотерриториальных конфликтов, то Э. Паин предлагает ранжировать их по степени вызова:

1) конфликты, возникшие в результате притязаний существовавших ранее национально-территориальных автономий на полный государственный суверенитет (к таковым на территории Российской Федерации относится только чеченский конфликт);

2) конфликты, развившиеся как следствие провозглашения этническими общинами новых национально-территориальных автономий или одностороннего повышения ими статуса существующих, но без формального притязания на создание на базе этих автономий независимых государств (подобные акции оказывались нередко лишь прелюдией к требованиям полного суверенитета, поэтому власти обычно стремятся воспрепятствовать и акциям этого типа); на такой основе развиваются конфликты между балкарским национальным движением и прокабардинскими властями Кабардино-Балкарской Республики, между лидерами различных этнических общин Карачаево-Черкессии и ее властями;

3) конфликты между соседними этническими группами или республиками, претендующими на контроль над спорными пограничными территориями (речь идет прежде всего о конфликтах между многочисленными этническими общностями Дагестана, а также споре между Северной Осетией и Ингушетией из-за Пригородного района).

Исходя из оценки событий конца 80-х – начала 90-х годов прошлого века, можно выделить следующие типы межэтнических конфликтов.

К первому типу относятся конфликты психологических стереотипов. Этого рода конфликты характеризуются значительным элементом стихийности и неуправляемости движений. Поводом для возникновения каждого очередного конфликта обычно служат слухи или неверные истолкования реальных событий. При этом действия скрытых провокаторов конфликтов обычно остаются в тени. Например, «события» в Сумгаите (1988), Фергане (1989), Новом Узене (1989) и др.

Второй тип – межэтнические конфликты идеологических концепций (или доктрин). Он содержит в себе некоторую идеологическую (теоретическую, концептуальную) конструкцию, которая может включать в себя различного рода претензии и их оправдания, высказываемые от имени «народа», «нации» (идея исторического обоснования ценности нации; оправдательная доктрина относительно «своей нации» и преимущественно осуждающая другую).

Третий тип связан со столкновением политических институтов (организаций). Политические институты (партии, политические движения, органы государственной власти, вооруженные формирования и т. п.), национальные по составу своих участников, а также по принятой фактически или даже официально идеологии, выступают в межэтнических конфликтах в качестве социальных структур, обладающих властью, влиянием и силой.

И наконец четвертый тип заключается в избрании стратегической цели этносоциального движения (автономистские, сепаратистские, этноэгалитаристские, антииммигрантские, по поводу определенных сторон культуры, религии, языка и др.).

Немного другой подход к выделению отдельных типов конфликтов представил Г. Лапидус. По его мнению конфликты делятся на:

1. Конфликты, происходящие на межгосударственном уровне (конфликт между Россией и Украиной по вопросу о Крыме).

2. Конфликты внутри государства:

2.1. Конфликты с вовлечением в них аборигенных меньшинств (например лезгин в Азербайджане и Дагестане);

2.2. Конфликты с вовлечением в них общин пришлого населения;

2.3. Конфликты с вовлечением насильственно перемещенных меньшинств (крымские татары);

2.4. Конфликты, возникающие в результате попыток пересмотра отношений между бывшими автономными республиками и правительствами государств-преемников (Абхазии в Грузии, Татарстана в России).

Конфликты, связанные с актами общинного насилия (Ош, Фергана) в Средней Азии, выведены исследователем в отдельную категорию. Здесь, по мнению Г. Лапидус, большую роль сыграл экономический, а не этнический фактор.

И наконец, если рассматривать один из наиболее полных вариантов типологии межнациональных конфликтов, то её предлогает Я. Этингер:

1. Территориальные конфликты, часто тесно связанные с воссоединением раздробленных в прошлом этносов. Их источник – внутреннее, политическое, а нередко и вооруженное столкновение между стоящими у власти правительством и каким-либо национально-освободительным движением или той или иной ирредентистской и сепаратистской группировкой, пользующейся политической и военной поддержкой соседнего государства. Классический пример - ситуация в Нагорном Карабахе и отчасти в Южной Осетии;

2. Конфликты, порожденные стремлением этнического меньшинства реализовать право на самоопределение в форме создания независимого государственного образования. Таково положение в Абхазии, отчасти в Приднестровье;

3. Конфликты, связанные с восстановлением территориальных прав депортированных народов. Спор между осетинами и ингушами из-за принадлежности Пригородного района - яркое тому свидетельство;

4. Конфликты, в основе которых лежат притязания того или иного государства на часть территории соседнего государства. Например, стремление Эстонии и Латвии присоединить к себе ряд районов Псковской области, которые, как известно, были включены в состав этих двух государств при провозглашении их независимости, а в 40-е годы перешли к РСФСР;

5. Конфликты, источниками которых служат последствия произвольных территориальных изменений, осуществляемых в советский период. Это прежде всего проблема Крыма и в потенции - территориальное урегулирование в Средней Азии;

6. Конфликты как следствие столкновений экономических интересов, когда за выступающими на поверхность национальными противоречиями в действительности стоят интересы правящих политических элит, недовольных своей долей в общегосударственном федеративном "пироге". Думается, что именно эти обстоятельства определяют взаимоотношения между Грозным и Москвой, Казанью и Москвой;

7. Конфликты, в основе которых лежат факторы исторического характера, обусловленные традициями многолетней национально-освободительной борьбы против метрополии. Например, конфронтация между Конфедерацией народов Кавказа и российскими властями;

8. Конфликты, порожденные многолетним пребыванием депортированных народов на территориях других республик. Таковы проблемы месхетинских турок в Узбекистане, чеченцев в Казахстане;

9. Конфликты, в которых за лингвистическими спорами (какой язык должен быть государственным и каков должен быть статус иных языков) часто скрываются глубокие разногласия между различными национальными общинами, как это происходит, например, в Молдове, Казахстане.

Так мы можем видеть, что типология конфликтов сложна, а значит непросты и пути выхода из них.

10.2. Причины обострения межнациональных отношений в бывшем СССР и в России

Прежде чем говорить о причинах обострения межнациональных отношений в бывшем СССР и в самой России, являющихся в настоящее время одним из главных источников социальной напряженности в стране, закономерно поставить вопрос о том, что в действительности представляли из себя находящиеся на территории СССР этнические группы, какой характер носила проводимая в стране национальная политика. Оба эти вопроса теснейшим образом взаимосвязаны, ибо ошибки в национальной политике КПСС во многом предопределили искусственный и в значительной мере насильственный процесс формирования наций и народностей в СССР. Отметим два наиболее существенных обстоятельства, обусловивших обострение национально-этнических отношений.

1) На протяжении многих десятилетий в стране происходил процесс огосударствления наций, они создавались без учета реальных потребностей и интересов людей коренной нации и национальных меньшинств. Искусственно выделялись такие административно-государственные единицы как союзные и автономные республики, национальные округа и области. Не существовало четких и ясных критериев, по мимо идеологических, которые давали бы возможность, например, провести строгое разграничение между союзными и автономными республиками. Различные национально-этнические общности в зависимости от политического и административно-территориального статуса наделялись различными правами, степенью экономической самостоятельности. Как отмечает С.Кордонский, нации были превращены в «социально-учетные группы» наряду с другими элементами государственной политики, а руководители национальных республик должны были регулярно докладывать о своих достижениях в области экономики, культуры, грамотности и других показателях. Реальный процесс развития наций подменялся социально-статистическими показателями «расцвета и сближения наций» (Кордонский С.Г. Нации как государственные институты).

Искусственное вторжение государства в процесс национальных отношений с самыми благими намерениями, за которыми скрывались идеологические догмы КПСС о создании бесклассового общества и построении коммунизма в СССР, на практике принимало форму насильственного окультуривания. Фактически такая политика означала консервацию прежнего дореволюционного уровня развития наций и отношений между различными этническими группами, хотя развивались эти отношения в новых условиях.

Таким образом, есть основания полагать, что нации в СССР рассматривались государственно-бюрократическим аппаратом управления не как подлинные этнические общности с присущими им социокультурными особенностями, различной степенью развития национального самосознания, культурной самобытностью и др., а как искусственно сформированные по идеологическим критериям социальные общности, развитие которых осуществлялось и направлялось идеологическими установками. Иными словами, национальный вопрос не был решен в СССР вопреки официально пропагандируемым лозунгам о расцвете и сближении наций. Причины этого кроются не только в авторитарно-бюрократическом стиле управления страной, но еще в том, что та модель социализма, которая существовала в СССР, не смогла удовлетворительно решить социально-экономические проблемы, связанные с обеспечением населения национально-территориальных образований высоким и стабильным уровнем жизни, устойчивым социально-экономическим ростом. Именно устойчивый социально-экономический прогресс и сопровождающий его высокий уровень и качество жизни способствовали успешному решению национально-этнических проблем в капиталистических странах на протяжении второй половины ХIХ в. и в ХХ столетии, что способствовало преобладанию интеграционистских тенденций над сепаратистскими.

«Интернационализм» как один из ведущих принципов марксистско-ленинской идеологии также сыграл отрицательную роль в проведении национальной политики. На практике он вел к нивелированию национально-этнических различий, порождая и усиливая предрассудки, предубеждения и недоверие одной нации по отношению к другой. Одним из важных свидетельств политики интернационализма и сближения наций явилось объявление русского языка в качестве единственного государственного языка, что автоматически вело к принижению роли национальных языков и культурных особенностей. Интернационализм означал вместе с тем приоритет политических и социально-экономических отношений над национально-этническими, тормозил процессы роста этнического самосознания, формирование самобытной культуры и психологии. Хотя нельзя отрицать отдельных фактов своевременного оказания помощи различным республикам, как это было, например, после землетрясения в Ташкенте в 1968 г. и в Армении в 1988 г.. В годы «перестройки», когда наметились признаки ослабления централизованной государственно-партийной власти стала формироваться первая волна националистических движений в республиках Прибалтики, «интернационализм» стал нарицательным именем, синонимом «русской империи», реальным образом врага, на который сконцентрировались националистические страсти и эмоции.

2) Второй большой круг проблем, повлиявших на обострение национально-этнических отношений в бывшем СССР, заключается в самой природе этничности; точнее порождаемых ею специфических взаимосвязях личности и этнической группы. Эта проблема никогда прежде не рассматривалась всерьез ни официальной идеологией, ни теорией марксизма-ленинизма, считающей национальные отношения в качестве вторичных, порожденных классовыми и политическими отношениями. Однако принадлежность человека к определенному классу, или социальному строю и этническая принадлежность – это явления разного порядка. Принадлежность к этносу связана с культурно-историческими истоками формированиями личности, его мировоззрения, чувствами патриотизма и любви к Родине, к окружающим его людям того же этноса. Поэтому этнические чувства и переживания, связанные с ними ценностные ориентации при определенных обстоятельствах могут возобладать над его социально-классовыми интересами, политическими установками. Подобные явления чаще всего имели место в ранних периодах истории, когда «трайбализм», принадлежность к одному роду и племени, превалировал в отношениях между различными этническими группами, еще не имевшими зрелой политической организации.

В современную эпоху этнические установки и ценности начинают преобладать в отношениях между различными социальными группами, государствами, в отношениях между личностью и обществом в тех случаях, когда социально-экономические и политические интересы людей по тем или иным причинам не могут быть удовлетворены, т.е. имеют место кризисные явления в общественной жизни. Тогда феномен этничности, имеющий глубинные корни в национальной культуре и традициях, обычаях, образе жизни людей, становится важнейшим интегрирующим фактором для людей одной национальности, сплачивает их для достижения политических и социально-экономических задач. Иными словами, этничность выступает инструментом, противостоящим социально признаваемым в данном обществе критериям социальной стратификации, такими как доход, образование, власть и другим известным фактором, влияющим на социальную позицию людей, их права и привилегии. Люди одной этнической группы объединяются на базе своих исконных этнических ценностей для того, чтобы изменить существующую социальную структуру, сложившуюся систему социальной стратификации, социального неравенства.

Среди этнографов преобладает несколько отличная, хотя в основных чертах совпадающая с социологической трактовкой, интерпретация причин обострения межэтнических отношений. Решающую роль в национально-этнических конфликтах отводят феномену национализма, который в наиболее краткой форме звучит так: «Национализм – это политический принцип, суть которого состоит в том, что политические и национальные единицы должны совпадать». Английский философ Э.Геллнер, которому принадлежит это определение национализма, уточняет, что националистические чувства вызываются как раз нарушением этого принципа. «Националистическое движение – это движение, вдохновляемое чувствами подобного рода» (Геллнер Э. Нации и национализм). В отечественной обществоведческой литературе феномену национализма, в котором видят своеобразный движущий мотор, раскручивающий межэтнические конфликты, также отводится первостепенное место.

В данном случае национализм может быть истолкован как принцип межгосударственных отношений или как инструмент борьбы за политическую независимость определенной этнической группы. Но достаточно очевидно, что ссылка на национализм многое не объясняет в отношениях между этническими группами, особенно коренной национальностью и малой национальностью, живущих в пределах единого государственного образования. Борьба, например, за свои права многих этнических групп, представляющих из себя национальные меньшинства, в США, европейских странах, странах третьего мира не затрагивают, или, по крайней мере, в незначительной степени, вопросов территориально-государственного устройства. На первом месте здесь вопросы изменения существующей системы социальной стратификации, социального неравенства: получить равные права с коренной нацией или даже добиться определенных привилегий в доступе к материальным и культурным ресурсам и ценностям. Если же перейти на межгосударственный уровень, когда в политических отношениях громко звучат националистические нотки, даже в этом случае предметом борьбы выступает не столько оформление новой этнической государственности, сколько скрывающееся за этим стремление перераспределить природные, социальные и культурные ресурсы в пользу своей этнической группы. Именно такого рода интересы этнических групп скрываются за национальными конфликтами в бывшем СССР и Российской Федерации. Отсюда и стремление к национальной независимости бывших республик и автономий СССР, поскольку это напрямую открывает путь к различным ресурсам, которые прежде находились под контролем центральной власти, партийно-государственного аппарата.

В условиях обострения социально-политического, экономического и культурного кризиса СССР этнические связи и отношения, привязывавшие личность к его историческим корням, Родине, отечеству, обычаям, традициям, родному языку, эмоциональные чувства «естественной этничности» начинают преобладать над экономическими, классовыми и политическими интересами людей. Ближайшее этническое окружение личности оказывается наиболее устойчивым и поэтому в период разгула национализма «этническое сообщество» начинает играть первостепенную роль в жизни человека. С одной стороны, идентифицируя себя с определенной этнической группой, человек чувствует себя более уверенным и защищенным, в нем обостряется чувство личной активности и заинтересованности в проблемах развития своей общности. Вместе с тем, «в период разгула националистических страстей этническое общество может поработить личность». В свою очередь это ведет в деиндивидуализации человеческой личности, открывает дорогу для проявления агрессивности, разрушительных инстинктов, которые выступают психологической основой многих межэтнических конфликтов. Старые государственные институты, социалистическая мораль и идеология перестают быть регулятором поведения человека, который руководствуется захлестнувшими его чувствами этноцентризма (моя этническая группа самая хорошая, мужественная, трудолюбивая и т.д.).

Эмпирические социологические данные, в общем подтверждают эти теоретические рассуждения, фиксируют рост «конфликтного потенциала» в массовом сознании – высокую готовность населения участвовать в конфликтах на стороне своей этнической группы.

В настоящее время межнациональные конфликты превратились в одну из самых мощных доминант социальной напряженности в России, где еще в 1992 г. насчитывалось приблизительно 70 зон потенциальных межнациональных конфликтов (Рукавишников В.О. и др. Социальная напряженность: диагноз и прогноз), некоторые из которых на данный момент привели к человеческим жертвам, а в Чечне – даже к крупномасштабным военным действиям.

Существует весьма распространенная точка зрения, что межнациональные конфликты, происходящие на территории бывшего СССР, могут с такой же интенсивностью проявиться и в межэтнических отношениях на территории России (Солодухин Ю. Грозит ли Российской Федерации участь Советского Союза?). Действительно, эти конфликты не обошли стороной и Россию, но в большей мере проявились они именно в странах ближнего зарубежья. Нельзя обойти молчанием и тот факт, что негативные последствия национальной политики КПСС больше всего сказались именно на русской нации: выполняя роль главной, ведущей нации, будучи «оплотом интернационализма» русский народ не смог в достаточной мере выработать национального самосознания, утратил многие прежние национально-культурные особенности. Процесс восстановления самобытной русской культуры начался лишь в самые последние годы, когда пресса заговорила о «русской идее» и глубинных корнях отечественной культуры.

Выполняя роль «народа-интернационалиста», Россия давала возможность проживания на своей территории представителям всех других этнических групп. В Москве, например, как и в большинстве крупных городов мира, проживают представители почти всех национальностей. Наряду с этим за пределами Российской Федерации до последнего времени проживало примерно 55 млн. чел. (сейчас цифра уменьшилась в связи с усилением миграции русского населения из бывших республик), особенно велика была доля русского населения в республиках Прибалтики, в Казахстане, Белоруссии, на Украине и др. Одна из самых актуальных проблем в связи с этим – положением русского населения в бывших республиках СССР, где, как уже отмечалось, очень сильны тенденции этноцентризма и рост националистических настроений. Можно выделить основные тенденции этих отношений.

Во-первых, это утрата прежнего достаточно высокого статуса русской нации. Правительства некоторых новых национальных государств открыто проводят политику выживания представителей русской этнической группы, лишая их политических и гражданских прав. Русским теперь приходится довольствоваться статусом национальных меньшинств, они вынуждены бороться за свои социально-экономические права, отстаивать интересы своей этнической группы в экономике, политике, культуре. Несмотря на поддержку правительства России, многие русские вынуждены мигрировать из Эстонии, Литвы, Латвии, Украины и др..

Вторая проблема связана с ростом сепаратистских тенденций на территориях России. Ряд крупных республик, таких как Башкирия, Татарстан, Якутия, Бурятия, заявили о создании собственной государственности и, не ставя вопрос о выходе из Российской Федерации, вместе с тем, проводят линию на расширение своих прав в хозяйственных, финансовых, социальных областях и внешнеэкономической деятельности. Однако высокая доля русского населения во многих республиках, его культурная интеграция с местными этническими группами, входящими в состав Российской Федерации, служит серьезным противовесом сепаратистским тенденциям.

Причины многих современных разногласий и конфликтов уходят корнями в прошлое, разжигание же новых не имеет под собой никакой логической базы. Россия всегда являлась общим домом для множества этносов, представляя собой смесь различных культур, обычаев, порядков. Неправильная национальная политика, выделяющая одни нации и принижающая другие, принудительно разделяя и объединяя различные народы, привела к остро вставшей проблеме розней. Современное же правительство своим бездействием только усугубляет социальную напряженность. Для любого этноса характерно желание выделится, индивидуализироваться, а, при подавляющем большинстве, и остаться единственным на своей территории. В стране с таким огромным числом различных национальных меньшинств необходима серьезная работа по предотвращению всевозможных попыток подавления их индивидуальности. А учитывая межгосударственный уровень общения, необходимо также следить за притеснением иностранных граждан.

10.3. Предпосылки формирования этнических конфликтов в СССР

Большинство ученых и политиков, говорящих о советской национальной политике, считают одной из главных причин кризиса советской государственности в 80-е годы ошибочное, по их мнению, решение партии большевиков и лично Ленина создавать СССР как федерацию – с огосударствлением народов и народностей бывшей Российской империи. Дескать, если бы поделили страну на губернии, без всякой национальной окраски, без каких-то «титульных наций» с их правом на самоопределение вплоть до отделения, то и не было бы никаких национальных проблем и никакого сепаратизма.

Такой взгляд блокирует само желание понять реальность. Для нас важнее не выдать оценки деятелям прошлого с высоты нашего редкостного ума и проницательности, а разобраться, почему они приняли то или иное решение. Насколько оно было принято под давлением исторических обстоятельств как меньшее зло? Какую роль сыграли в этом теоретические представления того времени? Если решение стало восприниматься как ошибочное, то можно ли его было исправить впоследствии? Такой анализ нам будет полезен, потому что подобные проблемы возникают перед нами сегодня, и будут возникать впредь до того момента, как мы выйдем на новый виток стабильного развития - вплоть до следующего кризиса.

Надежно оценить, было ли верным принятое почти сто лет тому назад решение, мы сегодня не можем - очень трудно через столько времени точно «взвесить» значение каждого фактора, который тогда приходилось принимать во внимание, а также глубину и структуру неопределенности, с которой была сопряжена любая альтернатива. Мы уже не можем вернуться в ту неопределенность, ибо мы знаем, что произошло в результате принятого решения и развития всей совокупности факторов. Конечно, было бы полезно провести мысленный эксперимент с моделированием хода событий, которые бы последовали после создания вместо СССР Советской России, поделенной на «безнациональные» губернии. Но это было бы очень дорогое исследование, и никто его оплачивать не будет. А без этого наши оценки становятся досужими домыслами.

Итак, страну собрали как Советский Союз. Исходили при этом из реальных обстоятельств, из инерции исторического развития Российской империи и из тех теоретических представлений о национально-государственном строительстве, которые были частью восприняты из российского же обществоведения, частью из западных учений (прежде всего, марксизма). «Срисовывать» образ Советской России с Франции или США никому тогда и в голову не пришло.

Так была решена главная проблема момента - закончить Гражданскую войну и снова собрать историческую Россию в одну страну. Это соответствует одному из главных правил здравого смысла - каждое поколение должно решать ту критическую задачу, что выпала на его долю. Понятно, что при такой сборке страны были заморожены и преобразованы проблемы, «посеянные» в Российской империи. Их урожай пришлось собирать будущим поколениям - в 80-е годы. В решении этих проблем наши поколения оказались несостоятельны, но об этом поговорим позже. Сейчас о том, что было «посеяно» и преобразовано большевиками.

Был «посеян» потенциал политизированной этничности, который со временем и при определенных условиях мог вырасти до непредсказуемых размеров (так оно, и вышло - никто не мог даже в середине 80-х годов предсказать, что через три года начнется война между Советской Арменией и Советским Азербайджаном).

Еще до образования СССР сама Российская Федерация представлялась как «союз определенных исторически выделившихся территорий, отличающихся как особым бытом, так и национальным составом», причем эти территории «возникли как естественный результат развития соответствующих национальностей, имея своей базой, главным образом, национальный признак» (Сталин). То есть, с самого начала государственного строительства в СССР стали возникать этнополитические территориальные образования.

Народностям и народам России были предоставлены территория и политическая (государственная) форма. Были официально закреплены имена этносов и зарегистрирована этническая (национальная) принадлежность граждан. Были созданы общественные и государственные институты, конституирующие определенную систему советской этнической «реальности». Была создана письменность для 40 языков (а с учетом диалектов - для 57). У каждого народа формировалась «национальная по форме» культура - этнографы записывали сказки и песни, археологи изучали древность, историки писали историю, литераторы по крохам собирали национальный эпос. Быстро готовилась национальная художественная интеллигенция - еще и сегодня каждый может вспомнить десятки имен. В дело были вовлечены все силы созидания народов.

Работа была неимоверно сложной. Уже привязка народностей к территориям представляла собой задачу, которая не имела удовлетворительного для всех сторон решения (красноречивый пример - Нагорный Карабах). Исторически расселение племен и народов шло на территории России, как и везде, вперемешку. Однородность, достигнутая в Западной Европе, возникла лишь в процессе «сплавления» современных наций. Поскольку в России такого сплавления не производилось, мест с «чистым» в этническом отношении населением, помимо Центральной России, Белоруссии и Украины, было очень немного.

В 1934 г. из 2443 районов, имевшихся в СССР, только 240 считались национальными. В сельсоветах только 1 из 12 мог считаться национальным. Критерию мононациональной общности на низовом уровне удовлетворяла лишь небольшая часть административных единиц. Поэтому в конце 30-х годов национальные районы и сельсоветы были ликвидированы. Этнизировать государственность оказалось возможным лишь на уровне более крупных единиц - автономных и союзных республик, которые все были многонациональными. Велась работа по объединению родственных этносов в народы. Однако эта конструктивная работа за советский период и не могла быть завершена - народности СССР находились на разной стадии этногенеза.

Но более важной, чем теоретические соображения, в принятии решения о выборе государственно-национального устройства, думаю, была историческая инерция того типа межэтнического общежития, который был принят в России еще со времен Киевской Руси. Евразийцы называли его «симфония народов». Это значит - ни этнического плавильного котла (как в США), ни ассимиляции главным народом (как в Германии), ни апартеида, как в колониях. Кстати, те русские патриоты, которые не принимают устройства Советского Союза, никогда не говорят, какая из этих реально известных альтернатив им по душе. Похоже, альтернатива этнического тигля, хотя гласно этого никто не признает.

Во время перестройки советская либеральная интеллигенция аплодировала А.Д. Сахарову и подливала масла в огонь этнического сепаратизма – разрушала СССР. Отвергая устройство Советского Союза, она, конечно, и не думала о восстановлении империи – ее идеалом была именно «федеративная демократическая республика», которую, как полагали, создало бы Временное правительство, не вмешайся большевики. Эти образованные товарищи не учитывали, что при строительстве государства и служащего ему опорой общественного строя национальные проблемы неразрывно переплетены с социальными. Не может быть демократической федерации, если при этом возникает этносоциальное неравенство, так что большинство народов становится населением внутреннего «третьего мира».

Федерация не либерально-демократическая, а советская была не просто возможна, она стала свершившимся фактом – именно потому, что накладывалась единую систему национальной и социальной политики развития и соединения народов - при сохранении их этнического лица. По мере укрепления СССР и всех союзных институтов (партии и идеологии, культуры и науки, школы, армии и правоохранительных органов, хозяйства и образа жизни) набирал силу и процесс объединения народов в большой советский народ. Одновременно и государство становилось объективно более унитарным и внутренне связанным. Эти «массивные» процессы дополнялись тщательным наблюдением за тем, чтобы этничность народов СССР не «взбунтовалась» - равновесие контролировалось с помощью всей системы экономических, административных, культурных, кадровых мер. В критических случаях применялись и репрессии, иногда кровавые (в основном против той части национальных элит, в которой обнаруживался или подозревался заговор против союзного целого).

Типичная книга, изданная Политиздатом (1967) гласит: «Социалистические нации - это такие нации, которым присуща социальная однородность в основном.., наличие государственности... В отличие от наций социально неоднородных, социалистические нации всегда имеют государственность. Она может выражаться в разных формах: как в относительно обособленном национальном государстве, так и в наличии государственных образований и их представительства в федеративных органах». Авторы в сноске резко отвергают мнение П.Г.Семенова о «денационализации» союзных республик.

И стоит ли теперь обвинять тогдашний аппарат власти в неправильном построении своего государства? В то время люди не были настолько глупыми и слепыми, чтобы не видеть тех проблем, которые мы видим сейчас. Вопрос в другом, видим ли мы сейчас те плюсы выбранного пути решения тех проблем, которые были заложены еще в Царской России. Люди, правящие в то время, наверняка, знали и понимали больше, нежели мы сейчас, о состояние государства, и перед ними стоял выбор, а что повлияло на этот выбор, идеология ли, или какие-то другие факторы, не важно. Мы не имеем права осуждать. Ведь в СССР было не все плохо, и люди были достаточно довольны. А нам стоит поучиться на примере СССР, стоит увидеть, что было верно или неверно. Ведь СССР для нас своеобразный алгоритм поведения, ведь на его примере мы можем наблюдать к чему приводят подобные действия, у нас есть возможность учится на ошибках. А учится на своих ошибках гораздо эффективнее, нежели брать пример со стран, с нами не схожих, как у нас в стране всегда делалось.

10.4. Распад СССР и этнические конфликты

Демократизация общественной жизни не могла не коснуться сферы межнациональных отношений. Годами копившиеся проблемы, которые власти долго старались не замечать проявились в резких формах сразу, как только повеяло свободой.

Первые открытые массовые выступление прошли в знак несогласия с сокращавшимся из года в год числом национальных школ и стремлением расширить сферу применения русского языка. В начале 1986 года под лозунгом лозунгами «Якутия – для якутов», «Долой русских!» состоялись студенческие демонстрации в Якутске. Попытки Горбачева ограничить влияние национальных элит вызвали еще более активные протесты в ряде республик. В декабре 1986 года в знак протеста против назначения первым секретарем ЦК Компартии Казахстана вместо Д. А. Кунаева русского Г. В. Колбина многотысячные демонстрации, перешедшие в беспорядки, состоялись в Алма-Ате. Расследование злоупотреблений властью, имевших место в Узбекистане, вызвало массовое недовольство в этой республике. Еще более активно, чем в прежние годы, зазвучали требования о воссоздании автономии крымских татар, немцев Поволжья. Зоной наиболее острых межнациональных конфликтов стало Закавказье.

В 1987 году в Нагорном Карабахе (Азербайджанская ССР) начались массовые волнения армян, составляющих большинство населения этой автономной области. Они потребовали передать Карабах в состав Армянской ССР. Обещание союзных властей «рассмотреть» этот вопрос было воспринято как согласие удовлетворить эти требования. Все это привело к расправам над армянами в Сумгаите (АзССР).

На фоне карабахского конфликта и бессилия союзных властей в мае 1988 года были созданы народные фронты в Латвии, Литве, Эстонии. Если в начале они выступали «в поддержку перестройки», то уже через несколько месяцев объявили своей конечной целью выход из состава СССР. Требование о введении родного языка в государственных и учебных заведениях звучало не только в Прибалтике, но и на Украине, в Белоруссии и Молдавии. В республиках Закавказья обострились межнациональные отношения не только между республиками, но и внутри них (грузино-абхазкий и грузино-осетинские конфликты). В Средней Азии впервые за многие годы возникла угроза проникновения извне исламского фундаментализма (возвращения к истокам). В Якутии, Татарии, Башкирии набирали силу движения, участники которых требовали предоставления этим автономным республикам прав союзных.

Выборы 1990 года ясно показали намерения союзных республик. Начался «парад суверенитетов»: 9 марта Декларацию о суверенитете принял Верховный Совет Грузии, 11 марта – Литвы, 30 марта – Эстонии, 4 мая – Латвии, 12 июня – РСФСР, 20 июня – Узбекистана, 23 июня – Молдавии, 16 июля – Украины, 27 июля – Белоруссии.

Началась разработка нового Союзного договора. Главной идеей, заложенной в проект нового договора, было положение о представлении широких прав союзным республикам, прежде всего в экономической сфере (а позже даже – обретение ими экономического суверенитета). С конца 1990 года союзные республики, обладавшие теперь большой свободой, решили действовать самостоятельно: была заключена серия двухсторонних соглашений между ними в области экономики. Часть высших руководителей Советского Союза восприняла подготовку подписания нового договора, как угрозу существованию единого государства и попыталась его предотвратить.

А попытка членов ГКЧП спасти Союз привела к прямо противоположному результату – распад единого государства ускорился. 21 августа о независимости объявили Латвия и Эстония, 24 августа – Украина, 25 августа – Белоруссия, 27 августа – Молдавия, 30 августа – Азербайджан, 31 августа – Узбекистан и Киргизия, 9 сентября – Таджикистан, 23 сентября – Армения, 27 октября – Туркмения. Скомпрометированный в августе союзный Центр оказался никому не нужен.

Теперь речь уже могла идти лишь о создании конфедерации. 5 сентября V Внеочередной съезд народных депутатов СССР фактически заявил о самороспуске и передаче властных полномочий Государственному Совету СССР в составе руководителей республик. Горбачев как глава единого государства оказался лишним. 6 сентября Госсовет признал независимость Латвии, Литвы и Эстонии. Это было началом реального развала СССР. 8 декабря в Беловежской пуще собрались президент РФ Б. Н. Ельцин, председатель Верховного Совета Украины Л. М. Кравчук и председатель Верховного Совета Белоруссии С. С. Шушкевич. Они объявили о денонсации Союзного договора 1922 года и прекращении существования СССР.

Вместо Советского Союза создавалось Содружество Независимых Государств (СНГ), объединившее первоначально 11 бывших союзных республик (без Прибалтики и Грузии).

Можно сделать такой вывод: в условиях острого кризиса союзных структур власти инициатива в политическом реформировании страны перешла к республикам. Август 1991 года поставил крест на существовании единого союзного государства.

10.5. Основные этнические конфликты на территории России и стран СНГ

Нагорный Карабах

Армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха. Подоплека армяно-азербайджанского вооруженного противостояния, начавшегося в 1988 г., сложна и многопланова. Помимо историко-культурного соперничества с элементами межнациональной розни здесь имел место и собственно территориальный спор из-за Нагорного Карабаха. Идеи национального самоопределения, взятые на вооружение с конца 80-х годов интеллигенцией и общественно-политическими объединениями (Комитет «Карабах», Армянское общенациональное движение, Народный фронт Азербайджана и др.) в Армении и Азербайджане также оказали влияние на развитие данной конфликтной ситуации. Немалую роль в разжигании конфликтной ситуации сыграли и маневры тогдашнего союзного центра, намеревавшегося ослабить и расколоть национально-освободительные движения в республиках Закавказья, сохранить их в орбите своего влияния. Наконец, завязавшаяся с 1993 г. интрига вокруг каспийской нефти и путей ее транспортировки превратилась со временем в существенную помеху, препятствующую разрешению конфликта, а также и в важный фактор геополитического соперничества в регионе.

Поскольку речь идет о незаконченной войне между Арменией и Азербайджаном – двумя независимыми государствами, признанными международным сообществом и его организациями (ООН, Совет Европы, ОБСЕ и др.), конфликт между ними относится к категории межгосударственных. Но это одновременно и государствообразующий конфликт ввиду того, что армяне Нагорного Карабаха, изменив административный и политический статус Нагорно-Карабахской автономной республики Азербайджана (НКАО), ставят своей целью создание собственной государственности: в 1992 г. они объявили себя независимым государством – Нагорно-Карабахской Республикой (НКР). В ходе боев Армия НКР установила контроль над семью прилегающими к Нагорному Карабаху азербайджанскими районами, превратив их в так называемую зону безопасности. Несмотря на то, что районы, входящие в эту зону – за исключением Лачинского и Кельбаджарского – остаются незаселенными и неосвоенными, власти НКР уклоняются от обсуждения вопроса об их освобождении, пока от Азербайджана не будут получены гарантии безопасного проживания армянского населения Нагорного Карабаха.
Хотя переговорный процесс вокруг карабахского урегулирования длится уже не первый год, подходы сторон к большинству спорных вопросов конфликта кардинальным образом различаются.

Позиция официального Баку базируется на тезисе отстаивания территориальной целостности азербайджанского государства. При этом обсуждение проблемы Нагорного Карабаха обставляется рядом предварительных - и явно неприемлемых для другой стороны – условий. Баку требует, в частности: отмены законодательных актов, меняющих статус спорной карабахской территории, которую продолжает считать своей; возвращения семи прилегающих к Нагорному Карабаху районов, оккупированных армией НКР, что составляет, по подсчетам азербайджанской стороны, 20% территории Азербайджана; разоружения и роспуска Армии НКР. Лидеры Азербайджана прилагают огромные усилия, чтобы заручиться поддержкой мирового сообщества, стремясь представить конфликт не борьбой карабахских армян за самоопределение, а агрессией Армении и захватом ею чужих земель с вытекающими отсюда международно-правовыми последствиями.

Стержнем позиции Армении является вопрос о безопасности армянского населения Нагорного Карабаха и такое решение карабахской проблемы, которое было бы приемлемо для НКР. Официально не признавая Нагорно-Карабахскую республику, армянская сторона поддерживает право НКР на самоопределение. По мнению президента Армении Роберта Кочаряна, «важно, чтобы решение карабахского конфликта было найдено его сторонами, а не навязано международным сообществом». Вместе с тем объективно Армения заинтересована в установлении мира с Азербайджаном: во-первых, это позволило бы ей наладить нормальные взаимоотношения с соседями и мировым сообществом; во-вторых, дало бы возможность подключиться к выгодным экономическим проектам, связанным, в том числе, и с транспортировкой каспийской нефти.

Лидеры НКР стремятся убедить мировую общественность в том, что «народ Карабаха» ведет национально-освободительную борьбу и потому республика должна быть признана воюющей стороной. Тем самым НКР претендует на прямое участие в переговорах по урегулированию конфликта, чему противится азербайджанская сторона.

Неурегулированность конфликта усугубляется неблагоприятным социально-экономическим фоном, политической нестабильностью во всех участвующих в конфликте государствах. Сохраняется и внутриполитическая нестабильность во всех государствах, участвующих в конфликте. 27 октября 1999 г. группа террористов расстреляла армянский парламент, в марте 2000 г. было совершено покушение на президента НКР Аркадия Гукасяна, а в Азербайджане обстановку повышенной нервозности создают слухи о проблемах со здоровьем президента Гейдара Алиева и его планы передачи власти назначенному им преемнику (на этом посту Алиев видит своего сына Ильхама). По мере того, как растет число тех, кто разочаровался в возможности решения конфликта на пути переговоров, в Азербайджане все громче заявляет о себе «партия войны». Тревожной тенденцией в этой республике становится также увеличение числа сторонников так называемых ваххабитских движений, которые представляют серьезную оппозиционную силу.

Постоянное присутствие беженцев, которых в массе своей так и не удалось возвратить в места их довоенного проживания, затрудняет восстановление подорванных войнами хозяйств. По данным Госкомстата Азербайджана, в 1998 г. в стране было зарегистрировано 233 тысячи беженцев из Армении и Узбекистана (в основном турки-месхетинцы) и 604 тысячи вынужденных переселенцев3. В Армению в 1988-1992 годах из Азербайджана переместилось 360 тысяч беженцев и вынужденных переселенцев. В обеих странах беженцы оказывают дестабилизирующее воздействие на экономику, поскольку оттягивают значительную долю государственных расходов.

Одной из наиболее болезненных проблем стала вынужденная миграция. Выезжают по преимуществу городские жители, многие из которых имеют высшее образование или являются высококлассными техническими специалистами. На миграционные настроения большое влияние оказывают такие факторы, как неурегулированность карабахского конфликта, внутриполитическая нестабильность, резкое падение жизненного уровня населения, отсутствие работы и перспективы. За последнее десятилетие из Армении уехало до полутора миллиона человек, включая и тех, кто вынужден был бежать из Азербайджана, но так и не сумел обустроиться на исторической родине. В Азербайджане практически не осталось армян. Только в Нагорном Карабахе, который Азербайджан продолжает считать своей территорией, их насчитывается около 130 тыс. Усилился отток из страны этнических азербайджанцев, а также русских. Например, в Москве и Московской области имеют регистрацию, то есть прописку, 800 тысяч азербайджанцев, а их общее число, по неофициальным данным, достигает 1-2 миллионов человек.

Но позитивным все же остается то, что переговорный процесс усилиями многочисленных посредников не прерывается. В последние годы он активизировался и проходил в формате двусторонних встреч азербайджанского и армянского президентов. Тем не менее, действенного прорыва в разрешении карабахской проблемы в ходе нескольких раундов переговоров Алиев-Кочарян добиться не удалось. По-прежнему далеки от разрешения противоречия между конфликтующими сторонами относительно таких принципиальных вопросов, как статус Нагорного Карабаха, ситуация с занятыми Армией НКР азербайджанскими территориями, положение беженцев.

Абхазия

Сложная и достаточно запутанная история отношений грузин и абхазов была усугублена действиями националистических политиков, которые в конце 80-х – начале 90-х годов искусственно раздули этнические разногласия. Двигателями конфликта стали и групповые интересы. Задолго до военной фазы грузино-абхазского противостояния активизировалось абхазское политико-идеологическое движение, в котором требования равноправия абхазской культуры и языка играли подчиненную роль, а на первый план выдвигалась идея национального самоопределения. Противоречия углубились в период президентства Звиада Гамсахурдиа (1990-1992 гг.), который взял курс на создание по этническому принципу «единой грузинской нации», что усугубило межнациональные проблемы в Грузии в целом и укрепило опасения абхазов относительно будущего своей автономии. Тем более, возник прецедент: упразднение Юго-Осетинской автономной области и создание на ее месте «Цхинвальского района».

В августе 1992 г. Э.Шеварднадзе, сместивший З.Гамсахурдиа в ходе военного переворота, попытался подчинить Абхазию силой оружия: на территорию автономии были введены части Национальной гвардии и регулярной армии Грузии и начались кровопролитные бои. Подписанное в Москве 3 сентября 1992 г. соглашение о прекращении огня не было выполнено, как и соглашение о «территориальной целостности Республики Грузия». 27 сентября 1993 г. абхазскими войсками был взят Сухуми и окончательно разгромленный грузинский десант вынужден был покинуть Абхазию. 4 апреля 1994 г. стороны подписали Заявление о мерах по политическому урегулированию грузино-абхазского конфликта. 14 мая 1994 г. было подписано соглашение об отправке в зону конфликта сил СНГ, которые в соответствии с решением Совета глав государств СНГ были размещены 23 июня 1994 г. в «зоне безопасности» на двенадцатикилометровой территории по обе стороны реки Ингури, в Гальском районе Абхазии и Зугдидском районе Грузии.

За время проведения миротворческой операции в зоне грузино-абхазского конфликта погибло 85 миротворцев, в одном только 2001 г. было зафиксировано 70 инцидентов со стрельбой, более 20 фактов покушения на людей и более 120 случаев разбойных нападений.

С 3 сентября 1992 г. грузино-абхазский конфликт находится в сфере внимания Совета Безопасности ООН. По решению последнего в зоне конфликта присутствует миротворческая миссия ООН (МООННГ), которая призвана наблюдать за соблюдением перемирия и оказывать содействие миротворческому контингенту СНГ. В 1994 г. для содействия переговорному процессу была даже учреждена «Группа друзей Генерального секретаря ООН по Грузии», в которую вошли Франция, Германия, Россия, Великобритания и США.

Несмотря на усилия региональных и международных посредников и миротворцев, политического урегулирования конфликта так и не произошло, поскольку не удалось решить ключевой вопрос – статус Абхазии и характер ее отношений с Тбилиси. Зашли в тупик и переговоры о возвращении беженцев.

Грузинская сторона настаивает на том, что данный конфликт является чисто внутренним (гражданской войной), и возражает против его трактовки как «грузино-абхазского», поскольку это узаконивает притязания абхазской стороны на особый статус. Тбилиси заинтересован в скорейшем завершении конфликта с Абхазией, поскольку сюда стали вмешиваться нефтяные интересы: обеспечение безопасности терминала в Супсе и самого нефтепровода Баку-Супса, который прокладывается неподалеку от зоны конфликта. Руководители Грузии готовы обсуждать с абхазскими лидерами статус автономии, но при выполнении предварительных условий, главное из которых - возвращение грузинских беженцев в Гальский район, который они покинули во время войны 1992-1993 гг. Их численность оценивается грузинской стороной в 200 тысяч человек10. В результате действий грузинских экстремистов из так называемого «Белого легиона», нападавших на абхазов в Гальском районе, еще 30-40 тыс. грузин бежало отсюда11. После относительной стабилизации обстановки, а также в результате принятого абхазскими властями 1 марта 1999 г. решения, позволяющего грузинским беженцам вернуться в родные места, несколько десятков тысяч (по утверждению Ардзинбы – более 60 тысяч12) беженцев вернулось в Гальский район. Из них более 97% участвовали в выборах президента Абхазии 3 октября 1999 г.

Абхазская сторона не возражает против заключения с Тбилиси договора - федеративного, конфедеративного либо союзного, но не приходится сомневаться, что это – лишь эвфемизмы для реализации идеи обособления от Грузии и создания независимого государства. Официальные лица Абхазии предлагают отношения «равного партнерства» в рамках конфедерации, на что официальный Тбилиси пока не соглашается, предпочитая обсуждать варианты федерации или «общего государства».

Южная Осетия

В ХХв. осетины оказались разделенным народом: Республика Северная Осетия в составе РФ – место жительства большей их части, а меньшая часть живет в Южной Осетии, на севере Грузии.

До конца 80-х гг. осетины, жившие в Юго-Осетинской АО Грузии (упраздненной в 1990г.), могли частично осуществлять свое право на национальное самоопределение. Но в 1989г. начался грузино-осетинский конфликт: осетины требовали укрепления своей автономии, а грузины, наоборот, стремились ее уничтожить. В результате военных действий в 1990-1992гг. погибли сотни мирных жителей, десятки тысяч грузинских и осетинских беженцев потеряли кров. К 1999г. государственный статус Южной Осетии так и остался спорным.

После завершения в 1992 году боевых действий в зоне конфликта и ввода в республику миротворческих сил СНГ, положивших конец вооруженному противостоянию с Грузией, здесь воцарилось относительное спокойствие. Миротворческий контингент СНГ и военные наблюдатели ООН осуществляют контроль за соблюдением Соглашения о принципах мирного урегулирования конфликта, подписанного Грузией и Россией 24 июня 1992 г. Но идея национального самоопределения сохраняет в Южной Осетии свою притягательность. Она проявляется и в дискуссиях по вопросу о «воссоединении Южной Осетии и России», и в принятии ряда законодательных актов. Так, 8 апреля 2001 г. на проходившем в республике референдуме была принята Конституция Республики Южная Осетия, первая статья которой гласит: «Республика Южная Осетия является независимым, суверенным, демократическим государством». Официальный Тбилиси расценил принятие конституции как «еще одно проявление сепаратизма и нежелания вести конструктивный диалог по урегулированию грузино-осетинского конфликта». Эти разногласия свидетельствуют о том, что конфликтный потенциал на этой части грузинской территории сохраняется, а значит - до урегулирования конфликта с Южной Осетией все еще далеко.А конфликт в Абхазии еще серьезнее осложняет позиции грузинского руководства.

Чечня

Суверенитет Чечено-Ингушетии был провозглашен в ноябре 1990 г., что в той специфической ситуации, в общем-то, не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Новации начались потом, когда лидер республики Д. Завгаев поставил вопрос о поднятии статуса ЧИР до уровня союзной республики. Так, на встрече с Б.Н. Ельциным в Грозном в мае 1991 г. он поставил вопрос о финансировании республики не из федерального, а из союзного бюджета. Трудно сказать, как далеко зашли бы эти игры со стороны региональной партийной номенклатуры, если бы не разгром ГКЧП в августе 1991 г., что имело своим следствием отстранение Д. Завгаева от власти и появление на его месте куда более радикальных политических сил.

В данном случае речь идет о политической элите иного рода, не входившей во властные структуры ЧИР, но получившей образование в российских вузах и претендовавшей на роль политического авангарда. Степень радикализма этих представителей национальной интеллигенции была различной, позиции некоторых из них по ходу дела менялись, тем не менее, имеет смысл выделить умеренное и радикальное крыло. Оба эти крыла обозначились еще в ноябре 1990 г., когда состоялся так называемый первый съезд чеченского народа. Этот съезд, призвав к образованию суверенной Чеченской Республики, в своих решениях слишком далеко в общем-то не пошел. Манифестом чеченского сепаратизма документы, принятые на съезде, еще не стали, его атмосфера отличалась достаточной умеренностью. Тем не менее, радикалистская позиция, ведущая к сепаратизму, была обозначена в выступлении входившего в его оргкомитет литератора З. Яндарбиева. Последний представлял образованную в феврале 1989 г. Вайнахскую демократическую партию. По поводу документов, представленных этой радикалистской партией съезду чеченского народа, интересны воспоминания Р.И. Хасбулатова: «…Кажется, в декабре 1990 года мне привезли из Грозного пухлую папку с документами ОКЧН - проекты постановлений, резолюций, указов по экономической независимости, политической самостоятельности, государственному устройству. Мне показалось, что все это я уже читал, даже неоднократно. Вспомнил, подошел к одному из своих многочисленных шкафов, взял три папки: «Литва», «Латвия» и «Эстония». Все сходится! Буквально с запятыми, даже ошибками. Только вместо слов Эстония, Литва или Латвия поставлен термин «Чеченская Республика». Наибольший эффект, однако, произвело выступление на съезде ранее никому не известного генерала Д. Дудаева, который стал обличать «имперскую» политику Россию, призывая создавать свои вооруженные силы, свое Министерство обороны, МВД и т.д..

Д. Дудаев был избран председателем исполкома Общенационального конгресса чеченского народа (ОКЧН), однако в самом исполкоме первоначально преобладали умеренные силы во главе с Заместителем Председателя исполкома Л. Умхаевым, которые выступали против намечаемого радикалами курса на конфронтацию с Россией. Подвергая осторожной критике, руководство республики во главе с Завгаевым, они, тем не менее, считали возможным сотрудничать с ним. Этого нельзя было сказать о радикалистском крыле исполкома ОКЧН, представленном активистами Вайнахской демократической партии. Как пишет Р.И. Хасбулатов, «…зимой 1990 года и весной 1991-го экстремисты развернули широкую пропагандистскую кампанию, клеймя партократов, высвечивая реальные социальные проблемы, вскрывая факты коррупции, взяточничества в руководящих партийно-административных кругах. Их организация быстро набирала сторонников, причем имела огромные финансовые ресурсы для содержания функционеров и подкупа должностных лиц».

К радикалам примкнул и сам Дудаев, уволившийся в марте 1991 г. из рядов Советской Армии и переехавший в Грозный. По оценке Р.И. Хасбулатова, «он вел примитивную, но очень активную пропаганду. Например, говорил о «золотом запасе», что чуть ли не половина его в Союзе сформирована за счет нефтяных ресурсов Чечено-Ингушетии. Подобная нелепая информация была рассчитана на не очень образованных людей, но которые, однако, помнили об извечных страданиях, преследованиях народа со стороны государственной власти. Им начинало казаться, что, действительно, все это так, как вещает Дудаев, тем более, что генерал обещает быстрое процветание республики после падения коммунистического режима и получения его полной самостоятельности. «Золотые краники, из которых будут пить верблюжье молоко». Хотя верблюдов на Кавказе никогда не разводили… (5). В июне 1991 г. национал-радикалам удалось созвать так называемый второй этап съезда чеченского народа, делегаты которого фактически были не выбраны, а подобраны по идеологическим признакам. Этот съезд объявил о низложении руководства ЧИР и переходе власти в руки ОКЧН. Одновременно было заявлено о выходе республики из СССР и РСФСР. Были созданы, таким образом, параллельные структуры власти, носители которой лишь ждали своего часа, чтобы превратить ее из номинальной в реальную. При этом, на наш взгляд, умеренное крыло ОКЧН совершило роковую ошибку: вместо того, чтобы создать параллельный Исполком ОКЧН и начать борьбу за массы, его представители просто вышли из вновь избранного Исполкома, объявив о принципиальном несогласии с принятыми политическими решениями.

Звездный час радикального сепаратизма наступил после событий 19-21 августа 1991 года в Москве, когда союзный центр как таковой практически рухнул. В Чечне это обернулось ликвидацией структур КПСС и возникновением вакуума власти, который и был заполнен вышеупомянутыми властными структурами ОКЧН. Развязка наступила в ноябре 1991 г., когда непродуманный, по сути авантюристический Указ Б.Н. Ельцина о введении в Чечене чрезвычайного положения, как и следовало ожидать, не был реализован. Самое главное другое: он перетянул на сторону Дудаева последних сомневающихся, утвердив линию национал-радикализма в качестве господствующей идеологии. Все федеральные органы исполнительной, судебной и прочей власти в Чечне были ликвидированы, контроль со стороны федеральной власти под территорией Чечни был фактически потерян. Это означает, что де-факто Чечня превратилась в независимое государство, оставаясь юридически непризнанной как Россией, так и другими государствами.

Эйфория от этого события в Чечне была столь велика, с независимым статусом республики связывались столь радужные надежды, что на протяжении трех лет дудаевского правления в Чечне не нашлось ни одной политической силы, которая осмелилась бы выдвинуть иную альтернативу – возвращение Чечни в лоно Российской Федерации.

10.6. Возможные пути урегулирования противоречий

Межнациональные конфликты это одни из тех видов конфликтов, для которых невозможно найти стандартного подхода или пути решения, так как для каждого из них существует своя особенность, основа. Мировой опыт показывает, что такие ситуации лучше урегулировать только мирными способами. Так к наиболее известным из них относятся:

1. деконсолидация ( разъединение) сил, участвующих в конфликте, которая, как правило, достигается с помощью системы мер, которые позволяют отсечь (например, путем дискредитации в глазах общественности) наиболее радикальные элементы или группы и поддержать силы, склонные к компромиссам, переговорам.

2. прерыв конфликта - способ, который позволяет расширить действие прагматических подходов к его регулированию, и в результате которого меняется эмоциональный фон конфликта, снижается накал страстей.

3. переговорный процесс – способ, для которого существует особые правила. Для того чтобы добиться в нём успеха, необходима прагматизация переговоров, которая состоит в разделении глобальной цели на ряд последовательных задач. Обычно стороны бывают готовы заключить договоренности по жизненно важным потребностям, по поводу которых и устанавливается перемирие: для захоронения погибших, обмена пленными. Затем переходят к наиболее актуальным экономическим, социальным вопросам. Политические вопросы, особенно имеющие символическое значение, откладывают и решают в последнюю очередь. Переговоры должны вестись таким образом, чтобы каждая сторона стремилась найти удовлетворительные ходы не только для себя, но и для партнера. Как говорят конфликтологи, надо сменить модель «выигрыш – проигрыш» на модель «выигрыш – выигрыш». Каждый шаг в переговорном процессе следует закреплять документально.

4. участие в переговорах посредников или медиаторов. В особо сложных ситуациях подтверждение законности договоренностям придает участие представителей международных организаций.

Урегулирование конфликтов – это всегда сложный процесс, граничащий с искусством. Намного важнее не допускать развития событий, приводящих к конфликтам. Сумма усилий в этом направлении определяется как предупреждение конфликтов. В процессе их регулирования этносоциологи и политологи выступают экспертами для выявления и проверки гипотез о причинах конфликта, для оценки «движущих сил», массовости участия групп при том или другом варианте развития событий, для оценки последствий принимаемых решений.

Переговоры о статусе самоопределяющихся территорий в Закавказье должны принимать во внимание объективные обстоятельства: здесь в ходе прошедших в начале 90-х годов войн изменился этнический баланс; Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах далеко продвинулись по пути реализации идеи национального самоопределения. Вернуть политическую ситуацию здесь в довоенное состояние без масштабного кровопролития едва ли возможно. Потребуется длительный долгосрочный переговорный процесс, в ходе которого механизмы достижения мира должны будут соизмеряться с имеющимися ресурсами и возможностями. Но вот предотвратить насильственные формы межэтнического противостояния в регионе, обеспечить безопасное возвращение беженцев в места их проживания – задача вполне решаемая. И здесь может быть задействован и миротворческий потенциал России, и опыт международных организаций по развертыванию гуманитарных миссий. В таком партнерстве с Россией заинтересован и Запад: наше государство стабильно сохраняет свое присутствие на Кавказе и оно обладает многолетним опытом в содействии разрешению на постсоветском пространстве конфликтов, порождающих серьезные угрозы и вызовы международной безопасности.

Нужно время, чтобы стороны избавились от инерции конфронтационного мышления, перешли от категорического неприятия позиций оппонента к их пониманию, к диалогу, основанному на осознании возможностей альтернативных решений и взаимных компромиссов. Прежде чем начать переговоры о таких принципиальных вопросах, как статус, разграничение полномочий, компенсация за нанесенный ущерб и пр., важно привить сторонам идеи диалога, доверия, гласности. Этому способствует знание сторон друг о друге, взаимная информация о позициях и выдвигаемых требованиях.

Переговорный процесс сдвинется с «мертвой точки» только в том случае, если стороны начнут слушать друг друга и попытаются пойти хотя бы на минимальные уступки. Если вспомнить, предположим, палестино-израильские мирные переговоры, то здесь в основу мирного соглашения и взаимного признания Израиля и ООП лег компромисс, который стороны смогли достичь (при посредничестве нейтральной, негосударственной и неправительственной «третьей стороны») в результате реальных взаимных уступок, в том числе и территориальных.

Есть немало примеров в мире, когда в рамках формально единого государства десятилетиями отдельные территории (свободно ассоциированные либо кондоминиумы и пр.) живут по своим законам. Но де-факто – это независимые государства, не желающие по тем или иным причинам порывать с «метрополией». Такой путь решения территориальных или этнических споров оправдывает себя, по меньшей мере, на переходный период – до того, как стороны решаться на подписание мирного договора.

Обращает на себя внимание и опыт урегулирования конфликта в Таджикистане, поскольку в нем была широко задействована общественная дипломатия. Этот, по существу, первый на постсоветском пространстве опыт культуры диалога создал условия для вовлечения в процесс национального согласия и государственного строительства максимально широкого числа представителей общественных организаций, неправительственных объединений - важных институтов гражданского общества.

Международный опыт постконфликтного строительства также дает немало примеров успешного использования различных факторов, которые могут способствовать приближению общества, находившегося в состоянии конфликта, к мирной жизни. Это – развитие местного самоуправления, предоставление национальным общинам квот в парламенте, поощрение неправительственных организаций, развитие культурной автономии (образования, искусства, языковой политики), запуск новых социально-экономических программ. Один из возможных выходов из существующих в регионе конфликтных ситуаций состоит в том, чтобы этническим группам было предоставлено право на беспрепятственное развитие своей культуры, языка, разрешение экологических проблем.

Действенным путем достижения устойчивой стабильности в Закавказье явилось бы последовательное соблюдение базовых международно-правовых принципов: взаимное уважение суверенитета и территориальной целостности; невмешательство во внутренние дела; недопустимость изменения сложившихся интересов и стратегических балансов, в том числе за счет увеличения военно-политического влияния со стороны НАТО.

Итак, проблемы разрешения и предотвращения конфликтов не решаются силой оружия. Они требуют гибкого сочетания политико-дипломатических и экономических средств. Игнорирование интересов ближайших соседей и ставка исключительно на внешние силы, которые одни только якобы и способны разрешить противоречия, – глубоко ошибочны. Также ошибочна надежда на то, что силой можно заставить оппонента признать свою правоту. Все это не принесет в регион ни долгожданную безопасность, ни устойчивого мира.

Очевидно также, что никакой внешний нажим не заставит противоборствующие стороны пойти на уступки, которые будут угрожать их жизненным интересам. Для Грузии – это вопрос о статусе Абхазии и характере отношений последней с Тбилиси. Для Армении и Нагорно-Карабахской Республики – это безопасное проживание армян на территории карабахского анклава и снятие экономической блокады. Для Азербайджана – это решение вопроса о статусе самопровозглашенной Нагорно-Карабахской Республики, отделившейся от Азербайджана и считающей себя независимым государством; возвращение своих территорий, захваченных в ходе боев и остающихся под армянским контролем. Все государства Закавказья заинтересованы в скорейшем решении проблемы беженцев.

Многие аспекты мирового опыта решения конфликтных проблем уникальны. Однако они применимы только к определенному, конкретному случаю, поскольку проблемы самоопределения – а они-то и лежат в основе всех конфликтных ситуаций на Кавказе – не поддаются решению на прецедентной основе. Каждый из конфликтов в рассматриваемом регионе имеет сложный внутренний характер. Для их решения нет единого сценария. Невозможно отыскать магическую формулу, с помощью которой мгновенно удалось бы преодолеть разногласия. Иностранный опыт и предлагаемые модели могут в лучшем случае стать источником вдохновения для поисков приемлемого пути решения конфликта. Дело самих сторон – разрабатывать их.

В практической деятельности людей особое значение имеет прогнозирование этнических конфликтов. Для этого необходимо выявить факторы, способные перевести латентные конфликты в открытые или усилить (эскалировать) вялотекущие этнические конфликты. Такие факторы называются конфликтогенными. Потребности общества заключаются, прежде всего, в том, чтобы конфликтология дала прогнозы этнических конфликтов, выявила конфликтогенные факторы на определенной территории. Так в России конфликтогенные факторы в сфере межэтнических отношений можно выявить на Ставрополье и шире – на Северном Кавказе, поскольку события последних лет свидетельствуют, что процессы на Северном Кавказе составляют единое целое.

ПЕРВОЕ. Одним из важнейших конфликтогенных факторов в сфере этнических отношений, как отмечалось выше, является борьба этнических групп за овладение ресурсами, из которых важнейшим является земля. В условиях Ставрополья и всего Северного Кавказа борьба за овладение землёй на этапе формирования частной собственности на землю может принять, особенно в восточных и южных районах края, насыщенных переселенцами из республик Северного Кавказа и Закавказья, характер острого межэтнического конфликта. Особенно мощным конфликтогенным фактором может выступить введение свободной купли продажи земли, в результате чего земля из средства производства (в этом случае её конфликтогенное значение гораздо меньше) может превратиться в средство накопления (т.е. хранения вложенных в неё капиталов) и предмет откровенной спекуляции. А это, в свою очередь, может вызвать мощный всплеск этнической напряженности, сущностью которой станет выяснение исторического права того или иного этноса на владение землей.

ВТОРОЕ. В условиях перехода к рыночным отношениям каждая из этнических групп, проживающих в крае и на Северном Кавказе, будет стремиться к формированию в рамках этой группы слоя предпринимателей. С учётом этого, а также того, что формирование предпринимательского слоя идёт в настоящее время на основе торгового, а не промышленного капитала и наблюдается интенсивное экономическое расслоение, можно предполагать, что различные этнические группы будут весьма ревностно наблюдать за этими процессами. Выше уже отмечалось, что ориентация определенных этнических групп на конкретные виды производства и трудовой деятельности вообще – закономерный наблюдающийся во всём мире процесс. Однако, поскольку в советский период некоторые виды трудовой деятельности приобрели явно криминальный оттенок (торговля, общественное питание, отдельные виды обслуживания населения), общественное сознание с большим недоверием относится к этническим группам, традиционно, иногда в течение столетий ориентирующимся на эти виды деятельности. Тем более обостренно будет восприниматься процесс становления класса предпринимателей именно в этих сферах и этих этнических группах. Вполне вероятны конфликты с этнической окраской, имевшиеся в прошлом в теневом бизнесе – теперь уже в легальном бизнесе, особенно в борьбе за сферы влияния. Это в свою очередь будет провоцировать острое неприятие данных этнических групп со стороны других национальностей.

ТРЕТЬЕ. Весьма неоднозначное влияние на этнические процессы на Северном Кавказе и Ставрополье оказывает и будет оказывать миграция. Мировая практика свидетельствует, что миграция сама по себе содержит значительный конфликтогенный потенциал; но он особенно велик, когда миграция осуществляется как результат этнических конфликтов или их угрозы. Беженцы из «горячих точек» распространяют сведения об ужасающих зверствах каждой из сторон; зачастую невозможно выяснить, что из этих описаний является подлинным, а что вымышленным или слухами. Для России и Ставропольского края дополнительной проблемой является сложный этнический состав миграционного потока. Вопреки распространённому мнению, на территорию России мигрируют из конфликтогенных зон не только русские, но и другие национальности, причём некоторые из них имеют собственные национально-государственные образования. Так, за 1992 год – первую половину 1993 года около половины беженцев и вынужденных переселенцев, прибывших даже в Красноярский край, являются не этническими русскими. Ситуация последних лет, вызванная новым обострением конфликта в Чечне, в целом не изменила картину происходящего, поток не русских эмигрантов ни сколько не уменьшился. Тем более это характерно для Ставрополья. В результате мощного миграционного потока в этот регион в некоторых районах края создаётся критическая нагрузка на инфраструктуру (школы, больницы, транспорт, сфера обслуживания), обостряется ресурсная проблема. В случае, когда среди мигрантов на территорию края значительна доля лиц тех национальностей, которые имеют собственную государственность либо на территории России, либо на территории бывшего СССР, это вызывает непонимание среди местного населения, испытывающего неудобства из-за притока беженцев. Ограничительные меры не дают в данном случае желаемых результатов; так, в 1992 году каждый третий мигрант проживал в крае без прописки, в наше время ситуация не на много лучше, это создаёт благоприятные условия для различного рода злоупотреблений, а это в свою очередь выступает как вторичный конфликтогенный фактор в межэтнических отношениях. Поэтому необходимо признать, что, несмотря на различные ограничительные меры, Ставропольский край будет выступать привлекательным объектом для беженцев и вынужденных переселенцев.

ЧЕТВЕРТОЕ. Хотя территориальные проблемы являются в мировой практике этнических конфликтов наиболее острыми, для Ставропольского края этот вопрос не является самым актуальным, однако для Северного Кавказа данная проблема существует. Это, прежде всего проблема Чечни, а также вопрос о ногайской государственности. В Чеченской республике существуют силы, которые желают сделать её независимым государством, что в принципе ни как не увязывается с территориальной политикой РФ. Отсюда неизбежно следует конфликт, который мы до сих пор наблюдаем. Проблема ногайской государственности не столь актуальна сейчас как 7-8 лет назад, однако хотелось бы упомянуть и о ней. Разумеется, стремление ногайского этноса к формированию собственной государственности вполне объяснимо и закономерно. Однако реализация этого стремления в нынешних условиях имеет ряд осложняющихся факторов. Главный из них – ногайская государственность не может сложиться только в пределах одного субъекта Российской Федерации, так как ногайцы компактно проживают на территории Ставропольского края, Дагестана, Чечни, а также в отдельных районах Карачаево-Черкесии. Уже одно это создаёт значительный конфликтогенный потенциал в регионе.

10.7. Пути формирования устойчивого развития стран СНГ

В настоящее время во всех старых «горячих точках» Закавказья – в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии - широкомасштабные боевые действия прекращены. В Нагорном Карабахе подписанное армянской и азербайджанской сторонами 16 мая 1994 г. Бишкекское соглашение о прекращении огня в целом соблюдается. В Абхазии и Южной Осетии миротворческие контингенты СНГ ввели в действие соглашения о прекращении огня и с тех пор они контролируются военными наблюдателями ООН. Во всех перечисленных конфликтах стороны удалось усадить за стол переговоров. Так, ведется прямой армяно-азербайджанский диалог относительно урегулирования карабахской проблемы. Налажены грузино-абхазские контакты после некоторого дипломатического затишья, последовавшего за встречей Эдуарда Шеварднадзе и Владислава Ардзинбы в 2000 г. Тем не менее, сохраняется потенциальная угроза возобновления «замороженных» конфликтов – между Арменией и Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха, в Южной Осетии и на линии грузино-абхазского вооруженного противостояния.

В целом современную ситуацию на Северном Кавказе можно охарактеризовать как сохраняющийся на протяжении длительного периода острый этнополитический кризис. Именно поэтому актуализированные конфликты, могут быть поняты лишь в контексте широких политических преобразований, происходивших в советском обществе и в России. Следовательно, и пути его разрешения нужно искать не просто во взаимоотношениях между народами, а в связи с более широкими задачами российской политики вообще и национальной политики.

Утверждение, что распад СССР предотвратил распространение пламени этнических и региональных войн, очаги которых начали раздувать националистические и пробуржуазные клики во время горбачевской «перестройки», противоречит любому честному рассмотрению реальных фактов истории. Равным образом кончина СССР не привела к решению ни одной жизненно важной экономической проблемы, стоявшей перед республиками бывшего Советского Союза. 10 лет, которые прошли под знаменем капиталистических реформ, могут быть с полным правом охарактеризованы как период беспрецедентного социально-экономического упадка, культурного одичания и бытовой деградации, роста нищеты, болезней и преступности.

Если брать межнациональные отношения, то по данным российского исследователя Владимира Мукомеля начиная с конца 1980-х годов на территории бывшего Союза произошло более ста вооруженных конфликтов, которые носили признаки межгосударственной, межэтнической или межконфессиональной конфронтации. В районах, подвергшихся столкновениям, погромам и этническим чисткам, проживало не менее 10 млн человек, а численность убитых в этнополитических и региональных конфликтах (за исключением Чечни) на постсоветском пространстве составила около 100 тыс. человек. По другим данным, в межнациональных конфликтах на территории бывшего СССР только за последние пять лет погибло более 600 тыс. человек. Самый весомый «вклад» в этот черный список внесли первая и вторая Чеченские войны, унесшие жизни десятков тысяч людей. Тысячи мирных граждан гибли под бомбами и пулями российской армии. При одном штурме Грозного федеральными войсками зимой 1994-95 годов погибло более 30 тыс. человек. Мирное население также страдало и продолжает страдать от насилия и грабежей, идущих с обеих сторон конфликта – как со стороны «федералов», так и исламских сепаратистов. Помимо массовых убийств, последствия распада СССР привели к огромному потоку беженцев из бывших союзных республик. В результате распада СССР около 75 млн бывших советских граждан оказалось «за границей». Миллионы людей разных национальностей, которые в советские времена съезжались в союзные республики, чтобы строить заводы, развивать сельское хозяйство и поднимать культуру, были вынуждены покинуть свои дома и возвращаться туда, откуда они приехали много лет назад, или же пытаться эмигрировать на Запад.

Факт огромного социального упадка на постсоветском пространстве давно уже невозможно стало скрывать путем ссылок на существование «позитивных» тенденций, которые, если и существуют, затрагивают только мизерный процент населения. Потерпев ряд сокрушительных поражений, рабочий класс, однако, продолжает оставаться единственной социальной и исторической силой, способной уберечь человечество от новых катастроф, к которым влечет мировой империализм. Крушение Советского Союза не привело к появлению на его руинах жизнеспособных буржуазно-капиталистических режимов. Равным образом мировой капитализм в целом не вступил после 1991 года в эпоху новой экономической стабильности и геополитического равновесия. Напротив, уход СССР с мировой арены еще глубже обострил все старые противоречия мировой капиталистической системы. Три крупнейших войны за последние десятилетие, которые проводились западными правительствами под эгидой США – в Ираке в 1991-м году, в Югославии в 1999-м и сейчас в Афганистане – являются самым наглядным тому доказательством.

Спустя 10 лет после распада Советского Союза трудящиеся массы бывшего СССР и всего мира могут с гораздо большей глубиной понимать, что было ими потеряно в 1991 году, и вследствие чего эта трагедия стала возможной. Возрождения СССР в том виде, каким он был в 1980-е годы, уже не бывать. Если ему суждено вновь появиться на мировой арене, то он будет напоминать тот добровольный союз рабочих республик, который родился в 1922 году в качестве открытой федерации Социалистических Штатов Европы, Азии и всего мира. Эта перспектива полностью сохраняет свою жизненность по сей день.

Испокон веков в обществе существуют конфликты. В зарубежной социологии ХХ века доминирует точка зрения, что конфликт является неизбежным явлением в истории человеческого общества и стимулом социального развития. Существуют различные формы социальных конфликтов: классовый, религиозный, расовый, межгосударственный и др. Этнический или национальный конфликт – одна из разновидностей социальных конфликтов. Всякий конфликт без сомнения вызывается рядом причин, этнополитический конфликт – не исключение.

Причиной разгарания этнического конфликта может стать посягательство на территорию проживания этноса, стремление этносов выходить из-под «имперского обруча» и создавать независимые территориально-государственные образования. Социально-экономические проблемы также пагубно влияют на межнациональные отношения. Борьба за природные ресурсы, приоритеты в трудовой деятельности, социальные гарантии – всё это вызывает этнические стычки, которые в дальнейшем перерастают в крупномасштабный конфликт. Экономический кризис, когда люди порой не могут удовлетворить своих самых необходимых потребностей, приводит к изменению внутреннего, душевного состояния людей. Люди, находящиеся в состоянии фрустрации – подавленности, тревоги и растерянности в результате потери перспективы исторического развития, обесценения стимулов созидательной деятельности, в поиске разрешения своих проблем всегда обращаются к другим людям, и, прежде всего к тем, кто ближе по духу, привычкам и характеру, а значит, к представителям своего этноса. Вместе они начинают искать виновника все бед, и зачастую им оказывается другой этнос. Начинает действовать архаическая установка, делящая всех на своих и чужих, что в конечном итоге приводит к конфликту. Иногда межконфессиональные противоречия стимулируют рост негативных отношений между этносами. Часто это происходит в связи с тем, что те массы людей, которые заполняют сегодня храмы всех конфессий, не являются подлинно религиозными людьми, как это подразумевается в общественной мысли. Они приходят в церкви, совершают религиозные обряды, руководствуясь не только религиозными чувствами, но и соображениями этнической идентификации: русский, грек, грузин – это православный, азербайджанец или чеченец – значит, мусульманин, поляк или литовец – католик, еврей – иудей, калмык – буддист и т.д. Это говорит о том, что религия является одним из важнейших факторов способных вызвать этнический конфликт.

В наше время, наряду с вышеперечисленными причинами межэтнических конфликтов, появилась новая – средства массовой информации. Фокусируя внимание в освещении межнациональных отношений лишь на фактах из конфликтных регионов, СМИ фактически невольно разжигают межнациональные страсти.

Прогнозирование, предупреждение и разрешение этнических конфликтов – важная задача современной науки. Регулирование конфликтов на этнической основе, поиск взаимопонимания сторон затрудняется рядом факторов, к которым следует отнести следующие:

Конфликтующие этнические группы существенно различаются по культурным характеристикам (язык, религия, образ жизни);

Конфликтующие этнические группы существенно отличаются по социально-политическому статусу;

На территории проживания одного из этносов за исторически короткий срок существенно меняется этнодемографическая ситуация (значительный прирост потока мигрантов, за которыми местное население закрепляет обозначение «оккупанты», «колонизаторы» и пр.);

Наличие внешних по отношению к конфликтующим сторонам сил, заинтересованных в продолжении конфликта;

Конфликтующие стороны сформировали устойчивые негативные стереотипы по отношению друг к другу.

Но, несмотря на это, наука и общественность находят способы регулирования этнических конфликтов, а в сегодняшнее время, когда большинство россиян по-прежнему опасается развала российского государства в результате межнациональных конфликтов, это весьма значимо.

Вот к таким выводам я пришла, по окончанию своей работы. Я изучила большое количество материала по данной теме, и проанализировала его. И думаю, что мои выводы вполне можно использовать как своеобразное учебное пособие для каждого из нас.

На главную страницу

ЛИТЕРАТУРА К ЛЕКЦИОННОМУ КУРСУ ПО ЭТНОПОЛИТОЛОГИИ

ОСНОВНАЯ

Книги, монографии, учебные пособия

1. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология. В 2-х частях. Ставрополь, 1996.

2. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология. М., 1998.

3. Аршба О.И. Этнополитические конфликты и геополитические факторы. М., 1998.

4. Байкальская Сибирь: фрагменты социокультурной карты. Этнополитическая ситуация в Байкальском регионе: мониторинг и анализ. Исследования и материала. Выпуск 4. / сост. М.Я. Рожанский. – Иркутск, 2002

5. Денисова Г.С., Радовель М.Р. Этносоциология. Р-на-Д., 2000.

6. Здравомыслов А.Г. Социальный конфликт. М., 1994.

7. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997.

8. Калхун К. Национализм / пер. А. Смирнова. – М., 2006

9. Косолапов Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. М., 1994.

10. Котанджян Г.К. Этнополитология консенсуса-конфликта. М., 1992.

11. Кучуков М.М. Национальное самосознание. Вопросы теории и истории. Автореф. на соиск. степени докт.филос.наук. Ростов-на-Дону, 1994.

12. Кучуков М.М. Национальное самосознание и межнациональные отношения. Нальчик, 1992.

13. Методы сбора информации в социологических исследованиях в 2-х книгах. М., 1990

14. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений. СПб., 1999

15. Серио П. Этнос и демос: дискурсивное построение коллективной идентичности // Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб., 1995.

16. Сусоколов А.А. Структурные факторы самоорганизации этноса // Расы и народы. М., 1990.

17. Сусоколов А.А. Русский этнос в ХХ в.: этапы кризиса экстенсивной культуры// Мир России. 1994, № 2.

18. Татунц С.А. Этносоциология: Учеб. пособие. М., 1999.

19. Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в Российской Федерации. М., 1997.

20. Тишков В.А. Этнология и политика. М., 2001

21. Хунагов Р.Д. Политическая субъектность. -2-е изд. Ростов-на-Дону, 2007.

22. Этничность и власть в полиэтнических государствах. М., 1994.

23. Этнополитический конфликт: пути трансформации. Настольная книга Бергхофского центра / пер. с англ.; ред. В. Тишков, М. Устинова. – М., 2007.

Периодика

1. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Этносоциология: пройденные и новые горизонты // Социс. – 2000. - №1

2. Балджи Б. Судьбы шиизма в постсоветском Азербайджане // Этнографическое обозрение. 2006. – №4

3. Биндюков С. Политическая составляющая эпохи глобализации и Россия // Диалог. – 2003. – №1

4. Бобровников В.О. Этнография ислама на Кавказе // Этнографическое обозрение. 2006. – №4

5. Борисова О.В. Категория этничности как эпистемологический феномен // Общественные науки и современность. – 2003. – №6

6. Бузгалин А. Политические течения. Альтерглобализм: мир и Россия в поисках позитивной альтернативы неолиберальной империи // Политический класс. – 2005. – №8

7. Бутовская М.Л., Мабула А. Дети-хадза: успешность адаптации в многоэтничных коллективах сверстников // Этнографическое обозрение. 2007. – №2

8. Вайсборд В. Фундаментализм и насилие: политическое насилие и политическая религия в современном конфликте // Междунардный журнал социальных наук. – 2003. – №41

9. Владыкина Э. Национальное образование евреев Дальнего востока: история и современность // Alma mater. – 2006. – №7

10. Гадбрахманова Г.Ф. Этничность и миграция: становление исследовательских подходов в отечественной этносоциологии // Социс. – 2007. – №1

11. Галецкий В. Россия в контексте вызовов демографической глобализации // Знамя. – 2007. – №4

12. Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. – М.: 1990, 2007.

13. Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Этнические группы трудящихся мигрантов и принимающее общество: взаимодействие, напряженность, конфликты // Социс. – 2006. – №9

14. Дубсон Б.И. Социально-профессиональный статус русскоязычных иммигрантов в Израиле // Социс. – 2007. – №4

15. Иванов В.Н., Жарников А.Б. Этносоциология // Социс. – 2007. – №4

16. Зюганов Г. Геополитика в эпоху глобализации // Наш современник. – 2002. – №10

17. Каргалова М.В. От социальной идеи к социальной интеграции. Становление социальной политики Европейского Союза // Новая и новейшая история. – 2001. – №6

18. Константинова Л.В. Социальная политика: штрихи к социологической концепции // Социс. – 2005. – №2

19. Косолапов Н. Круговорот насилия в социальных структурах // Мировая экономика и международные отношения. 2004. – №3

20. Крылова И. Россия в условиях глобализации // Диалог. – 2004. – №7

21. Кулаковский Р. Сибирская стратегия: дефицит политики? // Политический класс. – 2006. – №11

22. Ларин В. Тихоокеанская политика России в начале 21 века // Свободная мысль. – 2007. – №2

23. Лопата П. Глобализм – главная угроза безопасности России и мира // Диалог. – 2004. – №2

24. Малышев А. Сибирская идея // Политический класс. – 2005. – №5

25. Маркова Ю.В. Социальная реальность социологического дискурса // Социс. – 2007. – №1

26. Маркус Д. О социокультурной антропологии США, ее проблемах и перспективах // Этнографическое обозрение. 2005. – №4

27. Мацузато К., Ибрагимов М.Р. Тарикат, этничность и политика в Дагестане // Этнографическое обозрение. 2006. – №4

28. Миронов Б.Н. Еврейская диаспора в России (по материалам всероссийской переписи 2002 г.) // Социс. – 2007. – №5

29. Назарова Е.А. Особенности миграционных процессов в южных регионах России // Социс. – 2006. – №6

30. Овчинский В. Мафия 21 века: сделано в Китае // Россия в глобальной политике. – 2006 – №4

31. Павлинская Л.Р. Рецензии на: Современное положение и перспективы развития малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего востока: независимый экспертный доклад // Этнографическое обозрение. – 2005. – №10

32. Петрова Ю. Стратегия укрепления территорий. // Континент-Сибирь. 2006. – № 42.

33. Петрова Е.В. Этносоциальная стратификация в Бурятии (особенности и специфика) // Социс. – 2007. – №2

34. Попков Ю.В., Костюк В.Г., Тюгашев Е.А. Народы Сибири в социокультурном пространстве Евразии: ценностные предпочтения и межэтнические установки // Социс. – 2007. – №5

35. Потапчук Е.Ю. Пятый элемент // Полис. – 2006. – №5

36. Ракитянский Н.М. Россия и вызовы глобализации // Социс. – 2002. – №4

37. Роднов М.И. Административный ресурс в этнографических исследованиях // Этнографическое обозрение. 2004. – №6

38. Розин В.М. Диалог культур в глобализирующемся мире // Вопросы философии. – 2007. – №6

39. Романов И.А. Особенности государственного регулирования миграции на Дальнем востоке // Социс. – 2004. – №11

40. Саар Э.А., Казюля М.П. Неэстонцы в современной Эстонии: перемены в жизни. // Социс. – 2006. – №6

41. Савоскул С.С. Несколько заметок об истории и современном развитии отечественной этнологии и антропологии // Отечественная история. – 2006. – №2

42. Садков В., Кузнецова О. О модели социального партнерства в современной России // Общество и экономика. – 2007. – №4

43. Севастьянов А. Соловей русского национализма // Политический класс. – 2007. – №2

44. Семенов Ю.И. Этнополитолоия: трудный путь становления новой научной дисциплины (размышления над книгой М. Н. Губогло «Языки этнической мобилизации». М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 811 с.) // Отечественная история. – 2001. – №1

45. Соммье И. Терроризм как тотальное насилие // Международный журнал социальных наук. – 2003. – №41

46. Страда В. Глобализация и история // Новая и новейшая история. – 2002. – №6

47. Тишков В.А. Об антропологии как дисциплине в российской традиции // Этнографическое обозрение. 2005. – №4

48. Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000. – №1

49. Трепавлов В.В. Образ русских в представлениях народов России 17-18 вв. // Этнографическое обозрение. 2005. – №2

50. Хизриева Г.А. Вирдовые братства в Ингушетии // Этнографическое обозрение. 2006. – №4

51. Целищев В. Будущее Сибири: эмоции или расчеты? // Политический класс. – 2005. – №6

52. Шматко Н.А. Плюрадизация социального порядка и социальная типология // Социс. – 2001. – №9

53. Штомпка П. Понятие социальной структуры: попытка обобщения // Социс. – 2001. – №9

54. Элез А. Этнология и национализм // Свободная мысль. – 2006. – №11

55. Южанин М.А. О социокультурной адаптации в интоэтничной среде: концептуальные подходы к анализу // Социс. – 2007. – №5

56. Якубовский А.Э. Социальный тип – гипотеза и инструменты исследования социальной структуры // Социс. – 2001. – №4

57. Якунин В.И. Государственная идеология национальная идея: конституционально-ценностный подход // Государство и право. – 2007. – №5

Дополнительная

1. Абдулатипов Р. Россия на пороге ХХI века. Состояние и перспективы федеративного устройства. М., 1996.

2. Аванесов В.С. Тесты в социологическом исследовании. М., 1982

3. Андерсен Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

4. Башова Н.О. Политическая культура в современном обществе. М., 2006

5. Баюшкин А.Ю. Национальная политика. Национальные отношения М., 2007

6. Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1991

7. Бороноев А.О. Социология и социальная антропология. СПб., 1997

8. В движении добровольном и вынужденном: постсоветские миграции в Евразии / Под ред. А.Р. Вяткина. М., 1999.

9. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

10. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

11. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М,, 1991

12. Данильчук Е.В. Особенности формирования политического сознания. М., 2007

13. Дробижева Л.М., Аклаев А.Р. и др. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М., 1996.

14. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994

15. Дробижева Л.М., Аклаев А.Р. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х гг. М., 1996

16. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997

17. Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. М., 1995

18. Идентичность и конфликт в постсоветских государствах// под ред. М.Олкотт и В.А.Тишкова. М., 1997

19. Ильин И. О русской идее // Русская идея. М., 1992

20. Илларионова Т. Этническая группа. М., 1994.

21. Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996.

22. Козлов В.И. Национализм и этнический нигилизм // Свободная мысль. 1996, № 6

23. Корнеев К.Л. Национальные отношения. Их место и роль. Элиста. 1999.

24. Кцоева Г.У. Эмпирический опыт исследования этнических стереотипов // Психологический журнал. 1986. №2.

25. Куропятник А.И. Мулькультурализм: проблемы социальной стабильнгости полиэтнических обществ. СПб., 2000

26. Московичи С. От коллективных представлений к социальным // Вопросы социологии, 1992, Т.1, 1992

27. Методика и техника первичной обработки первичной социологической информации. М., 1968

28. Миграционная ситуация в странах СНГ // Под. ред. Ж.А. Зайончковской. М., 1999.

29. Михайлов С. Эмпирическое социологическое исследование. М., 1975

30. Мухарянов Н.М. Вопросы теории этнополитического анализа. Казань, 1996.

31. Нетерпимость в России: старые и новые фобии // под ред. Г.Витковской и А.Малашенко. М., 1999

32. Ноэль Э. Массовые опросы. М., 1978

33. Панарин С. Национализм в СНГ: мировоззренческие корни// Свободная мысль. 1994, № 5

34. Перин Р.Л. Психология национализма. СПб., 1999

35. Попов Д., Мильштейн И. Национальная политика и национальные отношения за рубежом. М., 2006

36. Политология. Учебник для Вузов. С.В. Решетников. Мн., 2006

37. Политология. Курс лекций. Под ред. В.А. Бобкова Мн., 2006

38. Политология. Учебник для Вузов. В.А. Мельник Мн., 2007

39. Проблемы и перспективы. Развитие федеративных отношений в России // Независимая газета 20 янв.1998.

40. Пути решения национального вопроса в современной России. М., 1999.

41. Пэнто Р, Гравитц М. Методы социальных наук. М., 1972

42. Релятивистская теория нации// под ред. А.Г.Здравомыслова. М., 1998

43. Россия: центр и регионы. М., 1999.

44. Россия – Чечня. М., 1998.

45. Русские. Этносоциологические очерки / Отв. ред. Ю.В. Арутюнян. М., 1992.

46. Русские / Отв. ред. В.А. Александров. М., 1999.

47. Сагатовский В.Н. Русская идея: Продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994

48. Селезнёв Г.К. Новейшая история России и Запада. М., 2007

49. Суринов А.Е. Социально-экономическая ситуация в 1992-2006 гг., воздействие на население России. М., 2007

50. Сикевич З.В. Разорванное сознание. СПб., 1995

51. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. М., 1996

52. Солдатова Г.У. Психология межнациональной напряженности. М., 1997

53. Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общество. М., 1991

54. Таллок Г. Новый федералист. М., 1993

55. Толстова Ю.Н. Измерение в социологии. М., 1998

56. Ханнигтон С. Столкновение цивилизаций// Полис, 1994, № 1

57. Хесли В. Возрождение национализма и дезинтеграция государства// Полис. 1996, № 6

58. Этничность. Национальные движения. Социальная практика // под ред. В.Дресслер-Холохан. СПб., 1995

59. Этнос и политика. Под ред. А.А.Празаускаса. М., 2000

60. Этническая мобилизация и межэтническая интеграция / Сост. и отв. ред. М.Н. Губогло. М., 1999.

На главную страницу